Новиков взял лист бумаги, нарисовал на нем несколько разного размера прямоугольников, кружков, каких-то значков и показал Шульгину. Тот кивнул. Андрей секунду подумал и изобразил целый веер стрелок в разных направлениях, потом выписал столбик четырехзначных цифр, украсил все это восклицательными знаками. Шульгин взял у него карандаш, зачеркнул одну стрелку, нарисовал другую, а два числа подчеркнул и тоже поставил вопрос.
— Ага, — удовлетворенно сказал Новиков и обратился к Ирине: — Поняла что-нибудь?
— Конечно, нет.
— А это как раз схема наших завтрашних действий с разбивкой по этапам. — Он скомкал листок и поджег его с угла зажигалкой.
— Нет, Андрей, сколько я вас знаю, а привыкнуть все равно не могу. Вы действительно какие-то уникальные…
— Мы не только уникальные, — солидно добавил Шульгин, — но даже где-то и гениальные. Нам только волю дай, да было бы дело…
— Вся хитрость в том, — сказал Андрей задумчиво, — что для всего, что угодно, люди всегда найдутся, словно для этого только и родились. А вот для отдельных людей далеко не всегда находится подходящее дело. Зато если удается попасть в масть, происходит самое интересное. Во времена всяческих катаклизмов самые, казалось бы, непримечательные люди такое способны совершить…
— Или натворить, — вставил Шульгин.
— Именно. Вот, к примеру, хоть Ковпака взять. Так и дожил бы человек до пенсии в тихом своем городке, а тут война, и вот уже он выдающийся партизанский генерал, дважды Герой и так далее. Наполеоновских маршалов возьми, которые из трактирщиков и бондарей произошли… Или в науке и технике. Изобретают телевидение, и соседский дядя Миша с восемью классами вечерней школы оказывается талантливейшим наладчиком цветных телевизоров и видеомагов. Сам знаю такого, а я, при всех своих достоинствах, во всем этом — ни уха ни рыла… И спрашивается, не придумай кто-то это самое ТВ, что бы дядя Миша делал? Так и помер бы в дворниках и сантехниках. Вот, может, и мы с Сашкой — прирожденные ксеноконтрразведчики или какие-нибудь прогрессоры…
— А говоря попросту, на нашем месте так поступил бы каждый, — вмешался Шульгин. — Так у нас принято.
— Просто тебе повезло, что ты именно с нами познакомилась.
— А если бы не познакомилась, тоже ничего бы не потеряла, потому как не имела бы возможностей понять, что другие — это не мы… — опять влез Шульгин и окончательно все запутал. И тут же переключился на новую тему: — Ты вот лучше скажи, почему тебя именно к нам забросили? На Западе, по-моему, раздолья для ваших не в пример больше.
— Я говорила уже — ничего я не знаю. Меня готовили сюда, кого-то туда, наверное. У нас в школе общаться с однокашниками не принято было. Подготовка сугубо индивидуальная.
— Хватит, наверное, Ира, — заключил Андрей. — Спать пора. Ложись в той комнате. Завтра всех нас ждет много нового и интересного.
…До полудня Ирина спала, и ее никто не тревожил. Проснувшись, увидела на столике возле дивана записку:
«И.! Отдыхай, развлекайся в меру возможностей. Из дому не выходи ни в коем случае, дверь никому не открывай, никуда не звони и не подходи к телефону. Вернусь после обеда. Не скучай. А. Н.».
Она долго лежала в постели. Вставать не хотелось. От минувшей ночи остались шум в голове, горечь кофе во рту и смутная тоска, настоянная на страхе перед предстоящим днем.
Потом она все-таки встала. Обошла пустую и тихую квартиру. Здесь она была всего один раз и очень давно, почти в самом начале их первого знакомства, на встрече Нового года. И все здесь тогда было не так. Шумно и весело. Гремела музыка, собралось много народу, девушки в нарядных одеждах, элегантные ребята. Тогда еще не привилась мода ходить в гости в поношенных свитерах и джинсах, все надевали лучшее. На стенах висели собственноручно исполненные Андреем шаржи с остроумными пожеланиями, вдоль этой вот стены стоял стол, вон там сияла огнями и игрушками елка… В темный коридор по очереди выходили целоваться…
И квартира тогда была совсем другой. И мебель другая, и обои, и запахи. Только старинное венецианское зеркало осталось с тех пор, и Ирина долго смотрела в него, будто пытаясь в глубине стекла уловить следы давних отражений.
Она оделась, привела себя в порядок, попила чай на кухне. Томительное предчувствие грядущего несчастья не проходило. Она пыталась читать, включила телевизор, не смогла смотреть и выключила.
Потом в кабинете Андрея, перебирая книги на полке над столом, она вдруг наткнулась на фотографию в тонкой металлической рамке. Очевидно, Андрей второпях сунул ее сюда, потому что на книгах лежал тонкий слой пыли, а стекло и рамка были чистые. На большом цветном снимке — она сама, молодая, счастливая, смеющаяся, в легком белом костюме, с поднятой рукой, которой пытается удержать разлетающиеся от ветра волосы. А позади, на тревожном фоне сизо-грозовой тучи, освещенный упавшим из-за туч косым лучом брусочек храма Покрова на Нерли… И он до сих пор держит ее снимок на своем столе, и смотрит на него, наверное… Она долго стояла с фотографией в руках.
…Новиков появился около трех, когда она совершенно измучилась ожиданием. Он вошел, и ей сразу стало легче, потому что он был несгибаемо уверен в себе и даже весел.
— Как ты, Ириш? Ну, ничего, недолго осталось. — Он бросил на диван принесенную с собой спортивную сумку, сел к столу. — Присядь и ты. Перед дорогой.
Она хотела спросить его, но он остановил ее жестом:
— Усваивай обстановку. Вопросов не задавать, выполнять любые указания мгновенно и точно. Пандора, жена Синей Бороды и прочие дали наглядные примеры, что бывает, когда не слушают старших. С этого момента не задумываться, не рассуждать, только подчиняться. Вечером отпразднуем победу. — Он помолчал. — Не бойся ты ничего, Ирок. Когда я тебя подводил? Да и дело, как посмотришь, плевое… — Он опять замолчал вдруг и задумался, как шахматист, увидевший на доске новую комбинацию.
Она принесла с кухни горячий чайник, банку растворимого кофе, сахар, начатую бутылку коньяка.
— Нет, пить сейчас не будем…
Он густо замешал в чашке кофейный порошок с сахаром, растер смесь по стенкам, залил кипятком, так что образовалась пышная кремовая пенка, почти залпом выпил и тут же пружинисто поднялся. Достал из сумки и протянул Ирине белые джинсы, кроссовки, белую, расчерченную желтыми и зелеными полосами ветровку.
— Переоденься.
— Зачем?
— Ну вот. А вроде договорились.
— Да, конечно, извини…
— Ничего. Сейчас еще можно, но настраивайся. Действуй…
Ирина ушла в соседнюю комнату и переоделась.
