– Сядь, боярин. Что ты мне про Индии толкуешь? Я с индеянцами не ссорился, у меня с каганом рознь! Мне бы Азов отспорить, а не гору Тибет!
Однако Микула садиться не стал, а принялся возражать государю и приводить всякие вздорные доводы. Тогда князь Владимир стукнул об пол булавой, окинул боярина тяжелым взглядом и объявил:
– Дерзок ты, Жердяич! Опять говорю: опусти зад на лавку! Не то велю в нужник спровадить, в яму смрадную!
Боярин с ворчанием сел, а князь распорядился, чтобы священства меж собой потолковали и потешили его достойным спором. Пусть, сказал государь, Менту спросит латынян, а потом Помпоний – Менту; после иудей задаст свои вопросы и будет спрошен в свой черед. А если охальник какой выкрикнет поносное или шуметь начнет, тащить его в нужник и мордой к очку приспособить.
Устрашившись, бояре притихли, а Менту-хотеп, кивнув толмачу, промолвил:
– Сказано было достойным Помпонием, что бог Юпитер дал римлянам силу, богатство и власть. Однако многие латыняне поклонились Амону, Исиде и Осирису. Их святилища в Риме стоят и в других городах латынян, и молятся в них люди по египетским обрядам, и служат там наши жрецы, как мне доподлинно известно. Не значит ли это, что отшатнулся Рим от Юпитера в пользу древних богов Египта? – Тут Менту-хотеп вскинул руки величественным жестом и возгласил: – Скажи, Помпоний Нума, прав ли я в своих речах? И ваш Юпитер не младший ли брат Амона?
– Не прав, – с жаром возразил латынянин. – Те, кто поклоняется Амону, чтят в нем Юпитера, в Исиде чтят Юнону, мать богов, а в Осирисе – Плутоса, повелителя мертвых. Юпитер не младший брат Амона, а сам Амон, или Зевс, или Ваал. Имена различны, но это наш Юпитер.
Князь выслушал, кивнул и снова потребовал чарку.
– Наши боги видом благородны и прекрасны, и сотворили они людей по своему подобию, – молвил Помпоний Нума. – У ваших же божеств облик звериный и птичий, и поклоняетесь вы кошкам, ибисам, баранам, крокодилам. Не потому ли, что боги ваши больше для животных, а не для человека, который есть венец природы?
Рехмира и Менхеперра снисходительно усмехнулись, а Менту-хотеп ответил через толмача:
– Не ты ли сказал, что Амон и есть Юпитер? И разве Юпитер не принял однажды обличье быка?
Так они говорили друг с другом какое-то время, а толмач-хитрец переводил, стараясь, к выгоде Помпония, чтобы ответы Менту были не слишком убедительны. Князь еще раз приложился к чарке, княжич Юрий затосковал и принялся пересчитывать пальцы, а бояре, внимая мудреным речам, тоже поскучнели – кто зевал, прикрывшись бородой, кто почесывал пузо, кто прикидывал цену ожерелий египтян да римских венков и браслетов. Микула Жердяич и вовсе сделал вид, что дремлет. Однако Чуб Близнята не пропускал ни слова, то и дело переглядываясь с Кудрей и Лаврухой. И мнилось им, что в скором времени Юпитер повергнет Амона.
– Довольно! – молвил наконец князь Владимир, поднимаясь. Он направился к окну, поглядел на площадь, полную народа, на Святое Капище, где еще торчали истуканы, но уже не дымились костры, и повторил: – Довольно! Хватит! Пусть спрашивает иудей!
Сидевшие в палате оживились. Пожалуй, кроме Чуба и Лаврухи, никто не принимал всерьез ребе Хаима – уж слишком неказист он был в темной своей одежонке и стоптанных хазарских сапогах. Роста невеликого, тощий, как приблудный пес, он и казался псом сравнительно с дородным сытым Нумой и благообразным Менту. Пес, однако, мог покусать, и бояре, чувствуя это, готовились развлечься.
Князь вернулся к престольному креслу и кивнул ребе Хаиму.
– Говори! Спрашивай!
– А что спрашивать, государь? – Ребе пожал узкими плечами. – Все и так известно! Сатурн, отец Юпитера, пожирал младенцев, собственных детей, за то Юпитер его и убил. Сет египетский, братец Осириса, тоже в убийстве виновен, а еще в кощунстве: разрубил тело брата и разбросал куски по всей земле, а Гору вышиб глаз. Богиня Венус, истинной любви не зная, разве с козлом не спала… Юпитер сына изуродовал, Вулкана, – так и остался тот хромоногим… Куда ни глянь, убийства да прелюбодеяния! Разве божьи это дела? Нет, не божьи, а мерзкие, страшные, жестокие! Только не было ничего такого, государь, все сказки и легенды, людьми придуманные. А сочинили их для оправдания пороков – мол, если боги преступны, что же с нас, людишек, возьмешь? – Ребе Хаим сделал пару шагов, встал перед шестью жрецами и сказал: – Не буду я их спрашивать, не нужно это. Лучше пусть меня спросят.
– Добро! – Князь пристукнул булавой. – Спрашивай, Менту!
Египтянин поклонился и произнес несколько певучих фраз. Толмач, хитроглазый молодец в кафтане Посольского приказа, почесал в затылке.
– Не хочет он спрашивать, государь-надежа. Говорит, что еудейская вера тоже почтенная и древняя, и хоть плохо ребе сказал про Сета, Осириса и Гора, он с ним спорить не станет.
– Почему?
– Я знаю иудеев. Они упрямее ослов, и их никто не переспорит, – объяснил Менту-хотеп через толмача. Подумал и добавил: – Не стоит таскать песок в пустыню.
– Тогда я спросить, с дозволения государь, – выступил вперед Помпоний Нума. Дождавшись кивка князя, он приосанился и молвил: – Скажи, жрец иудейский бог, твой народ считай себя избранный?
– Всякий народ, что пришел к Господу, избранный, – ответил ребе Хаим. – Просто мы пришли раньше других.
– И потому бог любить вас очень сильно, – произнес Помпоний с ядовитой усмешкой. – Было вавилонское пленение? Было! Было персидское? Было! Было и есть египетское? Было и есть! А кто вас, избранных, не резал?… Ассирийцы, персы, греки, египтяне и мы, римляне! Все резал, а бог, я думаю, глядеть и в ладоши хлопать. Очень добрый бог! Очень защитный! Очень надежный!
Ребе Хаим потемнел лицом.
– Ты Бога моего не трогай, шлемазл римский! Пути Его тебе не ведомы, помыслы Его не для твоей душонки! Откуда ты знаешь, почему и зачем подвергает Он нас испытаниям и суровым тяготам? Не для того ли, чтобы закалились мы как сталь булатная, надвинулись на Рим и камня не оставили от града нечестивого?
– Надвинетесь, дети праха, надвинитесь! – расхохотался Помпоний, хлопая по толстой ляжке. – Когда море расступиться, а солнце взойти на западе, тогда Рим будет ваш!
– Может, так и случится, римлянин. Придет русская земля к Господу и сокрушит твои легионы, а мы, – ребе приложил к груди ладонь, – мы поможем пушками, деньгами и молитвами. Вот смеху-то будет! Щит киевских государей на вратах Рима! А что до солнца и моря, так и они подвластны Господу, и было уже так, что солнце остановилось, а море расступилось. Спроси о том у почтенного Менту-хотепа!
Египтянин склонил голову и сказал через толмача:
– Было. Не лжет иудей.
– Знать, силен его Бог! – выкрикнул кто-то из бояр.
