При отправлении каждому рейнджеру из нашей группы выдали рационов с запасом, на трое суток. Это они думали наперед — 'а вдруг что случится в пути?' И это правильно, вдруг немцы разбомбят полотно или паровоз? Ведь тогда наш эшелон встанет. У нас нет, и до самой ЭБГ не будет иного источника продовольствия кроме рационов, ну возможно удастся на какой-нибудь станции прикупить домашней еды… Логичные мысли медленно выпадают из оборота под напором эмоций… Как красив мир за окном… Леса, поля, деревни, города… Земли, до которых война в этом мире, возможно, даже не дойдет, здесь все будет в порядке, не будет полицаев, не будет сожженных деревень, не будет смерти… Я приложу все силы, чтобы так и было… Все силы отдам, все сделаю!
В ладони что-то хрустит, мерзко так, как битое стекло.
— Сэ-э-эр… — Оборачиваюсь. Бледный как мел сержант Кип дрожащим пальцем указывает на мою руку. — Сэ-э-эр… — Ой йо! Ничего себе сила и стойкость, блин! Раздавил стакан вместе с подстаканником, руку порезал, а сам в облаках витал и ничего не ощутил. Нельзя так… Не хочу так. Вот впаду в такое тихое бешенство, закиплю от эмоций и не замечу, что меня убивают… Тут же словно осознавая ход мыслей, тело откликнулось, и рука заболела. Порезы на ладони были неглубокими и опасности не представляли, но соседи мои перепугались не на шутку.
Позже, ближе к вечеру, я услышал разговор Кипа и неизвестного сержанта в тамбуре вагона:
— Черт, я не из пугливых, но ты бы видел его лицо, Джо! Он сначала был такой спокойный, умиротворенный, и за мгновение стал похож на дьявола о плоти! Его лицо, его шрамы, взгляд… Встреть я его в бою, увидь я его взгляд… Проклятье, я бы абсолютно точно узнал, что это моя смерть! А это мягкое сжатие стакана с металлической подставкой. Словно паровой пресс, без задержек и с тонной презрения… Он не заметил, как сделал это, не ощутил боли! Он не человек, Джо, я тебе говорю!
— Да, я слышал, парни из вашего купе и соседи говорили об этом… Но ты был ближе всех. — Задумчиво пробубнил в ответ Джо. — То, что ты сказал, правда? Без преувеличений? — Голос парня стал серьезным.
— Серьезно, Джо… — Кип перешел на заговорщический тон. — Не зря за ним все время следят парни из НКВД и ваши, из ОСС… Откуда он такой появился? Ты ведь знаешь, Джо, скажи мне… Как старому другу.
— Не могу, Билл, это секретная информация.
— Ну, ты же работаешь на ОСС, у тебя есть допуск… — наседал Кип.
— Тихо!.. — Грозно шикнул Джо, затыкая своего болтливого собеседника. — Все… Хватит болтать… Не здесь и не сейчас.
Заговорщики зашебуршились в тамбуре, а я, дабы не светиться, нырнул в свободный туалет, на всякий случай, не стал щелкать замком и прижал дверь плечом.
Какую интересную беседу довелось подслушать. Даже кое-что особенное, так сказать, сверх нормы, получилось узнать. ОСС, он же Офис Стратегических Служб, он же прародитель ЦРУ, здесь уже создан. Интересно, в ОСС заправляет старый друг президента Франклина Рузвельта и создатель одной из величайших в мире разведывательных сетей Уильям 'Дикий Билл' Донован? И очень уж это сомнительно, чтобы ОСС и НКВД, две очень серьезные госструктуры, совместно следили за одним попаданцем и не порвали его на мелкие кусочки в порыве страстной 'любви'. Странно это…
Следующие сутки начинались скучно. Карпов единожды появился в нашем вагоне, прошелся туда-сюда, посмотрел на наше житие-бытие, спросил у меня и Джо о настроении и ушел. Через пару минут после ухода подполковника тот самый Джо, сославшись на желание посетить сортир, удалился в направлении, куда ушел Карпов. Эх, ему по идее было ближе идти в туалет на противоположном конце вагона, а он ломанулся следом за подполковником. Пошел докладывать последние данные по наблюдению за мной?! Фигня какая-то… Оэсэсовец будет отчитываться энкаведешнику? Шутить изволите, господа-товарищи?
Днем наш эшелон дважды останавливали на станциях для пропуска более важных составов к фронту. Один раз мы стояли всего пятнадцать минут, а вот второй раз целых два с половиной часа. Начальник поезда даже разрешил прогуляться в районе станции, но посоветовал далеко не уходить, так как неизвестно, сколько мы здесь простоим.
На станции оказалось на удивление многолюдно. Солдаты и гражданские большими компаниями бродят по перрону и привокзальной площади. То тут, то там в толпе мелькают 'красные повязки' — патрули в составе двух энкавэдэшников — старшего сержанта и рядового. Хм, НКВД патрулирует станции? Точно, это же зона ответственности железнодорожных частей наркомата. Американские патрульные здесь, кстати, тоже обязаны быть, здесь же часто бывает 'наша', заокеанская братия.
Пока я думал, на дальних путях прошел эшелон с американскими солдатами, они, высунувшись из окон вагонов, дружно галдели и приветливо махали девушкам, вышедшим на край перрона. Появившийся из толпы американский патруль, заметив нашу группу, сменил направление, и вскоре штаб-сержант попросил нас предъявить документы. После короткой проверки нас спокойно отпустили, но прежде поинтересовались у меня 'Не тот ли я Пауэлл, о котором в газетах и по радио рассказывали?' Слава моя больно живучая, скажу-ка, что я не я, не хочу привлекать лишнее внимание. Разочарованные солдаты патруля ушли, а я уловив душещипательный аромат пирожков с капустой приказал группе следовать за мной на встречу великолепной пище. Наши рационы были хороши — консервированные блюда из наборов можно было есть и холодными, и разогретыми. Но вот беда, в холодом виде есть консервы очень грустно, а разогреть их в вагоне просто негде и не на чем. Вагонов-ресторанов к составу не цепляли…
Даёшь пирожки с капустой! Цель найдена. Хотите — верьте, хотите — нет, бабушка в платочке с закутанной в какие-то тряпки кастрюлей и с металлической миской наполненной благоухающим 'рекламным' продуктом, ни каким боком не была похожа на бабушек-торговок из моего времени. Все детали, присущие людям ее профессии, есть, а все равно — нет какой-то частички, изменяющей весь образ до неузнаваемости… Может она не ругается?… Эх, а как же пирожки то пахнут!..
Бабушка заприметила меня, и для нее я уже потенциальный клиент, улыбается, не впервой союзникам пирожки продавать. Ёперный кордебалет! А где я деньги возьму-то?! У меня есть доллары, мне исправно платили заплату, я входил в разряд не женатых офицеров, проходящих службу вне США, и мне платили 80 долларов в месяц. Когда попаду на фронт, зарплата моя вырастет вдвое! Это большие деньги по нынешним временам. Бутылка Колы со слов капитана Гримвэя стоит сейчас три цента! На доллар можно насмерть упиться этой Колой. На тот же доллар и поесть можно. Очень и очень хорошо поесть, заметьте! А у меня сейчас на кармане целых 500 баксов — скопились зарплаты и наградные, и ни рубля, ни копеечки! Все… Покушал горяченьких пирожков… А бабуля рукой уже машет и зовет: 'Ком, ком хир.' В нашем мире так немцев в плен зазывали, а тут союзников на пирожки.
