Больше я никого с собой не взял. Не надо никому знать, что часть обоза до деревни не доедет, завернув на полпути в лес по заветной тропке, и разгружаться будет у самого края Чертовой Бучи, в месте, где никто не живет и нет никакого человеческого жилья.
– Дале они и сами перетаскают, там и версты не будет,– пояснила Марья.
Оставалось дождаться прибытия торгового поезда, который, как на грех, почему-то запаздывал. Припасов было в достатке, погода стояла самая та – морозно, но без перебора, поэтому поначалу я не беспокоился, благо что ночевка в санях была далеко не первая, так что дело привычное.
Однако когда обоз не появился и к вечеру следующего дня, на душе стало тревожно – уж не опоздали ли мы? Может, ребятки давно проехали или, наоборот, не доехали, а теперь плутают? Вообще-то дорога до деревни была проста, и как добираться – старший артели, подрядившейся на перевозку зерна, понял сразу.
«Ясно же сказал: вместе со всеми до Невеля, дальше первый лесок, проезжаешь его и сразу сворачиваешь налево, а там двадцать верст и все, не промахнешься»,– недоумевал я.
Получалось, что-то их задержало. И как тут быть? После недолгих раздумий принял решение ехать ему навстречу. Не встретится до самого Невеля – выяснить, проходил ли там мой обоз, после чего... по обстановке.
Но все получилось, как обычно и бывает в жизни, когда предполагаешь одно-другое-третье, но хитрюга-судьба вкупе с загадочным красавчиком Авось непременно сотворят четвертый вариант, который тобой не предусмотрен.
Так случилось и теперь...
Непредвиденное началось уже на пути в Невель. В двух верстах от приметного оврага, близ которого народ под моим руководством недавно рубил деревья, на дорогу вышел оборванный угрюмый мужик.
Ждать чего-либо хорошего от такой встречи не приходилось, и потому я тут же передал вожжи Марье, велев, чтоб гнала без остановки, а сам извлек из-под сена пищаль. Потом, подумав, отложил ее – все равно запалить фитиль на ходу не получится, не навострился еще, и потянулся за кнутом.
В левой руке я крепко сжимал рукоять сабли – это для ближнего боя, когда появятся остальные, а в том, что они непременно вынырнут в нужный момент, я не сомневался.
Однако мужик, скорее всего, переоценил свои возможности, решив, что в одиночку сумеет остановить едущих, тем более ездок в санях один, а баба вовсе не в счет.
Но он напрасно списал Марью раньше времени.
Не доезжая до мужика метров двадцать, та лихо ожгла лошаденку, которую я позаимствовал у Ваньши, а потом, хрипло и страшно выкрикнув что-то непонятное, еще раз прошлась по животному вожжами. Та всхрапнула и резко ускорила ход, причем пошла настолько резво, что опешивший мужик, заорав что-то невнятное, лишь успел в последний момент неловко отшатнуться и плюхнуться в придорожный сугроб – не понадобился даже кнут.
Однако дорога для таких скоростей предназначена не была, а потому на первом же крутом повороте сани занесло, приподняло и перевернуло. Мы с травницей, как по команде, вылетели в сугроб. Хорошо еще не накрыло санями, так что отделались легким испугом и набившимся за пазуху снегом.
Но неприятности на этом не закончились. Скорее уж они только начинались.
Дело в том, что лошадь тоже не удержалась на ногах. Когда я, весь облепленный снегом, вернулся к саням, животина, побившая все собственные рекорды скорости, жалобно ржала, не в силах подняться на ноги. При этом она взбрыкивала лишь тремя ногами – четвертая почему-то беспомощно покоилась на снегу.
– Сломала,– поставила безошибочный диагноз Марья и огляделась, прикидывая.– Не боле двух верст отмахали, да и то царских[27]. Ежели погоню учинят, да на лошадях – вмиг догонят. Уходить надобно, и спешно.
– Уходить? – не понял я.– А как же?..– И перевел растерянный взгляд на лошадь.
– Сама она не пойдет, на горбу ее тоже не дотащить, а так оставлять, чтоб мучилась, не дело, опять жа, волки все одно загрызут. К тому ж ржанием своим непременно нас выдаст, ежели погоня. Выходит...– Марья, не договорив, перевела взгляд на выпавшую из саней пищаль.– Я ее пока угомоню, а то вон как головой мотает, а ты...– Она снова не договорила и, не давая мне опомниться, подобрав узел с остатками припасов, двинулась к лошади.
Деваться было некуда. Тот прежний Федор, наверное, так и не сумел бы выстрелить, фальшиво успокаивая себя тем, что если лошадь сейчас предоставить самой себе, то она непременно выздоровеет, подумаешь, нога. Через недельку, от силы две, пусть месяц, но заживет. Вдруг повезет с волками. И об остальном чего-нибудь наплел, пускай столь же сопливое и несуразное, но когда хочется верить, то соглашаешься с любой нелепостью.
Нынешний я тоже насмелился не сразу – были и колебания, и душевные терзания, и дрожь в руках, но все равно выстрелил, угодив точно в ухо, как и показывала Марья.
– Что, не по себе было, когда в животину стрелял? – осведомилась она и, не дождавшись ответа, кивнула.– Ведаю, каково оно, когда впервой-то. Я ее, конечно, и без тебя упокоила – ведомо мне словцо нужное, да...
– Так чего ж ты тогда меня-то сунула?! – вытаращил я глаза.
– А того! – отрезала Марья.– Приучаться надо. Батюшке твоему проще было – он с ворогов начал, а их что с пищали валить, что саблей куда легче, чем так вот, животину бессловесну.
– Так уж и легче? – усомнился я.
– Ежели бы мужик кинулся, мыслю, руки бы у тебя не тряслись,– уверенно произнесла Марья.
«А ведь и правда,– задумался я,– действительно бы не тряслись. Наоборот, досадовал бы, если б промахнулся. Чудно».
– А ничего чудного нет,– словно прочитав мои мысли, равнодушно пояснила травница.– Конь тебе вреда не чинил, что велишь, то и делал, вот к тебе в душу богиня Желя[28] и вкралась. Ты ж человек, а не зверь. А в ентого, кой на дороге, иное. Тут уж кто кого, и рассусоливать некогда.
– Ну да,– согласился я,– вначале стреляй, а потом думай, и проживешь долго-долго.
– Мудро сказано,– похвалила Марья.– Оно, конечно, не для кажного случая такое, но подчас...– И, не договорив, застыла, напряженно вслушиваясь.
– Ты чего? – поинтересовался я.
– Того,– огрызнулась Марья.– Услыхали они, яко лошадь ржала. Сюда поспешают. Чего делать-то теперь будем, ась? Лес токмо через пяток верст закончится, не ране, так что не успеть нам. Хотя ноги у тя резвые, ежели без меня – добежишь.
– Перебьешься,– буркнул я и скинул с плеча мешок, разыскивая в нем трут и кресало.
– С меня, старой, все одно взять неча...– продолжила было она уговоры, но, видя, что я даже не собираюсь ее слушать, умолкла, раскрыв рот лишь после того, как ей стали понятны мои намерения.– Ежели им все отдать – могут живыми отпустить, а прольешь кровь, быть худу,– предупредила травница.– Тогда они враз озлобятся, и уж голов нам точно не сносить.
