– Положение по долготе определяется, исходя из скорости судна и времени в пути.
– Дал же вам Бог такую ученость! – с демонстративной завистью констатировал Митька.
– Может, и ты навигации скоро обучишься, – улыбнулся Чириков. – По моей просьбе Беринг приказал взять тебя в плавание.
– Се ведомо мне, ваше благородие… – пригорюнился Митька. – О том говорить с вами хотел…
– Ну, говори!
– Не навычен я к морскому делу – отпустили б вы меня! Ну не лежит душа – хоть в бега иди!
– Эх, Митрий… – вздохнул Алексей Ильич. – Понимаешь, на борту должно быть два штурмана. Это чины морские, которые занимаются определением места корабля и прокладкой курса. У нас ни одного нет – не доехали они сюда. Писарь был с нами, так тот вообще…
– Помер дорогой? – догадался служилый.
– Не-ет, – покачал головой лейтенант, – но, может, и хуже того… Болтать не будешь?
– Обижаете, ваш-бродь!
– Знаю-знаю… В общем, когда в Охотске зимовали, сказал он «слово и дело» на капитана.
– Ух ты-ы! – вскинулся Митька. – И что ж?..
– А ничего! – усмехнулся Чириков. – Заковали его в кандалы и в Якутск под охраной отправили. С тех пор ни слуху ни духу.
– А господин капитан чо ж остался? – удивился служилый.
– Наверное, потому же, почему ему экспедицией нашей командовать доверили. Достоверно мне это не ведомо – чином не вышел, а слухи пересказывать тебе не буду.
– Писарь-то, видать, такое про капитана вашего прознал, что совсем невтерпеж стало, – хитро подмигнул Митька. – Сказывали ваши люди, будто они со Шпанбергом в Охотске все меха по округе скупили. За то комендант тамошний большую обиду на них поимел.
– Не нашего ума это дело, – закрыл «скользкую» тему Алексей Ильич. – Я про другое тебе сказать хочу. Штурманов на корабле не будет, писаря тоже. Капитан журнал писать не станет, а господин капитан-лейтенант не сможет, потому как в языке русском зело слаб. Без них грамотных на борту мичман Чаплин, солдат Белый да я.
– А лекарь?
– Вилим-то? Он наши дела творить не станет – по уставу не положено. Да и у него с русским письмом, по-моему, не очень. Короче говоря, на тебя надежда наша – писать за всех будешь.
– Сами ж сказывали: я как курица лапой! – использовал последний аргумент Митька.
– А ты куриц-то видел? – усмехнулся лейтенант. – Журнал вахтенный все равно перебеливать придется – начальству с помарками да кляксами сей документ не представишь. Только это, считай, половина дела. А коли мы с мичманом вдвоем всем заниматься будем, так нам и спать некогда. Так что я тебе не приказываю, а добром прошу: про бега не мысли и болеть, как Степан, не вздумай!
– Эх, жисть!.. – горестно вздохнул служилый.
– Ты, помнится, говорил, что на байдарах плавал. На море не укачивало? – поинтересовался Чириков.
– Как это?!
– Ну, не тошнило тебя, голова кругом не шла?
– Кажись, нет… – ответил Митька, не понимая, в чем дело.
– Вот и ладно! – обрадовался лейтенант.
* * *
Шестого июля команда Козлова работу свою закончила и большей частью покинула борт. Остались какие-то дела со снастями и приличное количество еще неперевезенного груза. Его перетаскивали батами и шлюпкой три дня. Приемкой груза и размещением его в трюме руководил мичман Чаплин, к которому и прикомандировали Митьку в качестве писчика.
В первый раз Митька его увидел, когда сопровождал караван Беринга из Большерецка в Верхнекамчатский острог. В пути мичман не суетился вокруг капитана, а держался в сторонке. На остановках он обычно первым делом доставал письменные принадлежности и начинал что-то писать или рисовать. На глаз он был чуть старше Чирикова – примерно Митькин ровесник. Кроме того, во внешности и манерах Чаплина не было аристократической утонченности, которая выдавала в лейтенанте потомственного дворянина. В общем, он был Митьке симпатичен, но познакомиться прежде не представлялось случая.
– А, Митрий! – приветствовал мичман нового подчиненного. – Наслышан о тебе. Сказывают, ты без учебы в грамоте горазд?
– Сподобил Господь, ваше благородие! – скромно признался казак.
– Да ладно тебе, – улыбнулся Чаплин, – хватит мне и «господина мичмана»! Или просто по имени-отчеству: Петр Авраамович меня зовут.
Капитан-то меня произвел в мичмана, а как в Петербурхе на сие посмотрят, покуда не ясно.
– Однако ж оценил господин Беринг труды ваши! – польстил начальнику служилый.
– А куда б он делся?! – пожал плечами неутвержденный мичман. – Мне и навигации делать, и журнал писать, и карты чертить, и офицерские вахты стоять. Оставь он меня в гардемаринах, так по Уставу одну полную вахту меня должны обучать штурманскому делу, обращению с мушкетом, с пушками и корабельному управлению. А ежели меня не по чину на унтер-офицерские дела поставить, то прямое нарушение выйдет! Так что и ты старайся, Митрий, – глядишь, в матросы выслужишься.
– Честно сказать, господин мичман, я бы пешком в сторонке постоял, – признался Митька. – Мне по жизни более десятника казацкого чинов не надобно. А во флоте вашем… Нешто матрос выше чинится, чем прислуга офицерская?
– По Уставу – конечно. Довольствие у матроса в три раза больше, чем у прислуги, – пояснил Чаплин и рассмеялся: – Однако ж, кто морду шире отъест, от судьбы зависит!
Девятого июля погрузка была закончена, и поздно вечером Митька писал черновик итоговой «декларации». Цифры получались для него запредельные:
муки – 810 пудов (более 13 т),
сухарей – 175 пудов (около 3 т),
круп – 66 пудов (более 1 т),
рыбы соленой – 23 бочки,
юколы – 80 вязок,
рыбьего жира – 45 пудов (около 750 кг),
мяса соленого – 21 пуд (около 350 кг),
воды – 20 бочек,
дров – 6 саженей (около 13 м?).
А еще загрузили немало бочонков с вином, но их количество осталось тайной даже для Митьки.
– Куды ж стока?! – спросил он мичмана. – Торговать, что ли, будем?
Чаплин рассмеялся и по памяти процитировал соответствующий раздел Устава морского. Оказывается, по этому уставу рядовому моряку, где бы он ни плавал, в месяц (28 дней) положено получить и съесть примерно 5 кг мяса, 1,6 кг рыбы, 18,5 кг сухарей, чуть больше 10 кг крупы и гороха, 2,5 кг масла, а также 770 г уксуса, чуть больше 600 г соли.
– А вино, оно тоже по уставу? – заинтересовался сухопутный служилый.
– Ага, – кивнул мичман. – Считай, по два литра в месяц на рыло положено. А уж пива, так того по три литра в день! Как уж там с вином у нас будет, не знаю, а вот пива вам не видать – где его тут возьмешь?! Ничо, водичку попьете…
Потом мичман долго перебирал свои и чужие пометки и записки, складывал, вычитал и диктовал Митьке результаты. Среди прочего выяснилось, что когда недостроенный бот сплавляли из Ушков на устье Камчатки, на нем вывезли 200 сум с мукой. Теперь на складе в Ключах, что возле Нижнекамчатского острога, оставлено 268 пудов (около 4,3 т) муки.
