изморозь.
— Тшш! Больше никаких вопросов. Закончи начатую жатву, и я расскажу. И о Павших, и о Талантах, и о том, что я для тебя приготовила. А теперь возвращайся, тебя ждут.
* * *
— Константин Платонович!
Киж потряс меня за плечо, и я очнулся от морока. На губах таяли последние иголочки инея, а перед глазами стояли серые сумерки раннего утра.
— Константин Платонович, погоня!
Я обернулся и привстал на козлах. Ёшки-матрёшки, точно погоня! Где-то в полуверсте позади за нами неслась группа всадников, на скаку снимая с ремней «огнебои» и собираясь стрелять.
— Сейчас разберёмся.
Залезать на крышу несущегося на полной скорости дормеза — настоящее самоубийство. Случайная кочка, попавшая под колесо, — и отправишься полетать в придорожную канаву, переломав кости или свернув шею. Так что сначала пришлось вытащить small wand и нарисовать на плоской крыше деланную связку «Липкая паутина». Отличное средство, если надо удержаться на скользкой или неустойчивой поверхности.
Сапоги будто обхватила невидимая трясина, не давая оторвать подошву от крыши. Теперь сделать три шага вперёд, опуститься на одно колено для устойчивости и достать Нервного принца. Ну-с, милостивый государь, вы по-прежнему не желаете работать с Анубисом?
Жезл, подтверждая прозвище, сердито завибрировал, не собираясь подчиняться Таланту. Мерзкий характер прошлого владельца так глубоко впечатался в структуры middle wand’а, что работать с ним было даже опасно. Но я рассчитывал провернуть небольшой фокус и обратить недостаток себе на пользу.
Преследователи увидели мою фигуру и открыли беспорядочный огонь. Поставив щит, я поднял Нервного принца двумя руками, пробудил Анубиса и послал эфир в жезл напрямую. Как и ожидалось, тот заартачился, отказываясь принимать силу от Таланта. Навершие жезла окуталось язычками горящего эфира, а в нос ударил запах «перегара». Ага, дружок, этого-то мне и надо!
Я усилил нажим, посылая в жезл всё больше и больше силы, пока middle wand не перегрузился и полыхнул струёй магического пламени. Да! Ещё! Анубис понял мою задумку и выдал полную мощность.
Столп яростного огня длиной в три сотни шагов ударил из жезла. Гудящая струя адского гейзера рванулась к преследователям и превратила дорогу в преисподнюю. Всадники вспыхнули, мгновенно истаивая, как льдинки на июльском солнце, и рассыпались прахом. Только стальные лошади ещё продолжали бешеную скачку, плавясь в нестерпимом сиянии и роняя на землю струи расплавленного металла.
Оборвав поток эфира, я зажмурился. Глаза, ослеплённые огненным штормом, даже под закрытыми веками продолжали видеть распахнутый ад и пылающие тени. Ничего себе я зажёг! Отличный приём, только жезл слишком уж раскаляется и обжигает ладони. Но ради такого мощного удара можно и потерпеть.
— Константин Платонович! — Голос Кижа вырвал меня из транса. — С вами всё в порядке?
Я открыл глаза, обернулся и показал мертвецу кулак с оттопыренным большим пальцем.
— Вам помочь?
Если честно, резкое опустошение резерва оказалось крайне утомительным. Подняться и вернуться на козлы, преодолевая сопротивление «Липкой паутины», далось с большим трудом. В конце пути спина была мокрая от пота и рубашка неприятно липла к телу.
— Ну вы дали! — Киж, видя моё состояние, вытащил свою драгоценную фляжку и сунул мне в руку. — Константин Платонович, отлично запалили! Даже лучше, чем на стрельбище. Новое заклинание?
Сделав хороший глоток из фляги, я кивнул.
— Новое, ага.
Мертвец забрал свою «прелесть» и тоже приложился к горлышку.
— Никогда не видел такого пламени, да ещё с такой дистанции. Даже лошадей расплавило!
Он всё продолжал восхищаться уничтожением погони, а я сидел и молча смотрел на дорогу в серых утренних сумерках. Внутри разливалось тепло от выпитого, напряжение отпускало, а в резерв потёк свежий эфир, возмещая потраченное. Хорошо-то как!
— О, и эти здесь!
Киж вытянул руку, указывая вперёд. Навстречу катился открытый экипаж, в котором стоял Григорий Орлов и размахивал руками. Рядом сидел Барятинский с активированным Талантом и «огнебоем» в руках.
— Ермолайка, останови.
Экипаж тоже остановился, Орлов выпрыгнул на землю и бегом кинулся к дормезу. Пришлось и мне спускаться, чтобы не орать ему сверху.
— Всё в порядке? Она здесь? — Орлов был возбуждён и крайне обеспокоен.
— Здесь, успокойся.
Дверь дормеза распахнулась, и оттуда выпорхнула Екатерина.
— Гриша!
Пришлось тактично отвернуться, чтобы соблюсти приличия. Хотя им было наплевать, смотрит ли кто-то на их нежности. Но слишком долго миловаться я этой сладкой парочке не дал.
— Екатерина Алексеевна, надо ехать, у нас мало времени. Гриша, садись в дормез, а я поеду с Барятинским. Дмитрий Иванович, забери у Григория Григорьевича ружьё, тебе оно сейчас больше пригодится.
Князь Барятинский явно нервничал, и только мы тронулись, как он зашептал мне:
— Константин Платонович, в гвардии смута. Часть офицеров не удалось убедить, и они отказались поддержать Екатерину Алексеевну. Боюсь, может дойти до стрельбы.
— Рассказывайте, что у вас там произошло, Фёдор Сергеевич.
Барятинский поморщился.
— Вначале всё пошло гладко. Приехал Григорий и объявил, что срочно начинаем действовать. Мы подняли верных офицеров и послали за теми, кто был в городе. Переоделись в старые елизаветинские мундиры и стали поднимать солдат.
— Фёдор Сергеевич, простите, что перебиваю, не понял насчёт мундиров. Зачем вы переодевались?
Барятинский посмотрел с возмущением.
— Вы что, не знаете⁈ Пётр всей гвардии заменил мундиры на прусские! Такой позор, будто это мы Фридриху проиграли. Старые приказано было сжечь, но мы специально их спрятали на такой случай и солдат подговорили.
Ох уж эти военные! У них, оказывается, из-за формы одежды на Петра обида. Такая мелочь вроде бы, а довела до переворота. Практически гвоздь, пропавший из кузницы. Но князю отпускать подобные измышления я не стал: он человек толковый, но служака и к таким вещам относится трепетно.
— Благодарю за пояснения, Фёдор Сергеевич, теперь понятно. Меня не было в столице, и про смену мундиров не слышал.
Барятинский удовлетворённо кивнул и продолжил:
— Пока мы призывали солдат защитить императрицу, появились несколько офицеров, не участвовавших в подготовке. Один из них начал кричать, что мы предатели, и приказал всех арестовать.
— Кто именно?
— Иван Черкасов.
Ух ты, старый знакомый! Помню, как же — друг покойного Девиера, но человек честный.
— А сам он, — Барятинский скривился, — взял коня и умчался, крикнув, что должен предупредить императора.
— Надо было его пристрелить.
— Нет, Константин Платонович, там и так ситуация была на грани взрыва. Мы чуть с остальными драться не начали, когда
