И Ремедий выпалил:
– Вселенная суща сама по себе.
И сам удивился такому ответу.
А Бальтазар склонил голову набок и, как ни в чем не бывало, продолжал донимать монаха:
– И где же Вселенная суща сама по себе?
– В Боге, – сказал Ремедий.
– А где Бог?
– Везде, – сказал Ремедий.
В этот момент Арделио резко натянул поводья, и лошадь остановилась.
– Что там такое? – крикнул Бальтазар, подняв голову.
– Стоит кто-то на дороге, – ответил Арделио.
* * *
На дороге стоял монах. Рослый, тощий монах в коричневом плаще. Стоял он, свесив голову, опустив руки, смиренником. И почему-то никому не захотелось с ним разговаривать.
Ни Балатро, старшему из комедиантов, хозяину лошади.
Ни Варфоломею, который всех пытался спасти и обратить.
Ни Витвемахеру, не упускавшему случая помахать мечом.
Ни Клотильде с Шальком – оба большие любители почесать языками.
Тем более не захотел вступать в разговоры Ремедий, тот вообще молчун, а как скажет, так невпопад.
Мартин и Валентин попросту спрятались, хотя вот уж кому терять нечего, так это им, покойникам.
Потом Варфоломей сказал Иеронимусу:
– Он твоего ордена, ты с ним и разговаривай.
Иеронимус вышел вперед. Ничего другого не оставалось.
– Привет, Агеларре, – сказал он.
Дьявол поднял голову. Он выглядел усталым и постаревшим, узкое лицо заросло щетиной, глаза смотрели уныло. И не желтыми были они, а бесцветными.
– Просто Дитер, – поправил он.
– Как хочешь.
И плащ на плечах дьявола знакомый. Дитеру в плечах широк, болтается, как на палке. И коротковат. Серые пятна покрывают плащ. Кое-где прилипли да так и не отстирались куски плесени, рыбьи кости, плевки желчи. Достался дьяволу монашеский плащ Иеронимуса, и с плащом – все ведьмины страхи, что жили в нем, и старые пятна блевотины. Оттого и страшно было.
Иеронимус стоит против дьявола. Он меньше ростом, выглядит старше, плечи опущены.
– Перестань, наконец, путаться у меня под ногами, Дитер, – сказал он. – Надоел.
Дитер растянул губы в неприятной ухмылке.
– Ты мне не указ, Мракобес.
– Отойди с дороги, – тихо сказал Иеронимус.
Дитер хмыкнул. Мотнул головой назад, в сторону спутников Иеронимуса.
– А этот сброд что, с тобой?
– Кто?
Иеронимус оглянулся.
И увидел лица. Десятка два встревоженных лиц. И все обращены к нему. Иеронимус повернулся к дьяволу спиной, посмотрел на своих спутников – удивленно, как будто впервые заметил.
– Эти-то? Нет, они сами по себе, – сказал он Дитеру.
– А почему тогда они идут за тобой?
– Они не за мной. Просто идут.
– А куда? – жадно спросил Дитер. – Куда вы все идете, каждый сам по себе?
Иеронимус видел, что дьявол нарочно втягивает его в длинный разговор, и сказал, чтобы тот отвязался:
– Скучно с тобой.
– Да? – Дьявол казался по-настоящему удивленным. – Вот уж чего никак не ожидал услышать. Сколько на своем веку разговаривал с людьми, столько слышал: с тобой, дескать, Дитерих, не соскучишься! С тобой, Дитерих, обхохочешься!..
Иеронимус тишком зевнул. Дитер заметил. И обиделся.
– Куда идешь-то? – рявкнул он.
– К своему Богу, куда еще может идти монах.
– Ведь ты христианин, Шпейер, – хитро сказал Дитер. – Чему учила тебя твоя глупая религия? Хочешь иметь – отдай. Хочешь знать – забудь. Хочешь убить врага – возлюби его.
– Тебя не переспоришь, Дитер.
– Я отличный теолог, – похвастался Дитер. – Дьяволу положено. Ищи Бога и найдешь меня.
– Ты опять прав, Дитер.
– Так на что ты надеялся?
– Я и не надеялся, – отозвался Иеронимус просто. Повернулся к Арделио, махнул ему рукой: мол, все в порядке, можно ехать дальше. Арделио причмокнул губами, тронул поводья.
Дитер посторонился, пропуская мимо себя караван.
Прогрохотала телега, с каменным лицом проехал Арделио. Прошел Ремедий и рядом с ним Мартин, оба бледные. Опустив голову, просеменил Валентин. Погруженные в бесконечную беседу, минули монаха и дьявола Варфоломей и Михаэль. Воинственно протопали блаженные братья Верекундий и Витвемахер. Опираясь на руку Бальтазара Фихтеле, проковылял Шальк, все еще слабый после ранения.
– Я ведь только поговорить, – пробурчал Дитер. Он был по-настоящему обижен.
Иеронимус подошел к нему вплотную и сказал:
– Пшел вон. Живо.
Как побитая собака, побрел Дитер вниз с горы. И никто не посмотрел ему вслед.
* * *
Вышли к Разрушенным горам. Старые горы, поросшие лесом. Смотреть от Раменсбурга, с плоского берега Оттербаха, – невысокими кажутся. А подниматься к перевалу тяжело, особенно по распутице.
С каждым днем ощутимо холодало. Слишком быстро отступала в этом году осень.
Однажды утром Балатро разбудил Иеронимуса еще до света. Иеронимус сразу проснулся, сел, кутаясь в плащ. Комедиант, едва различимый в утренних сумерках, приложил палец к губам, поманил за собой. Они отошли от лагеря. Иней похрустывал на опавших листьях у них под ногами.
За месяц путешествия Мракобес заметно сдал. Балатро не знал, сколько ему лет. Сорок, пятьдесят? Спрашивать не решался, а догадаться не мог. Иеронимус выглядел усталым.
В полумиле стояла комедиантская телега, готовая к отбытию. Лошадь запряжена, Арделио держит в руках поводья, на Иеронимуса не смотрит, отворачивается.
– Мы уходим, – сказал Балатро. – Арделио, Клотильда и я.
Иеронимус молчал.
– Проклятье, святоша, – сказал Балатро, уже не чинясь. – Ты затащил нас в эти несчастные горы. Там, внизу, мы боялись тебя. Здесь – чего бояться? Все позади, впереди только смерть. И в Страсбург нам не дойти, покуда ты с нами.
Иеронимус удивился. И скрывать не стал.
– Почему? Разве не ты сам выбирал дорогу?
– Дорогу-то выбирал я, – медленно проговорил Балатро, – но, похоже, она повернула не туда, куда хотелось. Завтра нам всем перережут глотки. Тебе-то что, ты и варфоломеевы разбойнички – все вы попадете в рай. Ну, а комедиантам надеяться не на что. Вся наша жизнь – здесь, на земле. Так что мы уходим.
– Перережут глотки? Кто?
– Ты, святой отец, действительно блаженный? – разозлился Балатро. Невозмутимый вид Иеронимуса выводил его из себя. – Там, на горе, замок.
И показал рукой – где.
Еще вчера никто из них ничего не видел, никакого замка. Но теперь, прищурившись, Иеронимус разглядел высоко на вершине укрепленные стены, высокие башни.
Иеронимус покачал головой:
– Сколько жил в этих местах, никогда не слышал о таком.
Балатро сдвинул брови.
– Я тоже. Ох, как мне это не нравится. Сегодня же спускаемся с гор. Арделио приметил уже дозоры. Не знаю, кто засел в этом вороньем гнезде, но ничего хорошего ждать не приходится. Жуть здесь творится какая-то. Мы – простые актеры. Для чего живем? Делаем бесполезное дело для радости других. Все эти ужасы не для нас.
