— Так куда же я от него, ирода, спрячусь? — чуть не завопила Маланья Никитична.
— Вам виднее, — равнодушно сказала я, — найдите место или тут во дворце, или у знакомых в городе. Только долго не тяните, он уже скоро до нас доберется!
Маланья Никитична задумалась, потом что-то решила и посмотрела на меня хитрыми глазами:
— Какая же ты, Алевтинушка, умная, — льстиво сказала она. — Хорошо придумала! Пересижу-ка я пару дней у кумы Варвары, а там, глядишь, все успокоится!
Не откладывая дела в долгий ящик, старуха подхватила юбки и ударилась в бега, оставив меня с нечистой совестью и страхом разоблачения.
Ночное приключение с юным графом тяжелым грузом лежало у меня на совести. Случись моя связь с Воронцовым в другое время, при других обстоятельствах, еще можно было как-то себя простить. Но поддаться соблазну и изменить мужу почти сразу после встречи с ним, после всего, что он претерпел, ища свидания со мной, для меня было чересчур. Если бы я еще сильно влюбилась в Воронцова, так нет. Миша мне просто нравился, как не могут не нравиться подобные ему молодые блестящие юноши, а это как ни крути, не было достаточным поводом для супружеской измены.
Конечно, в конце концов, я нашла себе оправдание, вспомнила, что он хотел наложить на себя руки, наш совместный ночной ужас, но все равно червячок вины продолжал меня точить. И как я ни старалась отвлечься, думать о более важных в ту минуту вещах, мое тело, еще помнящее его страсть, не давало забыть ночную измену. Занятая этими невеселыми мыслями, о предстоящем свидании с царем я пока не думала.
Время между тем шло к полудню, а обо мне никто не вспоминал. Раньше едой заведовала Маланья Никитична, но она как ушла, так и пропала, и не только завтрака, но и обеда мне не принесли. Я уже, было, собралась пойти сама на поиски пропитания, как в мою дверь постучались. Уверенная, что это долгожданная еда, я сама ее отворила, но вместо слуги с подносом, за ней стоял проницательный Прохоров. На моем лице, видимо, так ярко отразилось недоуменное разочарование, что он тотчас спросил, кого я жду.
— Всего-навсего обед, — вздохнув, ответила я, — моя старуха как ушла с утра, так и пропала, а без нее обо мне просто забыли.
— Меня она тоже очень интересует, — сказал он, — пробовал ее найти, но тщетно. Никто не знает, куда она запропастилась. Я обошел весь дворец, ее нигде нет. Вам она не говорила, куда пойдет?
— Нет, — коротко ответила я, — вы ко мне? Тогда проходите.
Прохоров не стал себя уговаривать и вошел. Держался он точно так же, как и утром, со спокойным достоинством.
— Вы не будете возражать, если мы немного поговорим? — спросил он и попросил разрешения сесть.
— Не буду, садитесь, — пригласила я.
Он сел на стул, а я устроилась в кресле. Какое-то время мы оба молчали. Я слушала, о чем он думает, и его мысли о предстоящем разговоре мне совсем не понравились.
— Ну, что же вы, спрашивайте, если пришли, — не очень любезно предложила я.
— Я, собственно, не столько хотел вас расспросить, сколько поделиться своими мыслями на ваш счет, любезная Алевтина Сергеевна, — сказал он.
— Делитесь, — обреченно сказала я, заранее зная, что он собирается мне сказать.
— Как вы знаете, я расследую ночное убийство, — Начал он издалека, — и пытаюсь лучше познакомиться с теми, кто имеет к нему хоть какое-то касательство.
— Понятно, — кивнула я головой, — и моя особа вызвала у вас слишком много вопросов?
Такая прямота немного его сбила, и он даже слегка смутился.
— Именно вопросов, на которые я пока не нахожу ответов, — после заминки, согласился он. — Вот скажем…
— Простите, господин Прохоров, как ваше имя отчество? — перебила я, оттягивая неприятный разговор, который пока не знала, как построить.
— Яков Степанович, — опять сбился он.
— Яков Степанович, поверьте, я наперед знаю, что вы меня хотите спросить, но почти на все ваши вопросы у меня, увы, нет ответа.
— Знаете? — искренне удивился он. — Так о чем же я намереваюсь с вами говорить?
— Например, почему умер мой первый сопровождающий, — просто сказала я.
От неожиданности у Прохорова, слегка открылся рот и он посмотрел на меня тревожно, если не сказать, испугано.
— И отчего же он, по-вашему, умер? — придя в себя, спросил он.
— Об этом вы лучше спросите у флигель-адъютанта Татищева, когда он вернется, или у штабс-ротмистра Вяземского.
— У последнего я уже спрашивал и не только у него, оказалось, что никто ничего толком не знает!
— И я не знаю. Мы с ним едва обмолвились несколькими словами.
— Но между тем, вы с ним вдвоем провели целый день в карете и ночь на почтовой станции! Неужели он с вами ни о чем не говорил?
— Если я скажу, что не говорил, вы мне не поверите?
Прохоров отрицательно покачал головой.
— А если скажу правду, поверите?
— Постараюсь! — без улыбки, ответил он.
— Посмотрим. Дело в том, что надворный советник Ломакин, о котором вы спрашиваете, собирался меня убить, но умер раньше меня.
— Что? — вскинулся следователь. — Убить вас? За что?
— Вот этого я вам сказать не могу, сама была бы рада узнать! Эти двое, убийство которых вы расследуете, тоже приходили за тем же.
Кажется, я сумела окончательно вывести хладнокровного Прохорова из себя. Он смотрел на меня во все глаза, совершенно забыв все неприятные вопросы, которые собирался мне задать.
— Простите, вы это говорите серьезно или только что придумал?
— Вполне, — спокойно сказала я, — не верите, посмотрите сами, что они сделали с моей периной.
Я встала с кресла, подошла к кровати и сняла с нее покрывало. Прохоров живо последовал за мной и сразу же увидел сквозные дыры от кинжала в одеяле. Они его так заинтересовали, что он больше ничего не спрашивая, начал сам исследовать постель.
Чем хороши умные люди, им не нужно объяснять очевидное и все разжевывать. Прохоров сразу все правильно понял и начал мне верить. Я же мучительно думала над тем, как преподнести ему ночную историю так, чтобы сказав правду, заставить его поверить и небольшой лжи, выгораживающей меня.
Пока он исследовал постель, я стояла рядом, сочиняя правдоподобную легенду, которую нельзя ни проверить, ни опровергнуть. Когда он окончил осмотр, моя версия случившегося уже была вчерне готова.
— Значит, это вас они пытались убить? А убили их вы? Но, как и с чьей помощью? — спросил он. — Как же получилось…
В этот момент нас прервали. Дверь распахнулась, и в комнату решительным шагом вошел поручик лейб-гвардии Преображенского полка граф Воронцов. Увидев меня возле разобранной постели с незнакомым мужчиной, он остановился, как пораженный громом. Прохоров резко повернулся в его сторону и быстро сунул руку в боковой карман.
