ведь вчерашних дней у меня может быть бесконечно много! Вот сижу я на космодроме Восточный и описываю базис космических настроений, а вчера я мог быть:
1. Продавцом электротоваров в славном городе Москва
2. Быть женатым или 3. Холостым.
4. Быть другом Путина или 5. Его врагом
6. Графоманить Пелевинские тексты
7. Работать литературным рабом в Межгорье
8. Или давным давно жить на Марсе да зачем-то спуститься на космодром.
И при любом, при любом раскладе – конечной точкой является этот паранормальный космодром! Да, да, как бы то ни было, но эпицентром этого непонятного клубка был именно Восточный. Как будто все независимые друг от друга жизни писателя (или наоборот, зависимые) стекались именно сюда. А далее его, Ивана, ждёт одна жизнь на все его параллельные жизни? Или потом он снова раздвоится, раз-троится, раз-четверится, и каждый Иван пойдёт своим путем, не пересекаясь более нигде и никогда, или наоборот, пересекаясь всё время и постоянно?
А пока бедный писатель был занят умозаключениями (не предполагая даже, что он и о «конечной точке» своего путешествия во времени и пространстве он заблуждается также легко, как и во всем прочем), его чайник, извиняюсь, капсульная кофеварка рассказывала своему постояльцу, что помнит ещё то мироустройство, при котором космодром не был пуст. Мало того, она пыталась доказать Ивану, что космодром априори не может быть пустым:
– Суть космодрома Восточного именно в людях! – говорила она, бурля внутренностями. – Если нет людей, то нет и космодрома. Понимаешь? Ну так устроен мир людей и мир вещей.
– Не понимаю! Космодром сегодня пока пуст, и я считаю, что это нормально, – возражал ей Безделкин. – Чего ж тут ненормального? Да и вообще, как ты можешь что-либо помнить, если ты новая? Я тебя сам лично своими руками из коробки достал и инструкцию читал.
– Но я и тогда была новая, – парировала кофеварка.
– Когда?
– Когда была с людьми.
– Как ты не понимаешь, – спорил с ней писатель. – Люди вот-вот приедут и начнут работать. Скоро приедут. И вообще, эти чертовы батареи кто-то же да топит!
– Топит, – соглашалась кофеварка.
– Ну вот.
– А я всё равно помню другое: меня достали, распаковали… много, много ходило вокруг людей. Тут всегда было шумно. Сначала рабочие бегали туда-сюда и спотыкались об меня, потом веселые повара, а вон за теми столами сидели научные сотрудники, конструкторы и эти, как их там… ко…ко…ко…
– Курицы?
– Ко…ко…конструкторы и ко…ко…
– Кошки!
– Ко-ко-космонавты.
– Ко-ко-ко, – повторил куриную говорилку печальный Водкин-Безделкин. – Ко-ро-лев. Да, да, конструктор Королев. Знаю такого. Точно! Сегодня же о нем и напишу.
– А я не знаю Ко…ко…ко…
– Королёва. Это не удивительно, – подобрел Иван, мягким взглядом рассматривая обтекаемые бока капсульной кофеварки. – Тебя намного позже изобрели.
Писатель с трепетом открыл ноутбук с острым желанием переграфоманить на свой лад историю жизни великого конструктора, но экран ещё более мягко поморгал и вернул Безделкина с небес на землю. Ноутбук заговорил совсем уж мягким голосом Путина:
– Ты, друг, на правильном пути, от животных далеко не уходи. Сегодня тебя ждет удивительная, необычайная глава о тараканах в космосе!
А далее шёл машинописный текст:
«ТАРАКАН НАДЕЖДА. В сентябре 2007 года на российском космическом аппарате «Фотон М-3» в космос отправилась тараканиха Надежда. Она не первое насекомым на орбите, но все-таки сумела отличиться в истории покорения космоса. Надежда стала первым животным с Земли, давшим потомство, зачатое в космосе: уже после приземления у Надежды родились 33 детеныша. Надежда и прочие насекомые путешествовали внутри герметичного контейнера, за ними наблюдали с помощью видеокамер. Впоследствии зачатые в невесомости тараканы развивались нормально, главной их особенностью был слишком рано потемневший хитиновый покров……………»
После долгого и глубокого жизнеописания тараканов в космосе, к писателю-домоседу вернулось страстное желание выйти на улицу и обследовать грандиозные постройки космодрома Восточный. И почему он не сделал этого раньше? Он и сам не понимал. Наверное, боялся. В принципе, может, оно и так. Если посмотреть на громадьё Восточного с высоты птичьего полета и представить там самого себя, в одиночестве расхаживающего по сверхъестественным конструкциям: маленького, тщедушного, зябкого… И ведь каждая башня, каждый радар, каждая принимающая сигналы из далекого космоса тарелка поворачивает свою железную голову и разговаривает с вами, разговаривает, разговаривает. Вот таких разговоров с нечеловеческими существами и опасался Безделкин.
Водкину, как и любому сорокалетнему мальчишке, стало неловко и даже стыдно сидеть на зоне (огромной территории) в бараке (общежитии), всего бояться и делать вид, что ему некогда даже прогуляться на свежем воздухе, проветрить голову и прочие части тела. И он решился:
– Надо идти!
Деваться некуда, пришлось одеваться, обуваться и выползать для начала в прихожую. А там он наткнулся на… одиноко висящий свой сморщенный синий космический комбинезон, который очень желал снова отправиться в лес на «зимнее выживание», ну или улететь далеко-далеко в Космос к Вите Олегичу Пелевину в качестве подарка.
– Пип-пип-пип-пип… – принимал комбинезон сигналы откуда-то оттуда.
Иван прислушался:
– Да, да, очевидно он хочет в Космос.
Сигналы всё нарастали уже знакомым Ивану радио-писком, и осужденный на долгое одиночное пребывание усомнился в волшебных свойствах космо-одежды, он ощупал её и наткнулся руками на что-то твёрдое, большое, прямоугольное, с антенной.
– Блин, да это же рация Розгина! – воскликнул писатель и нажал на кнопку приема сигнала.
– Хр…хр…ш…ш… – зашуршала рация и подумав немного, заговорила голосом Димона Олегича. – Хотелкин, Хотелкин, это ты?
Иван обреченно вздохнул:
– Да, Димон Олегич, Безделкин у аппарата.
Рация забулькала самодовольным смехом Розгина:
– Ну как ты там, сынок, дописал книгу? А то тобой уже САМ интересуется, спрашивает: «Когда будет готова наша пропагандистская машина?» Гы-гы-гы, это он про твою книжонку, представляешь? Пропагандистская машина. Вот придумал юморист!
– Кто, кто интересуется? – не понял Водкин.
– Как кто, САМ – Владимир Владимирович Путин.
– А-а этот! – писательское воображение отпустило Водкина. – Скажите ему, что осталась написать одну четверть.
– Плохо, сынок, плохо! Не затягивай там, а то сам знаешь, что у нас творится.
У Водкина-Безделкина засосало под ложечкой, и он осторожно спросил:
– А что у вас там творится?
– Гы-гы-гы, америкосы новый марсоход запускают «Марс-2020», и знаешь, как они его назвали? «Настойчивость»! А нам гы-гы-гы в ответ и предоставить нечего. Так что ты давай, поспешай, гы-гы-гы!
У Ивана ум зашёл за разум:
– Но как какая-то книга может сравниться с целым марсоходом?
– Вот те на! – усмехнулся Розгов, шипя и хрюкая. – Ты всерьез не понимаешь, что пропаганда – это наше всё! Бить врага мечом и оралом. Оралом – запомни, сынок. Оралом, когда мечом нельзя или неполиткорректно. Усек?
– Усек. А что
