Сш-шлеп!!!
– Веселитесь?..
К задержавшемуся у палаток лазарета царевичу и его ближникам потихонечку присоединялась Большая свита. Захарьины-Юрьевы, Челяднины, Курбский, Шереметев, два княжича Сицких, являющихся дальними родственниками со стороны покойной царицы Анастасии, княжич Палецкий и ещё чертова дюжина представителей наиболее знатных и богатых княжеских и боярских родов царства Московского.
– Это кого там охаживают?
– Когда за стол-то сядем?..
– Неумёха! Я раз волка с одного удара упокоил, а эта дурында всё возится.
– Эка невидаль, волка. А двух куропаток не хочешь? Прямо из под копыт вспорхнули, а я их – р-раз!!!
– Молчать рядом с лазаретом!
Не выдержав, наследник трона всё же рявкнул на Большую свиту. А затем и вовсе двинулся вперёд – нет, он бы с превеликим удовольствием и дальше отслеживал и накачивал силой девичий Узор, но видно, не судьба…
– Ждите здесь.
Пока ещё живой племянник Табан-мурзы в своих попытках избежать от жгучей муки отдалился от крайней палатки с красным крестом на целых двадцать шагов – но помогло ему это мало. Конечно, большая часть ударов пришлась на подранные штаны-шаровары и стёганный кафтан без рукавов – но и той малости, что дошла до тела, вполне хватило. Залитое кровью лицо, исполосованные руки и низ живота. И горло, по-прежнему отказывающееся выдавать громкие крики. Зачем же тревожить покой раненых порубежников истошными воплями?
– Хорошая девочка.
Забрав и отбросив в сторону отяжелевшую от горячего багрянца нагайку, Дмитрий слегка подтянул мстительницу к себе.
– Тебе легче?
Шапка некогда иссиня-черных, а теперь седых волос дрогнула в молчаливом согласии. По-хозяйски обняв гибкую талию, царевич стал ещё чуть-чуть ближе, распорядившись вполголоса:
– Лекаря сюда!
Почувствовав, как тело под руками напряглось, четырнадцатилетний целитель, известный своим милосердием и частыми молитвенными бдениями, едва заметно улыбнулся:
– Ты ведь не хочешь, чтобы он умер…
– Хочу!!!
Развернув девицу к себе лицом, первенец великого государя с ласковой укоризной закончил пояснять:
– Умер до того, как сядет на кол?
Взяв затянутой в черную замшу перчаткой подбородок, Дмитрий слегка его поднял – так, чтобы её зеленые глаза попали в плен его синих омутов, медленно наливающихся пугающей чернотой.
"Сильная усталость-опустошение, мучительное сожаление, тоскливая горечь и лёгкий оттенок едва теплящейся надежды… И страх – да какой сильный! О, вот и желание что-то попросить. Ну что же, не будем её мучить неизвестностью".
– Хочешь служить мне?
Едва заметно вздрогнув, юная девушка отшатнулась на шаг назад – но только для того, чтобы согнуться в земном поклоне.
– Мой господин.
"Быстро соображает. Прямо не девица, а одни сплошные достоинства".
Подозвав одного из постельничих стражей, Дмитрий распорядился устроить Аглаю в полном соответствии с её изменившимся положением. То есть личный шатер, новая одежда, еда со стола самого царевича – и обязательная охрана новой личной ученицы государя-наследника Московского. Сам же он, словно бы потеряв интерес к новому приобретению, вернулся к свите – пока та, бедная, совсем не исхудала.
– Ну, а теперь-то – вечерять, Димитрий Иванович?
Едва заметно кивнув, первенец великого князя взлетел в седло аргамака – после чего в тройном кольце (из ближников, затем Большой свиты, и собственно царевичевой стражи) проследовал в самую серёдку воинского стана, на скромный походный ужин. Бараньи рёбрышки с гречневой кашей, куриные грудки в медовом соусе, мелкая речная рыбёшка, обжаренная с маслом и мукой, свежая выпечка, слабенькая (зато сладкая) мальвазия… Правда, сам он особого аппетита не проявил, ограничившись небольшой пиалой с крепким куриным бульоном и пшеничной булочкой – зато родовитая молодёжь наглядно продемонстрировала, что все тяготы и лишения порубежной службы никоим образом не сказались на её отменном аппетите.
– Продолжайте.
Ранний уход с ужина имел вполне определённую цель, и пока менее знатные ровесники уничтожали немудрёные яства, Дмитрий спокойно добрался до ждущей его в Судбищах баньки, загодя протопленной до состояния малой мартеновской печи. Сияющий от оказанной ему чести хозяин быстрой скороговоркой отрапортовал, что для государя-наследника приуготовлено наимягчайшее лыковое мочало, самые пушистые веники и духовитый квас… Но гостя больше заинтересовало, почему в эмоциях коренастого мужичка сквозь довольство и тихий восторг нет-нет да и пробивалось затаённое сожаление.
– А вот и мы, Димитрий Иванович!
Не оглядываясь на Малую свиту, наподобие цепных псов стерегущую своего повелителя (слава богу, что в нужник пока не додумались его сопровождать!), царевич с внезапно разыгравшимся подозрением просканировал окрестности. Затем ещё раз, на всё доступное ему расстояние.
– А что, хозяин, хорош ли парок?
Почти не слушая, что там ему говорят в ответ, сереброволосый подросток просеивал чужие эмоции – и едва удержал маску равнодушия на лице, когда всё же понял, в чем дело. Да, староста деревеньки (а у кого ещё могла быть самая лучшая банька?) сожалел. О том, что дочери ещё малы, и не могут услужить сыну великого государя! На жену же в этом вопросе расчётливый мужик не надеялся – уж больно стара да некрасива была она для такого гостя.
"Тьфу ты!".
Через полтора часа, отхлёстанный берёзовыми вениками до полного благодушия и лёгкой истомы, царевич отправился обратно. Покачиваясь в седле, он с толикой меланхолии раздумывал – не превратит ли селянин данные ему в награду за гостеприимство копийки в родовой талисман? Или всё же обменяет монетки на какую-нибудь четвероногую живность?
"Скорее второе, чем первое. Охо-хо, а всё же я славно сегодня потрудился в лазарете. С полсотни порубежников от могилы точно спас. И втрое больше рук и ног от ампутации!.. А вечером получил нежданный подарок и пищу для размышлений… Хм. Что это у меня ближники с такими хитрыми мордами переглядываются?".
И не только переглядываются: большая часть явно о чем-то сожалела, от Мстиславского шло лёгкое злорадство, а княжич Горбатый-Шуйский аж фонтанировал удовольствием и скрытыми надеждами.
"И что всё это значит?".
Всё выяснилось рядом с его шатром, стража которого самочинно пропустила в его походное жилище постороннего. Вернее, постороннюю, потому что Узор определённо был женским.
– Доброй ночки, Димитрий Иванович.
Не удостоив ближников ответом и излив толику неудовольствия на подобравшуюся охрану, царевич прошёл внутрь – а навстречу ему с уже расстеленного ложа поднялась…
