Откуда на полицейском УАЗике немецкий МГ-40?
— Эхо войны, Владимир Владимирович! – Максим лихо крутил баранку навстречу лучам солнца.
Какой войны? Фашисты Волгу не переходили, что он несет?
Максим совсем не жмурится, солнце играет на зубищах. Чему радуется, тюленья голова? Позади армия зомби, а до лагеря как до луны. Какое агрессивно–красивое оружие. Удобный приклад, рукоятка, спусковой крючок отполированый. Лучший пулемет Второй Мировой. Да и Третьей, пожалуй. В прицеле первый ряд разношерстных товарищей. Треск замедляется, отдача становится ощутимей, но все равно мягкая. Поворот стволом на маленький градус, передние ряды зомби разлетаются кровавыми ошметками. Только один в ослепительно белом халате бежит вперед. Пули ныряют в тело, не оставляя следов. Верзила догоняет УАЗик. Латунов, ты что — зомби?
— Нет еще. Вставай, Путилин, хватит кайфовать, пошли дальше лечиться будем.
Обостренные чувства отмечают сладкий запах поровых газов, свежий халат, бурые капли на ботинках. Ответственный за самосохранение участок мозга захрипел: «БИНТЫ!» Какие бинты? Точно! Повязка!
— Где туалет здесь?
Ладонь прижала забинтованную рану, контур шприцов прояснил сознание.
— Пошли, провожу.
В палате полумрак. Комната длинная, у стен кровати парами, между ними тумбочки, у подножья табуретки с одеждой. На дальней стене прикручена панель телевизора. Слева и справа от двери столы с тарелками, кружками, чайником.
— Физкультпривет, господа!
Черт его знает, как надо здороваться при входе в хату нестабильных зомби.
— Здоровей видали. Заходи, чего стоишь, все свои. – Путилину протянул руку шкаф два на полтора метра.
— Я – командир взвода Павел Шанкин. Давай, представься.
— Капитан полиции Путилин Владимир Владимирович.
— Яйца уже седые, а все капитан. Что так? – С кровати в середине правого ряда проскрежетал голос. В кровати едва вмещался мужик лет сорока. Приподнялся на локтях, на мосластых плечах плита нижней челюсти, нос набок, колючие глаза, червячок лба.
— Потому что народу служил, а не начальничкам.
— Ну, давай подваливай тогда. Здесь у нас званий нет. Все одинаковыми на тот свет уйдем. Бербенцев моя фамилия, слыхал, может?
— Давай, располагайся, — Шанкин попытался сохранить позицию лидера, — скоро лекарства принесут.
— А что, известная фамилия? – Спросил Владимир Владимирович, присаживаясь напротив Бербенцева, аккуратно снимая тапки.
— Кому надо знают. Слушай, у тебя ничего нет?
— В смысле?
— Да, ладно, не загоняйся. Как там Виктор Андреевич поживает? – Бербенцев имел в виду Трахова.
— Отлично поживает, бухает по–прежнему. – Путилин имел в виду Мокшанова. – А ты его откуда знаешь?
— Да так, встречались. Слушай, — перевел тему Бербенцев, — тебя где зацепило? Китайцы?
— Нет. Жуманиязов.
— Один хер – пиздоглазые! Ебашить их надо!
— Уже. В смысле Жуманияза. Татары помогли.
— Ну, это нормально, если выживать, то вместе.
Бербенцев откинулся на подушку, гримаса исказила и без того не самое привлекательное лицо, добавил:
— Хотя нас это уже не касается. Ладно, ложись. Тебя не ломает еще?
— Нет, хороший наркоз.
— Да, хороший. Побольше бы, парней вон уже козявит.
Солдаты лежали на кроватях с напряженными лицами, губы сжаты, на лбу у некоторых бисер пота.
Дважды крутанулся ключ в замке. Головы будущих суперсолдат по черепашьи потянулись на звук.
— Так, бойцы, замерзли! – Латунов с чемоданом в руке зашел с видом академика Павлова в вольер к питомцам.
Головы втянулись, организмы замерли. Латунов поставил чемодан на стол, позвал командиров отделений:
— Шанкин, Бербенцев, Гибадуллин, ко мне!
На стол из чемодана Латунов выложил шприцы с зачехленными иголками, разложил в три ряда.
Напротив Путилина скрипнула кровать, Бербенцев с готовностью метнулся к столу.
— Всем спокойной ночи. – Латунов хлопнул крышкой, резко добавил:
— Растаяли!
Палата стала походить на муравейник, но с кроватей никто не вставал. Бойцы сидя ждали, когда вручат вожделенное лекарство.
Что еще за «море волнуется раз?» успеть бы антидот принять, овощем немного узнаешь.
— Давай, Владимир, пора отдыхать, завтра трудный день. – Бербенцев сел на кровать, положил на тумбочку шприцы. Достал жгут, отработанными движениями затянул бицепс, закатал рукав. Предплечье посинело, на венах отчетливые дороги от инъекций. Наркоман подмигнул, зубами снял колпачок с иглы. Одно движение – иголка в вене. Бербенцев медленно, чтобы не вспенить раствор, вводил героин, к концу движения поршня блаженная улыбка на лице, глаза осоловели.
— Сам не можешь пока? Давай помогу. – Бербенцев медленными, но уверенными движениями взял второй шприц, наклонился к Путилину.
— Закатай рукав, боец великой армии.
Путилин прилег на спину, вскоре уже знакомые искры заиграли по ногам. Надо сосредоточиться, нельзя превращаться в наркомана.
— Бербенец, слышь, где туалет здесь?
— За дверью, перед выходом в коридор, там одна открытая дверь, не ошибешься. Проводить, а то закемаришь над очком?
— Не надо, я быстро.
Путилин вернулся через три минуты, антидот начинал действовать. Внедренный боец изображал вмазанного наркошу: ссутулился, подбородок на грудь, веки упали.
В сумраке дежурного освещения Путилин рухнул на кровать, перевернулся на спину. Рана не болит, чувства приходят в норму, надо присмотреться, прислушаться. Только бы не заснуть под мерное шевеление наркоманов.
Новый звук заставил приоткрыть веки. В палату проник свет из коридора. Бербенцев привстал на кровати. К нему идет здоровяк в халате. Латунов.
Большого удивления Путилин не испытал, продолжал смотреть через приоткрытые веки.
— Как дела продвигаются? Познакомился уже? – Латунов присел рядом с Бербенцевым.
— Шприц его не ополовинил?
— Не морочь мозги, Вася. Принес? Это ему сейчас даже половины хватит, а мне и двух ваших столовых доз мало. Давай, не тяни. – В голосе Бербенцева нетерпение юноши–любовника.
— На, держи. – Василий сел по правую руку наркомана. — С этой бедой – беда!
— В смысле? – Бербенцев потянулся за жгутом.
— Кончилась, вот в каком смысле. И чем всех вмазывают, тоже заканчивается.
— А Пузырь чего? Не собирается помогать? Без этой херни я парней на свою сторону не перетяну.
— Не знаю. Обещал прислать и не приехал никто. Завтра, как выберусь, найду его упырей.
Раздался вздох облегчения:
— Вот это отрава. Слышал, весь взвод в расход пустили? Не проще их к цыганам заслать было, опять же в боевых условиях проверка.
— К ним подойти нельзя было, не то что из больницы вывести. Что мне приказали, то я и сделал.
