дна реки медленно тащат на берег.
Надеюсь хоть здесь Ильич не накосячил, иначе вся наша работа насмарку.
Ночью, да и сейчас тоже, я всё думал, что же, блин, мне в связи со всем этим предпринять. Конечно, достал Овчинников меня уже конкретно своим раздолбайством, но надо ли ещё и сюда привлекать милицию? Так можно и весь колхоз пересажать. К тому же Ильич ещё и член партии, так может пусть партия и решает, что с ним делать? Заодно другим пример будет. Мало кому на его место захочется, чтобы всей деревней кости публично перемывали. Тем более, что я уже успел понять, что особой любви к нему в целом не испытывали.
Решено. Будет у нас «товарищеский суд» после обеда. Я вернулся в правление и наказал Аллочке с Андреем собрать всех представителей партии, а также полевых работников, кому как не им решать, что делать с этим вредителем.
Как и ожидалось, сам виновник явился чуть ли не самым последним. И раскаяния на его лице я не заметил. Скорее недовольство и раздражение.
В этот раз, людей ожидалось меньше, чем обычно, так что я не стал приглашать всех к клубу, хватило и места возле входа в правление.
— Здравствуйте товарищи, я собрал вас здесь, чтобы рассмотреть вопиющее дело о халатности и непрофессионализме, — сразу перешёл к делу я, — всем вам знакомый Овчинников Александр Ильич не только постоянно забывает о рабочей дисциплине, но вчера ещё и навредил колхозному имуществу и поставил под угрозу ход посевной.
— Это была случайность, — буркнул Ильич.
— Тебя предупреждали, идиот! — выкрикнул тот самый мужик, что набил ему морду ночью.
— Там много лет брод был, — снова попытался отмазаться Овчинников, — а никакого предупреждения я не помню.
— Я ещё не закончил, — снова призвал я всех к молчанию, — сразу выскажу своё мнение, — я повернулся к Ильичу, — случайность это или нет, но поводов уже достаточно, чтобы не доверять тебе ничего сложнее навозной лопаты. Да и ту под присмотром.
Я сделал небольшую паузу и снова обратился уже ко всем:
— Но решать не мне. Я считаю правильным вверить судьбу товарища Овчинникова тем, кто знает его лучше меня. Достоин ли он ещё одного шанса на ответственной должности? Достоин ли он состоять в партии? И стоит ли рассматривать его дело, как умышленный саботаж, а соответственно передавать в настоящий суд? Это всё предстоит решить голосованием.
— Да какой саботаж?! — снова начал возмущаться Ильич, — я сам пострадал вообще-то!
— Да лучше б ты утонул, а не трактор, — презрительно бросила одна из молодых колхозниц в толпе, — из-за тебя теперь опять работы больше будет!
— Ох и вредная же ты баба, Галка! — перешёл на личности Овчинников.
— У тебя все вредные, кто с тобой знаться не хочет. Я буду за настоящий суд голосовать, достал уже!
— Да ладно, — вмешался другой, — хоть и дурак, но свой, что ж под суд то? Давайте и правда в коровник его, и хватит на этом.
— Да и трактор вроде починить можно, — поддержал его ещё один.
А знакомый мне бригадир прочистил горло и высказался громче всех:
— Не, товарищи, такие не учатся. Гнать его надо из нашего колхоза. Он не только бездарь, да ещё и просто муд... — он покосился на меня и решил выразиться мягче, — говнюк, в общем. К Светке моей яйца катил, зная, что она замужняя женщина! Никакой совести у этой падлы нету.
После этой реплики на собрании начался форменный ад. Обвинения полетели как из пулемёта. Как я и думал, Ильич успел доконать не только меня. В конце концов, голоса защитников становились всё тише, а толпа всё больше склонялась к тому, что надо ещё раз набить ему морду, а может быть даже посадить на вилы.
Хуже всего, что мне даже не хотелось их останавливать. Но решение пришло откуда я не ждал.
Тяжело вздохнув, Елин по праву парторга потребовал внимания и объявил, что готов взять непутёвого Ильича на поруки и направить его на путь истинный, так сказать.
И вот этот момент и для меня стал достаточно знаковым. Потому что по реакции колхозников, было сразу заметно, что к Елину здесь и впрямь готовы прислушиваться. Несмотря на мои подозрения в том, что заведующий молочной фермой не чист на руку, другие люди либо так не думали, либо просто побаивались его из-за связей с участковым, высокой должности и так далее. Как бы там ни было, а эффект на лицо. Своим вмешательством он быстро потушил конфликт, и, к моему сожалению, подарил Овчинникову ещё один шанс выйти сухим из воды. Повода отказать Елину в поручительстве у меня не нашлось. А колхозники проголосовали за это почти единогласно.
Люди начали расходиться, а к правлению подъехал ещё один гость. Точнее гостья. Мария Никаноровна Лукина. Причём подъехала весьма эффектно. На старой, наверное, ещё довоенной бричке, запряжённой парой белых лошадок. Я невольно залюбовался этой амазонкой, как и многие другие. Длинные волосы девушки слегка выбились из причёски, а лицо покрылось румянцем. И даже обычный рабочий комбинезон смотрелся на ней почти как какой-то модный конный костюм.
В толпе какой-то колхозник толкнул Лопатина (который тоже присутствовал на собрании) со словами: «Как это ты доверил новому человеку своих лошадок?», но в ответ тот только что-то смущённо пробурчал. Видимо, Мария умеет располагать к себе людей.
Она, улыбаясь, спрыгнула на землю, потрепала животных по загривку и направилась прямиком ко мне с любопытством поглядывая остальных. Возможно, она и не знала, что у нас тут «суд» над Ильичом.
— Товарищ, председатель, здравствуйте! Могу я задать пару вопросов, если вы уже не заняты?
— Мы уже закончили, — ответил я, — спрашивайте.
Все вокруг как-то резко передумали расходиться и навострили уши. Так что, хотя Мария и не высказывалась громко, но, думаю, каждую её фразу хорошо слышали и остальные:
— Вообще я приехала вам новости про овец рассказать и уточнить кое-какие детали про кормление коз в связи с новыми кормами. Ну, знаете, за ними глаз да глаз нужен, чтобы не переедали. Возможно, нам пригодились бы ещё люди. А ещё... я хотела спросить, когда в деревню приезжает почтальон? И... когда вы в следующий раз поедете в центр?
Поняв, что ничего интересного мы обсуждать не собираемся, народ всё-таки разошёлся. Да и мы с
