– И то верно, подруга, коли отец отпустит, то не иначе как знак божий. Тогда и посмотрим.
Две подруги шли по осеннему поморскому лесу, в вершинах которого шумел ветер, сбрасывая на дорогу капельки воды. Все в руках Господа. Но как хочется верить в лучшее…
Неделя ударной работы довела – опять начал клевать носом за столом над миской. Видимо, рецидив моего трудоголизма довел Надежду до откровенных предложений. Она уселась напротив меня, сложив ручки на столешнице, как школьница.
– Мастер, позволь мне подругу мою дальнюю помощницей себе взять.
– Бери, конечно, только зачем тебе помощница вдруг понадобилась?
– Вдовой она осталась, да без детей, да без крыши над головой. И замуж теперь не возьмут, так как детей иметь не может. А была она раньше веселушкой да заводилой. Ни одни посиделки со льном без песен ее не обходились.
– Надежда, я ее тоже замуж взять не могу, к чему этот разговор?
– Вы, мастер, ужо не первый месяц один живете, я же вижу, как вы на меня поглядываете. Коль сладится у вас с Таей, то греха в том не будет, коли царь-батюшка вам жениться запретил. Я с отцом Агафоном о том говорила, он тож говорит, нет греха, коль государев человек царску волю сполняет. Только вот обиду он на вас держит, что молебны пропускаете, как бы архиепископу Афанасию не пожаловался. Архиепископ очень строг.
– Что же ты за подругу свою решаешь? Да и странно, что ты вдруг о том заговорила. А архиепископ обо мне все знает, мы с ним о вере не раз говорили, хотя с отцом Агафоном поговорю обязательно, спасибо, что рассказала.
В принципе тема меня заинтересовала. Женщину уже откровенно хотелось, и про взгляды Надежда правду говорит, бывало, заглядывался на нее с эротическими мыслями.
– О том речь сей час завела, потому как вернулась она обратно в деревню, к дому отеческому, но не принимают ее, терпят только как родную кровь, а сердцем не принимают. И говорила я с ней, о тебе, мастер, по всей слободе да деревне только хорошее слово разносят. Уважают тебя уже не только как человека государева, но и как мастера великого, на задумки хитрые способного и праздно не сидящего. И про царский зарок, на тебя положенный, уже все знают. Никто на Таю даже взгляда косого не бросит, коль сладится все у вас.
– А дальше-то как будет, Надежда? Мне тут срок в несколько лет отмерян, а далее ждут меня морские баталии и строительство новых верфей да заводов в других землях. Не вернуться мне сюда, быть может, никогда, а быть может, и сгину, силу флота шведского да английского на море перемалывая. Только об этом молчок!
– От оно как! – Надежда прижала руки к щекам. – Вы же точно сгинете супротив силищи такой. Как же царь-батюшка такого умельца на убой-то отправляет?!
– Надежда, успокойся. – Протянул руку через стол и положил на сгиб ее локтя. – Ты же видишь, не просто так мы тут сидим. Сначала самый быстрый корабль справим, потом еще более странные корабли выстроим и оружие на них поставим не чета английскому. Не на убой мы пойдем. На битвы тяжелые – это да, но победить в них мы способны будем, на то очень надеюсь. И государю про эти резоны сказывал. А вот ты должна мне обещать, что никому ни слова, ни полслова из беседы нашей не поведаешь. А то разбегутся твои слова по свету, найдут уши иноземные, и встретят нас тогда в море силы, с которыми действительно будет уже не справиться.
– Да, мастер, обещаю. Прости меня за незнание. Пойду я до деревни, а то как-то сердце твоя печаль захолонула.
Она встала, накинула платок и вышла в сени, так что доедал в одиночестве. А после поднялся к себе поработать над деталировками ткацкого станка. Появилась у меня мысль самому паруса выделать. Не лично, конечно, но в своем цеху.
Только вот кроме ткацких станков нужен целый комплекс, а мне даже технологии выделывания льна неизвестна. И швейная машинка бы не помешала, но как работает швейная машинка, для меня тайна. Хоть и шил на ней не раз, и шпульку нитками набивал, и иголки менял – да хоть убейте, не представляю, как там внутри нитки с двух катушек умудряются переплетаться. И спросить не у кого. Лишний раз корю себя за недостаточную любознательность в свое время.
Утром, зайдя на верфь и убедившись, что обшивка корпуса идет без затыков, пошел к столярам с кипами чертежей. Тут, кстати, надо сделать одно отступление про чертежи. Пересчитывать чертежи из метрической системы в дюймовую мне было слишком уж тягостно, да и дюймы у разных мастеров оказались разные. Вот мною узурпаторским методом и была введена на верфи метрическая система как основная. Мол, за стенами слободы меряйте, чем хотите, а тут только метрами, сантиметрами, граммами, литрами, градусами и прочим.
Но просто объявить было мало, и плотники лихорадочно наделывали длинных и коротких линеек, выжигая на них риски и цифры. Для образца использовали рулетку из моего ремнабора. Да простят меня потомки за возможную неточность системы, рулетка-то у меня была старая. Сделали даже железный эталон, трех метров длины, сколько было в рулетке. И все риски в эталоне очень тщательно пропилили. Позднее по эталону начали размечать клише, после чего разметка линеек стала массовой, и теперь каждый рабочий слободы имел метровую линейку.
С весами поступили так же. Только образца у меня не было, так что за килограмм приняли литр, точнее кубический дециметр дистиллированной воды. Промучившись некоторое время с водой, сделал гирьки на все случаи жизни и тоже утвердил их образцами.
Транспортир у меня был, так что проблем с градусами не возникло. И та же схема – образец, клише, массовое производство. Литры в работе использовались реже, тут спешки в образцах не было. Теперь, к своему удовольствию, все чаще слышал знакомые слова – метры, сантиметры и градусы – не только на работе, но и вне ее. Килограммы приживались медленнее, ну да куда они из-под прогресса денутся.
Разъяснив столярам, чего я от них хочу, пошел в латунный цех. Проволоку мы пока могли протягивать только латунную, на железо мощностей и станков недоставало. Но проволока для новых придумок мне была нужна тоньше, чем протягивали для гвоздей. Так что надо было заказывать кузнецам новую фильеру.
Как обычно одно потянуло другое, то в свою очередь – третье… И конца работ видно не было, хотя уже стало понятно, что ткацкий станок дожму. И вообще пора заняться швейной машинкой, без которой паруса будем слишком долго мастерить.
Подойдя к дому, окликнул Кузьму, занятого во дворе по хозяйству:
– Кузьма, дойди до Бажениных, пригласи ко мне Федора, а коль он не сможет, спроси, когда мне подойти. – Кузьма кивнул и отправился.
