Разумеется, женат он не был — ведь тогда ему пришлось бы с утра до вечера терпеть присутствие посторонних запахов в собственном доме. Это, даже при феноменальной выдержке Палыча, было решительно невозможно.
Про собак, кошек, детей, волнистых попугайчиков рассказывать или сами уже все поняли?..
Короче говоря, я мыл туфли весьма тщательно, ибо рассчитывал вернуться домой на машине Минина. Он тоже предполагал нечто подобное, поскольку стоял рядом и внимательно наблюдал за процедурой омовения, изредка указывая– на какую-нибудь допущенную мной небрежность.
Я извел все двадцать литров воды, и только тогда Па-лыч забрал у меня канистру, бросив ее на задние сиденья, чтобы снова не возиться с багажником.
— Ты к Валерке? — спросил он, когда мы вместе вошли в подъезд.— Я тоже. У меня к нему дело. К тебе, кстати, тоже… — Он смерил меня задумчивым взглядом, для чего даже остановился на мгновение.
У Валеры было накурено и тесно. Несколько оперов сидели вокруг небольшого стола, до краев заваленного ржавыми винтовками, пистолетами и тому подобными интересными предметами, и составляли опись, по очереди выкрикивая приметы стволов невысокому крепышу с листком бумаги в руках.
В двух углах помещения шел одновременный допрос двух испуганных юношей лет двадцати. В третьем углу мы увидели Валеру — он стоял, уперев руки в бока, и орал, надсаживаясь, на коренастого небритого мужика, сидевшего на корточках спиной к стене. Лицо у мужика было разбито, и, когда он снова развел руками в ответ на яростный выкрик Валеры, я увидел, чем разбивали лица в этом доме — Валера раздраженно поправил сползающие очки с толстенными линзами и без замаха влепил правым ботинком прямо в челюсть небритому мужику. Мужик охнул и закрылся руками.
— Командир, чё ты торкаешь? Чё ты меня торкаешь…— скулил он, затравленно поглядывая из-под скрещенных ладоней на Валеру.
— Я тебя сейчас так торкну, сука, что ты, блядь, вообще забудешь великий и могучий,— пообещал Валера, яростно сопя на него сверху вниз.
С Валерой, как и с Палычем, я познакомился при крайне неприятных для себя обстоятельствах — меня ограбили на радиорынке, где я, студент-первокурсник, подрабатывал перепродажей всякой электронной еруи– ; ды. Ограбили меня вечером — забрали остатки нехит– I рого товара и выпотрошили все карманы. Но самое не– ь приятное — отдубасили при этом так, что очухался я в больнице. Причем только на четвертый день, не помня даже своего имени.
Капитан милиции Васильев лежал в кровати рядом — ему, как и мне, пробили башку и сломали еще что-то не очень существенное в районе груди. Оказалось, Валера видел, как меня пасли, и решил, как они пишут в рапортах, «отработать простой материал на месте». Кем он себя мнил, Ван Даммом или Чаком Норрисом, я уж не знаю, но досталось ему даже больше моего.
Палыч носил Валерке пиво и апельсины и с подозрением косился на меня. Потом, когда меня отпустило и мозги немного прояснились, всех нас очень сблизило то обстоятельство, что мы оказались коллегами-физиками: я — студент физико-механического факультета, а Палыч с Валеркой — его выпускники. Правда, с работой им не повезло до крайности — весь тот выпуск физиков-ядерщиков оказался невостребованным, зато хорошо сработала кадровая служба питерского угрозыска. Валеру и Игоря заманили неплохими на тот момент окладами, а потом они, что называется, втянулись.
Впрочем, пару раз в месяц оба молодых офицера обязательно захаживали в клуб «Политехник» — бывшие выпускники слушали там свободные лекции интересных людей, а потом оставались попить пивка и подискутировать насчет устройства мироздания. Особой пояулярностью пользовались темы, концептуально раскрывающие важнейшие вопросы бытия: дискретности времени, сингулярности Вселенной или материальности информации. Впрочем, о холодном термоядерном синтезе там тоже можно было поболтать, только не сильно увлекаясь — оппонентов у этой технологии в среде бывших и работающих питерских физиков все-таки было больше, чем где-нибудь в Сорбонне. Поэтому могли и обидеть — исключительно вербально, разумеется.
Я на этих диспутах не просто бывал — я их организовывал, и там, в клубе, наша странная дружба неожиданно окрепла и получила некую смысловую нагрузку. Мы все чаще обсуждали не только принципы устройства мироздания, но и поразительные свойства человеческой психики, заставляющие одних людей совершать преступления, а других — противодействовать им.
Палыч первым поздоровался с Валерой. Он тронул его за плечо, потом слегка отодвинул в сторону и сказал:
— Ты неправильно ставишь вопрос. Без замаха. А таких уродов надо с замахом спрашивать.
Палыч тут же развернулся и влепил в мужика страшный удар с левой ноги.
Мужик со смачным шлепком вошел в стенку, после чего упал навзничь, потеряв сознание. Впрочем, уже через секунду он поднялся на ноги и, придерживая отбитую грудь, сказал новому экзекутору с нескрываемым уважением:
— Все понял, командир! Больше вопросов не надо.Зови дознавателя — начинаю свой рассказ.
Валера устало вытер лоб и крикнул в коридор:
— Елена Анатольевна, пройдите сюда, пожалуйста.Гражданин Мигуля готов покаяться во всех смертных грехах…
– Гражданин Мигуля быстро поправил его, с тревогой глядя на Палыча:
— Не во всех, начальник! Две мокрухи в Песочном беру, а бабу на пляже шить мне не надо. Она не моя, мамой клянусь! Это ж васюкинские щенки студентку оприходовали…
Палыч взглянул на Валеру, выразительно шевельнув широкими плечами, но Васильев раздраженно махнул рукой:
— Не надо. Студентка, похоже, и впрямь не его. Местные постарались.
В кабинет вошла маленькая, но стройная девушка в светлых джинсах и ослепительно белой блузке. Она встала посреди всего этого ужаса, прижимая папку с бумагами к своей довольно выдающейся груди, и пискнула тоненьким голосочком:
— Ну и где я сяду, бля? Васильев, зараза, расчищай мне место. Хотя бы вон там!
Она указала на угол, где действительно еще можно было бы сесть вдвоем, и ей быстро освободили часть стола, смахнув уже осмотренное оружие на пол. К столу приставили стул, а рядом, на корточках, уселся задержанный, с нескрываемым восторгом разглядывая стройные ножки юного дознавателя.
Валера недовольно посмотрел на нас с Палычем:
— Чего приперлись? Не видите, работы полно…
Я отвернул полы пиджака и показал ему две фляжки с коньяком, уютно устроенные в каждом из внутренних карманов.
— А-а-а,— сказал он, оттаивая на глазах.— Ну, тогда пошли…
Мы направились к известному здесь закутку возле балкона, где обычно квасил трудовой милицейский народ, когда кабинеты были заняты.
