судьба!
— Так режимс. Сами понимаете, тогда никого не щадили.
— Евгений Николаевич, помилуйте, сегодня праздник. Давайте без политики
— Вера Петровна, просим!
Верочка, так она умоляла её называть, все это время тихонько обжималась с Иннокентием в темном коридоре. Вот чем хороша квартира в старом фонде, к коему принадлежал этот дореволюционный особняк. Планировка совершенно сумасшедшая и довольно много места. В огромной кухне можно спокойно разместиться всех гостей, оставив большую комнату для художественных мероприятий.
Правда, сквозь древние рассохшиеся окна поддувает, пол скрипит, да обои давно пора заменить. Но богема такие мелочи не замечает. Она искрит идеями и устраивает в старом доме версию с театром абсурда. Шум, гам, песни, танца. «Господа, диссида». В этот вечер старинный особняк полон радости и торжества. В пику официальной власти, что не одобряет этот праздник.
— Вера Петровна, ваш выход!
— Сейчас иду! Прости, Кешенька, но без меня никак! Мы еще увидимся.
Верочка закидывает вокруг шеи отороченный мехом боа, достает мундштук и походкой голливудской дивы движется к гостям. Как будто делает им огромное одолжение. Звезда!
Иннокентий, чуть помедлив, идет за ней следом. Ему было все любопытно. В прошлой жизни он почти не сталкивался с миром богемы. Где обычный менеджер автосалона и где столичные знаменитости? Но хоть их городок рангом пожиже, но светская жизнь в нем все-таки существовала. И даже временами бурлила.
Спасибо советской власти за образование и культуру!
Если сам Новый год Васечкин провел вполне обыденно, то зато сейчас отрывался. Предновогодний чес таки сказался на его крепком организме. После знаменательного Фигаро-забега Кеша накоротке сошелся с Верой, потому в лабораторию попал лишь под утро и сильно устамши. Там и проснулся в комнате отдыха к обеду, в ужасе осознав, что все проспал, в том числе и материал в номер газеты.
«Все пропало! Гипс снимают, клиент уезжает!»
Затем чудесным образом перед его взором появилась чашечка кофе, пакет бутербродов, выданных в дорогу директором театра и конфеты от Люси. Рядом аккуратно лежала пачка готовых фоток. И сидели с неизбывной заботой в глазах старички-разбойники.
— Молодой человек, в следующий раз необходимо рассчитывать свои силы.
— Да я… — у Кеши стояли в глазах слезы. Никто давно так о нем не беспокоился.
— Мы все понимаем. Три дела сразу.
Васечкин окончательно проснулся и осуждающе глянул на коллег:
— Два. Бал и материал в газету.
— Угу, — Никодимыч лихо подмигнул, — и рубашка в помаде. Снегурка оставила?
Кеша отвел глаза. Было дело, горячая оказалась актрисуля. Не смог устоять. Слабый он человек, далек от коммунистических идеалов.
— Вот силы и закончилась, — заржал аки конь Герман.
— Пей кофе и дуй в газету. Оттуда уже звонили какая-то наглая пигалица.
— Ириночка. Их ответственный секретарь. А пленки с балом проявили?
— Висят в сушилке. Театральные даже напечатали. Их директор также названивал. Тебя отбрехали, мол в лаборатории, очень занят. И знаешь, даже не соврали. Какая из них? — Брагин хитро подмигнул, вывалив на стол последние из снятых Кешей фотографии из артистической уборной.
Васечкин лишь махнул рукой на двух ёрничающих дедов, подхватил пачку со снимками для газеты и побежал на автобус. Хорошо, что Заволжск не Москва. Из центр можно попасть в любую точку города минут за пятнадцать — двадцать.
Сам Новый год он провел в общаге. Анжела умотала с родителями за город. Там была своя компания. Да и кто она ему по сути? Так что без претензий! Толком друзей он в этом мире не завел. Ни к чему было, да и некогда. Но и в общежитии все прошло довольно весело, да так, что под утро давно непьющий фотограф конкретно захмелел и был препровожден спать. Народ здесь жил в целом добрый и общительный. Друг за другом следили и ухаживали.
Утром ему от щедрот налили похмельного супчика, выставили бутылку пивка, и потому Иннокентий в кои веки провел целый день за телевизором и общением с простыми советскими гражданами. Второго в салон идти не надо. Это хоть и был рабочий день, но Кеше ввиду переработок дали отгул. Вот тогда и можно заняться неотложными бытовыми вещами, отодвинутыми из-за дикой загрузки. Ну и заодно денюжки посчитать честным трудом заработанные.
Ставка фотографа, плюс повышенные выездные, плюс гонорары из газеты, добавим к этому полставки лаборанта. Да еще добавим неплохие наличные за новогодние халтуры и выданную в последний момент нежданную Кешей квартальную премию в половину оклада. Так что должно выйти не хило для грядущей заначки. Жизнь в столице дорогая. Покупка финской дубленки и других шмоток здорово подкосила его бюджет. К тому же вскоре Анжела подкатит с новыми вещичками и впечатлениями.
От приятных фантазий на тему проведения времени со стройной блондинкой Иннокентия отвлек голос парня со второго этажа:
— Васечкин, тебя там кто-то по телефону спрашивает.
Евдокия Ниловна кивнула в сторону лежащей трубки. Строгая донельзя дежурная бабуля на самом деле оказалась страшной сластеной. Васечкин быстро раскусил её тайное пристрастие и время от времени подгонял в будку дежурной редкие сладости — зефир, мармелад, а то и шоколадные конфеты.
Зато он всегда знал, кто и когда ему звонил. А если был в это время в общежитии, то Евдокия Ниловна организовывала гонца.
— Иннокентий у телефона.
В трубке послышался смешок, а затем проникновенный бархатный голос:
— Кеша, ты не забыл, что обещал мне фотографии?
— Вера?
Вот так он и попал в лапы рыжей ведьмы. А точнее, актрисы городского драматического театра. Но с ней хотя бы весело. Бурлеск неоднозначных впечатлений и желаний. А Васечкин-Петров всегда был человеком любопытным. И раз он в новом для себя мире, то стоит попользовать все, что идет в руки. В том числе и поджарое тело молодящейся дамочки. Заодно знакомства нужные завести в иной сфере.
Так он и попал на тайное празднование Рождества. Это торжество советская власть нисколько не поддерживала, считая старорежимным и контрреволюционным выпадом в ее сторону. Что, в свою очередь, придавало заурядному действу некоторой таинственности и диссидентства. Да и публика была под стать. Актеры, художники, адвокаты и ушлые деятели с местного «черного рынка».
Вера стояла посреди освобожденной от мебели комнаты и декламировала стихи:
Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.
Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе…
Вы — в дыме поезда… Поля
В вечерней жалобе…
Вечерние поля в росе,
Над ними — во́роны…
— Благословляю Вас на все
Четыре стороны!
Боа на шее и сигарета в мундштуке придавили Вере нездешней изысканности. Глаза с потусторонним взором смотрели поверх голов, а голос жил отдельно от человека. Иннокентия всерьез зацепила за душу волшебная сила искусства. Какой бы актрисой Вера ни была, но актрисой была точно. Она умела владеть публикой и играть с нею. Но сейчас глаза рыжей ведьмы уставились прямо не него, как будто залезая ему под кожу и возбуждая низменные инстинкты.
«Гребаный Экибастуз! Да с ней быть рядом уже опасно. Приворожит и использует!»
Умные мысли иногда приходят вовремя. Кеша попятился тихонько назад и вышел из комнаты. В горле пересохло, и он двинулся на кухню. Фуршет был устроен по-советски просто и довольно убого с точки зрения человека двадцать первого века, пресыщенного сервисом кейтеринга.
Посредине огромного стола высились похожие на тазы миски с салатами и винегретом. Каждый брал сколько хотел. Колбасу и жареную курицу съели в первую очередь. Черный хлебушек жалко ютился с краю. И никаких деликатесов, морепродуктов и бутербродов с икрой. Такое приберегали для семейных посиделок.
«Не трогай! Это на Новый год!»
Тут же за столом уютно расположились истинные любители Бахуса. Среди богемной публики таких хватало. Неразделенная любовь к искусству, прерванная на взлете карьера, непонятый почитателями и ценителями. Оправданий можно было придумать много. Это проще, чем идти вперед, невзирая на сопротивление времени.
— Молодой человек, не чинитесь, присаживайтесь! У нас все по-простому.
Бородач с красным лицом тут же сделал предложение Иннокентию:
— Водочки?
Васечкин тоскливо осмотрел убогий стол. Коньяку ему в этом странном местечке точно не нальют.
— Вино хоть есть приятное? Водочки мне
