Потребовалась помощь семи герольдов, но Гизмонду все же удалось построить пэров в очередь, готовую проследовать в зал заседаний Палаты лордов; герцоги стояли в паре с герцогами, а графы – с графами.
– Как проклятый Ноев ковчег, – пробормотал Гизмонд себе под нос уже не в первый раз. – Ваша светлость должны оставаться на месте, – сказал он громко, удерживая одного престарелого и совершенно глухого пэра.
Сэр Гизмонд наконец вздохнул с облегчением, когда послышался звук трубы. И торжественно прошествовал к двери, увлекая за собой две ровные шеренги непрестанно переговаривавшихся пэров. Солнечный свет, щедро льющийся сквозь высокие арочные окна, отражался в позолоченных люстрах, свисавших с потолка. И поистине великолепное зрелище предстало перед Гизмондом, когда он повернулся к залу; он ждал, когда пэры, одетые в темно-красные, отделанные горностаем мантии, усядутся на скамьи. Лорд Фиппшот, по-видимому, потерял свои очки, а его светлость герцог Девоншир указывал пальцем в сторону переполненной галереи для зрителей, сейчас занятой знатными дамами. Но все лорды располагались в должном порядке, и никто из них, как видно, не переусердствовал с бренди за ленчем.
К сожалению, в зале царила столь деловая атмосфера лишь в те дни, когда предметом обсуждения являлась чья-либо смерть. Пэр обвинялся в убийстве, например. Или стоял вопрос о признании лорда умершим за отсутствием – как сейчас. А дамы имели склонность неожиданно появляться при обсуждении завещаний, а также в тех случаях, когда речь шла о незаконнорожденных. «А вот на текущих заседаниях по вопросам управления королевством бóльшая часть пэров не утруждают себя присутствием», – подумал Гизмонд, но тут же отбросил эту неуместную мысль.
Вскоре по проходу торжественно прошествовал герольд, за которым следовала молодая графиня Айлей. «Теперь ей уже никогда не стать герцогиней», – напомнил себе Гизмонд, ощутив некоторое сочувствие. Однако леди Гизмонд, читавшая скандальные газетенки с тем неослабевающим усердием, которое некоторые уделяют Библии, а другие – расписанию скачек, была теперь всецело увлечена идеей повторного замужества графини.
– Ей нужно найти себе мужа, – говорила супругу леди Гизмонд этим утром. – О ней никогда не ходили скандальные слухи, но бедная женщина так и останется бездетной, если и дальше будет так продолжаться…
Все пэры встали, приветствуя графиню, одетую в глубокий траур. Она проследовала в головную часть зала и, остановившись, сделала реверанс сначала в сторону галереи для зрителей, потом – в сторону собравшихся пэров, а затем – перед лордом-канцлером. Завершив все формальности, графиня удалилась на балкон, предназначенный для пэресс, и уселась рядом с миссис Пинклер-Рейберн.
Гизмонд украдкой рассматривал ее, потому что знал: когда он вернется домой, жена непременно потребует описания каждой детали наряда графини. Но Гизмонд не узрел ничего экстраординарного. Леди выглядела высокой и очень худой, хотя трудно было утверждать это, поскольку на ней, судя по всему, было четыре, а то и пять нижних юбок. Она была как бы черным пятном среди всеобщего блеска (не обязанные носить мантии пэрессы стремились одеться как можно богаче, и скамьи, предназначенные для них, прямо-таки сверкали).
Парламентский пристав громко потребовал тишины, и началась официальная церемония открытия слушаний, после чего сэр Гизмонд, преклонив колено, вручил лорду-канцлеру символ его власти.
Лорд-канцлер уселся на мешок с шерстью[8] – массивный стул без спинки, смутно напоминающий трон и установленный выше мест остальных пэров, располагавшихся теперь в своих пурпурных с золотом мантиях на красных скамьях. Затем, поднявшись, громко проговорил:
– Достопочтенные члены Палаты лордов, лорды духовные и светские, сегодня мы собрались здесь, чтобы выполнить возложенную на нас миссию. Нам предстоит решить, следует ли признать благородного пэра графа Айлея, наследника герцогства Ашбрук, погибшим в море. Мы облачились в это средневековое великолепие пурпура с горностаем в его честь, в ответ на петицию «о признании умершим за отсутствием», представленную его скорбящим наследником мистером Сесилом Пинклер-Рейберном, выражающим должным образом свои глубочайшие сожаления по поводу этого трагического события.
По рядам прокатился гул одобрения, и мистер Пинклер-Рейберн, засмущавшись, переместился поближе к Гизмонду. Тот машинально принялся вычислять, какой длины потребуется горностаевая отделка, чтобы украсить пурпурную мантию, призванную прикрыть внушительный живот Пинклер-Рейберна, когда он станет герцогом. Но к чести Пинка (как все по-прежнему называли наследника), он не выказывал ни малейшей радости по этому поводу.
– Мы присвоим нашему отсутствующему пэру титул герцога Ашбрука в порядке любезности, – продолжал лорд-канцлер, – поскольку его почтенный отец умер после того, как этот молодой человек покинул Англию. И вполне возможно – уже после того, как его единственный сын сгинул в морской пучине. Поэтому юный граф Айлей так и не принял титул и никогда не сидел среди нас в Палате лордов. – Он сделал паузу, чтобы передохнуть и чтобы предоставить возможность остальным прочувствовать значительность его слов. – Его супруга не имела возможности горевать о нем в его отсутствие, – вновь заговорил лорд-канцлер и бросил отеческий взгляд на склоненную голову графини; та не имела возможности ни принять обязанности и ответственность герцогини, ни получить свободу и обеспечение вдовы (более того, считалось, что все герцогство страдало без направляющей руки хозяина).
Однако Гизмонд слышал обратное. Многие знали, какого успеха добились «Рейбернские ткачи» под умелым руководством графини. Его собственная жена отделала гостиную рейбернскими тканями, и это обошлось герольдмейстеру в кругленькую сумму.
Тут лорд-канцлер призвал собрание приступить к обсуждению петиции о признании герцога Ашбрука умершим за отсутствием. Как и ожидалось, наследник герцога, мистер Сесил Пинклер-Рейберн, испросил разрешения выступить перед собравшимися пэрами. Он поднялся по ступенькам и молча оглядел зал. Причем держался наследник с необычайным достоинством, несмотря на свою тучность.
– Я глубоко и – могу честно сказать – мучительно переживаю из-за подачи этой петиции, – проговорил наследник. – И я согласился на это только по просьбе леди Айлей. Сам бы я предпочел избежать такой ответственности, но графиня, конечно же, желает освободиться от тяжкого бремени, которое ей пришлось нести в отсутствие ее супруга.
Все в зале, видимо, отнеслись к его речи с одобрением, а по галерее для зрителей пронесся тихий гул, и многие дамы сочувственно закивали, покачивая роскошными перьями, украшавшими их шляпы.
