— Темная страсть соединила нас, — сообщил я замогильным голосом, — и она же развела нас по обе стороны зияющей пропасти, имя которой… О-о, это имя!..
— Не паясничайте! — Юлия оттолкнула руку, которую я необдуманно попытался ей предложить, и топнула ногой: — Вы невозможны, гражданин Люсон! Вы настоящий «аристо»!
— Увы, мадемуазель де Тома, — вздохнул я. Ответом был огненный взгляд, который едва не испепелил меня на месте. Девушка нетерпеливо повернулась:
— Здесь где-то стоянка фиакров… И не вздумайте меня провожать, из-за вас у меня пропал весь вечер! Если вы еще раз придете ко мне на работу, то мигом вылетите за дверь.
Я молча поклонился.
— Да! Я вас непременно выставлю, потому, что вы… Потому, что вы… В общем, спасибо, Франсуа Ксавье! Я удивленно поднял глаза. Она улыбалась.
— И не забудьте зайти в больницу академии! Я покажу вас кое-кому из специалистов. Не ухмыляйтесь когда вы ухмыляетесь, у вас совершенно невозможный вид.
Я и не думал ухмыляться, но спорить, конечно, не стал. «В общем, спасибо…» Признаться, я не рассчитывал и на это…
Давно мне ведом терпкий вкус греха,
И пропасть черную уж зрю издалека.
Черны грехи мои, но злато облаченья
Меня слепит и гонит прочь сомненья…
Кардинал Лотарингский был поистине отвратителен — не столько из-за упомянутых грехов, сколько благодаря многословию, которым обильно наделил его драматург-патриот гражданин Шенье. Монолог, в котором перечислялись злодейства уже осуществленные и еще более — задуманные, длился целых три страницы. Дальше читать не стоило. Я отложил книжку и задумался.
Книжек было две. Первая издана в октябре 1789-го, вторая вышла в свет на год позже. В обеих была помещена знаменитая пьеса. Как удалось выяснить в книжной лавке, куда я зашел еще вчера, больше опус Мари Шенье не издавался. Итак, можно было попытаться.
Правда, то, что книжек оказалось две, смущало. В обеих имелись предисловия. Я бегло ознакомился с первым, подписанным «Патриот Красной Эскадры». В нем обличались происки граждан Нодэ и Дазенкура, мешавших постановке революционной пьесы по смехотворным, с точки зрения «Патриота», причинам — из-за ее «якобы» низкого художественного уровня. Как объяснял «красноэскадровец», художественный уровень творения Шенье вообще не имеет особого значения. Сие утверждение подкреплялось фразой самого Камилла Демулена о том, что «Карл IX» двинул «наше дело» больше, чем штурм Бастилии. Итак, «дело» торжествовало, а граждане Нодэ и Дазенкур теперь обживали тюрьму Маделонет.
Второе предисловие написал лично гражданин Мари Жозеф Шенье. Ознакомившись с ним, я узнал, что «в прошлые времена» народ являлся рабом «деспотизма» и несчастные поэты были вынуждены заниматься «лестью и курением фимиама». Зато теперь… Зато теперь автор-патриот, по собственному признанию, «задумал и написал трагедию, которую только Революция могла осуществить постановкой на сцене». Гражданин Шенье скромничал. Чтобы поставить пьесу, понадобилось посадить почти всю труппу Королевского театра!
Я развернул листок пергаментной бумаги. Цифры… Тот, кем я был раньше, скорее всего воспользовался одним из этих изданий. Вероятнее всего, первым. Впрочем, монолог кардинала Лотарингского не претерпел особых изменений. Итак, если 3 — это «в»…
Через десять минут я вытер вспотевший лоб и разорвал в клочья лист ни в чем не повинной бумаги. Ничего не получалось! Буквы толпились бессмысленным немым строем. Нет, монолог главного советника Карла IX явно не подходил. Тогда что?
Я попытался представить себя на месте того, кем был раньше. Зачем вообще записывать эти несколько строчек? Ничего не стоило выучить их наизусть. Едва ли я, прежний, мог предвидеть, что стану призраком — без памяти, без имени. Значит, я писал не для себя. Предположим, в Париже я мог рассчитывать на чью-то помощь. В таком случае я мог бы передать кому-то этот листок хотя бы для того, чтобы мне организовали встречу. Тот, для кого он предназначался, знает шифр. Скорее всего такие же книги стоят у него в шкафу. Этим шифром может быть написана не только сия бумага, значит, тому, неизвестному, придется думать, как сохранить тайну. А это нелегко. Допустим, обыск. Агенты гражданина Вадье переворачивают все вверх дном, находят шифрованные записи. Дальнейшее понятно — они попытаются искать ключ во всех найденных книгах. Работа долгая, но агентов у гражданина Вадье хватает. Очередь доходит до опуса гражданина Шенье. Агент, уже усталый и раздраженный, открывает начало пьесы, пытается подставить цифры… И отбрасывает книжку в сторону! Впрочем, если он — человек дотошный, он берется за предисловие…
Оба предисловия — и «Патриота», и самого гражданина Шенье — ничего не дали. Я невольно хмыкнул. Теперь даже самый старательный агент отложит книгу в сторону, чтобы взяться за другую. А между тем…
Я взял первую из книжек и взглянул на обложку. Виньетки, гирлянды, крылатые гении, отчего-то с мечами… А вот и текст! Итак: «Свобода. Равенство. Братство. Мари Жозеф Шенье. Карл IX, или Варфоломеевская ночь. Трагедия в пяти актах и девяти явлениях, поставленная на сцене Королевского театра…»
Перо вновь забегало по бумаге, но на этот раз буквы стали складываться в нечто хорошо знакомое: «Поль Молье, Си…»
Я перевел дыхание, заставив себя успокоиться. Радоваться рано. Еще рано! Возможно, радоваться вообще не придется…
«Поль Молье. «Синий циферблат». Площадь Роз».
Я закурил, ощутив нежданную горечь во рту и невесело усмехнулся. Да, «Синий циферблат». Запись шла первой, значит, была самой важной. Увы, эта дорога закрыта навсегда…
Вторая строчка была короткой и тоже заставила усмехнуться:
«Де Батц. «Фарфоровая голубка».
Сегодня утром я вновь навестил знаменитое кафе и честно просидел там с полчаса, ловя на себе любопытные взгляды. Похоже, мой первый визит не был забыт. Но мерзавец де Батц ничем мне не поможет. Бог ему судья…
Третья строчка. Теперь я спешил, надеясь, что эта дорога мною еще не испробована. Но прочитанное не обрадовало, скорее удивило: «Пьер Леметр. Альбер Поммеле. Николя Сурда».
Два имени были знакомы — их называл де Батц. Кажется, он упомянул, что Поммеле и Сурда — люди из организации д'Антрега. Но это ничего мне не говорило. Пьер Леметр шел первым, значит, именно к нему мне следовало обратиться вначале. Но я не помнил этих имен. Увы, адреса я — прежний — предпочел не записывать. Возможно, мой предполагаемый помощник знал, как их найти. Нет, этот путь пока закрыт…
Четвертая строчка также удивила. Вначале даже показалось, что я попросту перепутал. Пришлось свериться, убедившись, что никакой ошибки нет:
