— предложил вдруг Кий. — Ты мой давно хотел, я знаю.
— Давай, — ответил Владимир, понимая, что подраться с братом ему все еще хочется, но прежняя непроходящая обида куда-то ушла. Он больше не злился на него, понемногу растворяя в себе те капли яда, что пролила когда-то в его душу хитроумная мать. — А лучше давай с Кульпой и Юруком поменяемся. И на крови клятву побратимскую дадим. Не такие уж они и уроды, и поуродливей видели. И дерутся знатно.
— Давай, — согласился Кий. — Завтра так и сделаем. А хорошо мы им все-таки сегодня дали! Да, брат?
* * *
— Я правильно понимаю, что вас в кочевье хорошо приняли? — спросил Самослав у сыновей, подозрительно разглядывая похожих на юных волчат мальчишек.
Они смотрели дерзко и зло, напоминая ухватками детей мораванских полукровок, которых с раннего детства готовили к битве в тяжелом доспехе. Великой честью для человека степи было служить в том полку, и брали туда далеко не всех. Но те, кого брали, сразу же становились белой костью, военной элитой молодого княжества.
— Как родных приняли, отец, — кивнул семилетний Кий, которому в кочевье оставалось провести всего лишь одно лето. Военное училище уже ждало его с нетерпением. — Мы с ханскими сыновьями побратимами стали.
— Не деретесь тут? — подозрительность все еще не отпускала князя.
— Не без этого, — рассудительно ответил Владимир. — Кулаки-то чешутся.
— С завтрашнего дня начнете с легким мечом работать, — вздохнул Самослав, понимая, что молодую дурь нужно куда-то выпускать. — Но только если оценки будут не ниже четверки.
— Я тебе навешаю! — многообещающе посмотрел на брата Владимир.
— Ха, навешает он! — усмехнулся Кий. — Сначала четверку получи, дурень.
* * *
В то же самое время. Александрия.
Очередь к великому логофету Египта приходилось занимать загодя. Стефан не отказывал никому, и попасть к нему было непросто. Он принимал раз в неделю, по пятницам, потому что суббота была священным днем для иудеев, а воскресенье — для христиан всех конфессий. Любой перекос в чью-то сторону тут же порождал ревность и недовольство буйного населения великого города, держать которое в узде было весьма непростой задачей. Именно этим и занимался Стефан, совмещая в одном лице должности главы правительства и градоначальника Александрии.
Юный княжич был сейчас далеко. Он сначала уехал в Пелузий, который должны были в кратчайшие сроки превратить в первоклассную крепость, а затем — в Гелиополь, Бильбаис и Вавилон. С ним же поехали и советники, приставленные отцом. Они долго и тщательно допрашивали Сигурда, единственного во всем словенском войске, кто воевал с арабами. Оборону здесь будут готовить именно для борьбы с этим мобильным, стойким и бесстрашным врагом. И главным в этой обороне станет распределение войск, готовых подойти на выручку, и припасы, которых в каждом городе должно будет хватить как минимум на полгода осады. Впервые за много лет из гавани Александрии корабли с зерном не пойдут в столицу мира. Вся пшеница останется здесь, в Египте, где будут созданы запасы на случай голодных лет. Это было категорическое требование Стефана, который изучил отчетность за последние годы и выяснил, что вывоз зерна был всегда примерно одинаков, в то время как сбор его отличался весьма и весьма сильно. И эта несообразность приводила к тому, что в неурожайный год десятки тысяч людей просто умирали от голода, в то время как огромные баржи везли плод их труда на север, чтобы кормить ненасытную константинопольскую чернь.
Стальная башня, которой казался Сигурд просителям, пугала горожан до дрожи. Наивный же дан, для которого все это было забавной игрой, наслаждался их страхом, иногда издавая негромкий рык из-под клыкастой маски. Ему было ужасно весело, ведь сегодня двое даже за сердце схватились прямо у двери и отправились домой, позабыв, зачем пришли. Да, эта пятница, определенно, удалась.
Хотя нет! Сегодня прием был только до обеда. Ведь сегодня скачки! А это значит, что весь город бросит работу и пойдет на ипподром. Сегодня купец закроет лавку, кузнец потушит горн, а горшечник остановит свой круг до завтрашнего дня. Народ повалит за городскую стену, в цирк, где за словенский грош купит себе право на созерцание любимого зрелища. Словенской монеты было еще немного, но она понемногу вытесняла корявое имперское серебро и медь, уродство которых уже смешило честной народ. Многолетняя борьба с язычеством привела к тому, что навыки резчиков старого Рима были утеряны прочно, и восстанавливались с большим трудом. А еще здесь ввели тотализатор! Горожане делали ставки, удивляясь его мудреной системе. Но, как это всегда и бывает, жадность и глупость не имеют границ, а потому многие, поставив копейку на дохлую клячу, мечтали выиграть целый рубль.
Полторы тысячи локтей в длину было поле, где велись гонки. Каменная чаша, построенная еще первыми Птолемеями, служила городу верой и правдой сотни лет, то и дело страдая от многочисленных землетрясений и войн. Впрочем, ипподром всегда восстанавливали. Его просто не могли не восстановить, иначе гнев горожан будет таким, что землетрясение показалось бы властям легкой щекоткой. Десятки тысяч человек могли сидеть здесь одновременно. Они поедали устриц, жареные бобы, пирожки и прочую снедь, запивая все это кислым вином. Но если раньше тут наблюдали за гонками колесниц, то теперь главным номером программы были скачки всадников, на которых и делались основные ставки. Это было непривычно, это было ново, и это всем понравилось. И если еще недавно партии «синих» и «зеленых» болели за свои колесничих, то теперь, когда на поле выходил десяток всадников сразу, наступала легкая растерянность. За кого болеть? Ответ был очевиден. Болели за тех, на кого поставили деньги. И это простое решение стало разрушительным для партий болельщиков, которые служили ударной силой при любом мятеже.
— Слушать меня все! — известный всему городу Сигурд Ужас Авар подошел к огромному бронзовому раструбу, в который кричали глашатаи.
Он выпросил как-то раз это право у Стефана, и теперь скачки невозможно было представить без его вступительной речи, которую горожане слушали с плохо скрываемым восторгом. Сигурд командовал двумя сотнями данов и нубийцев, которые поддерживали порядок на стадионе. Вечные беспорядки так ему надоели, что теперь скачки начинались с его угроз, в разнообразии которых он никогда не повторялся. Дело доходило до того, что горожане уже начали делать ставки на то, какую именно кару он пообещает сегодня нарушителям общественного спокойствия.
— Я Сигурд Ужас Авар! Я командовать парнями,
