еще один вопрос. Если можно – отдельно, – попросил до этого молчавший Оболенский.
– Хорошо. Оставайтесь. Остальные свободны.
Берник с Балашовым покинули кабинет. Руководитель позволил Оболенскому присесть за гостевой столик.
– На меня вышел с предложением некий Якоб Домбровский. Это лидер одного из уральских преступных кланов. Его люди участвовали в ограблении Ситибанка.
– То есть… это и есть инициатор? – насторожился руководитель.
– В некотором роде можно сказать и так. Ну вы же сами понимаете, дело большое. К нему привлекались несколько кланов. Так просто не разберешься.
– Очень интересно. А позвольте узнать, Сергей Павлович, а какого черта вы его до сих пор не взяли? Он должен сидеть здесь, у нас в камере, а не выходить на вас с предложениями! – повысил голос Ромодановским.
Оболенский замялся.
– Знаете ли, как бы он непросто у меня появился. Его подвели уважаемые люди. Дали по нему положительные рекомендации. Дали некоторые гарантии. И потом, у нас нет ни твердых улик, ни ниточек, ведущих к Домбровскому. На определенном этапе они обрываются. Боюсь, нам вряд ли что-то можно ему предъявить. Если только он сам напишет явку с повинной. Но суть не в этом. Ему очень хочется вытащить одного единственного человека по кличке Гектор. И за это он уже поделился с нами важной информацией. Думаю, нам будет это интересно.
Негодование руководителя сменяется любопытством.
– Ну не тяни, говори уже.
– Буквально на днях клан Тарасовых продали все свои Иглы небезызвестному нам клану Вагаевых. Сразу после сделки Тарасовы связались с Якобом Домбровским и дали ему заказ вырезать под корень Вагаевых. И представляете, в то же самое время Вагаевы тоже вышли на Домбровского с тем же предложением. То есть они сделали заказ друг на друга одному и тому же Домбровскому! – на повышенной ноте с усмешкой закончил Оболенский.
– Очень интересно, – теперь усмехнулся и руководитель. – Будь я на месте Домбровского, взял бы задаток и под видом одних убил часть других. И пусть сами потом разбираются, пока вконец не вырежут друг друга. Но нам лучше слить информацию Бельскому. Добыча скверны – это его вотчина, равно как и сами добытчики. Пусть он с ними определяется. Нам лезть туда не стоит. Вы лучше скажите: сможем мы сами что-то с этого поиметь? Когда за дело возьмется Бельский, боюсь, нам ничего не достанется.
– Вот об этом я и хотел поговорить. Я уже справился. За своего человека Домбровский готов заплатить десять миллионов золотом.
Названная сумма Ромодановского явно не впечатлила.
– По Ситибанку фигурируют сумасшедшие цифры, а вы мне говорите о всего лишь десяти миллионах.
Оболенский вздохнул. Именно такую первичную реакцию он ожидал услышать от руководителя. Решение предстояло протолкнуть.
– Ну, знаете ли, Платон Юрьевич, деньги Ситибанка Домбровскому так и не достались. А вы сами понимаете, если мы только попытаемся наложить на них руки, можно запросто лишиться и должности, и положения, а то и жизни. Больше заявленной суммы Домбровский не отдаст. Их попросту у него нет. Будь у него сотни миллионов, он не стал бы рисковать с ограблением настолько серьезного банка. А нам с вами, как говорится, лучше синица в руках, чем журавль в небе.
– Хорошо, – нехотя согласился руководитель. – Десять вам, десять мне. Попробуйте сегодня же скорректировать сумму и получить оплату. А завтра сведем Домбровского с Бельским. Пусть сами решают свои вопросы по добытчикам.
– Платон Юрьевич, лучше не злоупотреблять. Возьмем сколько предлагает. Тем более, золото уже в Москве. Домбровский готов его передать в любое время. Увеличим сумму, он или откажет, или начнет тянуть время. А если Домбровский успеет сойтись с Бельским, мы тогда вообще ничего не получим.
– Ну хорошо. Просто попытайтесь повысить ставку, если получится, – нехотя согласился Ромодановский, прекрасно понимая, Оболенский не будет и пытаться.
– Конечно, попытаюсь, – заверил Оболенский, заранее зная, что не собирается этого делать.
* * *
Роман проснулся и начал потягиваться. Нечаянно задетый один из мешков, туго набитый банкнотами, кубарем полетел вниз, грозясь вылететь в открытый проход. Сидевший напротив друга Семен, резким движением успел перехватить мешок.
– О, п-проснулся… Выспался, с-соня?
– Да так, немного.
– Угу. Не-немного. Считай, с-сутки продрых, пока я тут м-мучился.
– Так мы проспали? – насторожился Роман.
– Та не, не п-проспали, – нахмурился Семен, вернув мешок на место и усаживаясь обратно на свое место. – Я вечером п-проснулся, смотрю, полицаи вы-выставили оцепление. Ж-ждал и нифига. Поэтому не с-стал будить. Вон, с-смотри. Там п-первый, там в-второй. За нами еще с-сколько-то, наверное, – показал он по сторонам.
Роман взглянул, что творится снаружи. В десяти метрах от них стояли двое в форме полицейских. Обходя их, толпа пассажиров с тяжелыми сумками, чемоданами, баулами поднималась по ступенькам в вокзал или выходила из него. Само же расстояние до полицейских оказалось пустым, если не считать откуда-то взявшегося ведра, поставленного прямо у прохода.
– Ну все, пропали, – взвыл он.
– Та нет, как-нибудь вы-выкарабкаемся. По-любому в-выкарабкаемся. Вон, с-смотри прикол. Я вчера хо-ходил по-маленькому. И д-дворники нам ведро п-поставили, – показал Семен и засмеялся. – У-удобно, правда? В-вынес и не м-мучаешься. Д-дворники тут п-прошаренные. Не то что эти д-долбоящеры. Каждый день в кафе м-махач устраивали, кто за нами будет п-прибираться.
– Вот то-то и оно. Мы сами подставляемся, – указал Роман на ведро. – В кафе ты два раза подряд обделался и нас спалил. Теперь еще и тут. А я тебе сразу говорил, надо было ходить в мешки. Тогда получилось бы гладко. Может быть, еще из кафе свалить бы получилось.
– И ч-чего бы тут было? – с возмущением раскинул руки по сторонам Семен, насколько помогали крошечные размеры. – И-иди ты знаешь к-куда! Я сидеть в в-вонище не собираюсь. Даже если бы тут с-стоял биосартир, ну его нафиг. Вот лично мне, п-пизд*ц как противно.
– Подожди, – скривился Роман. – После вчерашнего пива капец подкатывает.
Он поднялся, развернулся к проходу и застыл. Понятное дело никто срамоту не увидит. Вот только когда прямо перед тобой столько людей, справлять нужду совершенно неудобно.
Семен тоже поднялся. Иначе причиндалы друга оказались бы перед его лицом. Парень еще и отвернулся к мешкам. Лицезреть подобное у него не было никакого желания.
С трудом пересиливая стыд и прочие неприятные ощущения, Роман совершил процесс, который, в общем-то, никто кроме полицейских из оцепления не
