– Это очень сильно заметно, Азамат?
Мой голос карканьем старого ворона ударился в стёкла веранды, осыпался пеплом вокруг нас. 'Косяк' полыхнул маленьким пламенем, Азамат закашлялся, слишком сильно затянувшись и чуть отодвинувшись от стола. Вновь заболела голова. Нудной, долбящей в виски, пульсирующей болью. Я почувствовал, как мои плечи горбятся, наливаются тяжестью старого, умершего там, в спальне моего особняка, тела. Черты моего лица загрубели, неожиданно проявившиеся морщины собрались в угол глаз. Тот старый Я, ворочался по-хозяйски в новом теле и взгляд, которым я посмотрел на Азамата, был уже именно тем, моим взглядом, которым я смотрел на людей последние свои десять лет. Подслеповатым, холодным, жестоким, равнодушным. Крокодильим.
Я встал из-за стола, обогнул хозяина дома, подошел к плите. Обхватил руками бока горячего чайника, впитывая кожей ладоней тепло. Несколько секунд постоял так, чувствуя взгляд собеседника на спине. Обернулся:
– Я больше чем уверен, Азамат, что ты ни с кем не делился своими мыслями. Поэтому я хочу поговорить с тобой о другом, и не перебивай меня, если даже начало покажется тебе странным.
Я вернулся за стол.
– После зимы всегда наступает весна, после весны лето. День сменяется ночью. Но ты знаешь, Азамат, что если уехать далеко на север, то ночей там не бывает полгода. А если далеко на юг, то там нет зимы. Везде всё по разному и люди тех мест не верят другим людям, потому что они не видели и не бывали там, где живут рассказывающие подобные нелепости.
Я несколько секунд помолчал. Налил в пиалу остывшего чая, в горле першило, и было сухо как в сердце пустыни. Сделав короткий глоток, я продолжил:
– Человек может прожить свою жизнь так же размеренно и привычно, как его отцы и деды. После морозов ждать весну и лето и снова зиму. Но может и уехать туда, где нет зимы. И жить там долго. А ещё он может выбрать другую дорогу и другую землю и не прожить там и года. Вся суть в выборе. Я выбрал свой путь. Тот, который может привести меня к зиме, а может и к вечному лету. А та дорога, по которой шел я, идёшь ты, и идут мои пацаны, она ведёт в зиму. Холодную и вечную, где никогда не расцветут сады. Правда, ваша зима будет сытной, спокойной, уютной. Но барану на пастбище тоже уютно, пока его не завалят на землю и не перережут ему горло. А я не хочу быть бараном, я хочу вырастить хотя бы один цветок. Пусть мне на моём новом пути тоже могут перерезать горло, но есть большая разница – умереть бараном или кем-то другим. Азамат, скоро очень многое изменится, ну не совсем скоро, лет через десять или двенадцать….
– А точнее?
Азамат сильно навалился телом на край стола, папироса в его пальцах дымила, огонёк её покрывался серой коркой.
– Точнее – через десять. Но ты заметишь, как появляется плохое, как расползается среди людей гниль, ещё раньше. И ещё, Азамат. Знаю, это звучит бредом, но этой страны не будет. Этот конгломерат республик и народов исчезнет, распадётся на клочья непонятного нечто. СССР падет. Будет на этой земле другая страна, другие люди будут жить в ней. Совершенно непохожие на нас с тобой. Они станут называть свой дом собачьей кличкой – Рашкой и их не будут уважать и сами они не захотят уважения. Зимой трудно думать и о чем-то мечтать, чего-то хотеть. Это будет не наш с тобой мир. Это не тот известный и знакомый, где ты стоишь у 'смотрящего' за спиной, и Князь слушает твои советы. Где всё заранее известно и все играют по одним правилам. Правила станут другими. Точнее, правил не будет. Будет власть неправого и лгущего над ослепшими и потерявшими себя и свой дом. На эту землю придут другие пастухи. Злые, ненавидящие эту землю и людей на ней живущих. Не жалеющие ни кого и ничего и мы все – и ты, и Князь, и я -окажемся в роли баранов, которым режут горло, а они не видят режущего их из-за идущего снега. Потому что мы будем думать, что всё ещё идет зима. А разве ты хочешь быть бараном, Азамат? Слепым бараном?
– Точно через десять лет?
– Да.
– И ты, Дима, знаешь, как это изменить или остановить?
– Остановить? Изменить?
Я посмотрел на потолок, избегая встречаться взглядом с собеседником.
– Есть много путей, ведущих к этому, но…
Я опустил взгляд и посмотрел в глаза Азамата, мой голос был похож на скрежет напильника по зазубренной кромке металла:
– Но, эти варианты не дают мне полной уверенности в том, что приведут к нужной цели. Один путь глуп, другой фантастичен, третий…. Г-хм, третий…. Третий…. – я посмотрел в сторону и нервно пробарабанил пальцами по столу. Азамат терпеливо ждал ответа, но я не ответил.
Я положил руки тыльными сторонами ладоней вверх. Поднял взгляд. Открытая поза. Спросил:
– Азамат, если к тебе придет человек и скажет – от моей руки умрешь ты сам, твоя семья, родственники в соседнем селении, но будут жить дети. Не обязательно твои, другие, но долго и счастливо и свободной земли для них будет больше, чем они смогут представить то, что бы ты сделал?
– Всё в руке Аллаха. А дети точно выживут?
– Да – но продолжать не стал. О другом заговорил, сыпля словами, как песком на следы своей мысли. Мелькнуло что-то между нами, что-то похожее на понимание – я спросил, он ответил, и мы поняли друг друга, а теперь я спрячу это под мусором слов. И это будет правильно.
– Понимаешь, Азамат, я жил там, в той зиме, хорошо жил, очень хорошо. Но вот только я был всего лишь главным бараном. Жевал лучшую траву, пил чистую воду и покрывал лучших овец, но суть от этого не меняется – баран, он и есть баран. Даже если он платит своим пастухам. Но больше этого мне не хочется. Ты вправе выслушать меня и не поверить. Ты можешь поступить как тебе угодно. Поступить логично, забыв обо всех моих словах, сочтя всё услышанное тобой бредом ударенного по голове пацана. Но у меня к тебе просьба – не поступай разумно, если твоё сердце говорит тебе совершенно другое. Иначе я не смогу дойти до лета, а ты навсегда останешься в зиме.
Я налил себе еще чаю, даже уже не чай, густой остаток со дна и спрятал лицо за пиалой. Азамат молчал, непрерывно крутя в пальцах зажигалку. Думал. На меня смотреть он избегал. Затем его губы разомкнулись и я, уловив, что вот, сейчас он скажет и всё определиться, невольно опустил руки с пиалой на стол и заглянул ему в глаза. Азамат откашлялся, осторожно положил на стол зажигалку.
– Ты не баран, Дима. И ты не хитрый и ловкий мальчик Дима. Да и не был ты мальчиком никогда. Я всегда это знал. Не умом – Азамат коснулся виска – сердцем знал.
Его рука медленно опустилась на грудь.
– Другой человек ты. Не такой как тут или у нас. Совсем старый и в разных местах живший. Плохой человек, злой. С чёрным лживым сердцем. Ты такой человек, что смотрю я на тебя и мне кажется…. -Азамат на доли секунды прервался, поправился – нет, я полностью уверен, что если я перережу тебе горло, то ты заткнёшь им мне рот, что бы я захлебнулся твоей кровью. Но я вижу в тебе и иное и поэтому не боюсь говорить такие обидные слова. Ты устал быть таким, ты… Ты хочешь и пытаешься стать другим. Это хорошо. Поэтому я поговорю с Князем за тебя, я выгоню Фредди, я сделаю, как ты хочешь. Пока. Но запомни – я буду глядеть на тебя, и мне не хочется снова доверять твою судьбу ветру зимы.
