Еще и шести утра не было, а спина у меня уже ныла так, что пришлось почти полчаса отлеживаться. Хорошо еще, почва здесь рыхлая, песчаная, да и сухо было последнее время. А то ведь вообще амбец был бы. Вот гадство! На мне воспитательная работа во взводе висит, а я тут молодым пример подаю — сачкую! Но делать было нечего: старость — не радость. Отлежался — и снова за лопату! Хотя мне и не довелось в бою побывать, но я крепко затвердил, что жизнь в бою от лопаты зависит подчас больше, чем от автомата. Так примерно я окружающим меня ребяткам и втолковывал:
— Чем глубже в землю зароемся и чем глубже коробочки закопаем, тем больше шансов, что в эту землю не мы ляжем, а фрицы. Так что копайте, братцы, копайте! Видите, дедушка ваш тоже копает, хотя и старенький, и лопатку едва держит, — и с этими словами я наглядно демонстрировал практическое применение формулы «копай глубже, кидай дальше».
— Наша задача — не просто фрицев пугануть, чтобы они из Эльблонга драпанули, а дать им такого дрозда, чтобы они тут легли. Нефиг было к нам лезть! — продолжал я, пользуясь произносимыми фразами как поводом для коротеньких передышек. — Я тут уже с их художествами познакомился. Едва сутки в Мамоново стояли, а успели и пограбить, и понасильничать, и пострелять кучу гражданского народа. За такое отвечать надо по полной! Вот мы с них и спросим, больше некому. Поэтому нам надо здесь так упереться, чтобы ни один гад из города не ушел. Целым, во всяком случае. По частям — можно.
Солнце уже давно висело над нашей головой, а мы едва успели отрыть какое-то убоищное подобие траншей в одну нитку. Капониры для бронетехники выглядели явно лучше, потому что у БМП были средства самоокапывания. Часть коробочек наш взвод поставил за железнодорожной и шоссейной насыпью, дооборудовав позиции и подсыпав земли, чтобы был удобный выезд на шоссе и на железку. Но больше мы уже ничего сделать не успевали. Еще сложнее пришлось правофланговому взводу, который должен был оседлать высоту 47,0 южнее поселка Верхний Грюнау (Grünau Höhe) — высотка была плоской, голой, и над окопами и маскировкой пришлось повозиться изрядно. Хорошо хоть, нам прислали отделение из инженерно-саперного взвода, которое малость подкрепило нашу жиденькую оборону минами.
Но вот подан кодовый сигнал по радио, продублированный двумя ракетами, взлетевшими над северо-восточной окраиной Эльблонга. В дело вступили артиллерия и минометы. Сначала фрицы пытались отвечать, но очень быстро стало ясно, что контрбатарейную стрельбу они проигрывают вчистую, позволяя нашим артиллеристам уточнить координаты целей и тем вернее накрыть их огнем. Однако снаряд есть снаряд, и даже если он пущен не снайперски точно, он все равно заряжен смертью. Фрицевские минометы прошлись и по нашим позициям. Хотя их быстро заставили замолчать, в дежурном расчете пулемета недалеко от окопчика управления роты близким разрывом мины был убит один боец и серьезно ранен другой. Мне же на этот раз досталось лишь несколько комочков сухой земли на каску. Но и эти немногочисленные разрывы заставили противно холодеть внутренности.
Потом артиллерийская стрельба закончилась, и в город пошла пехота при поддержке бронетехники. На нашем участке было относительно спокойно — ибо нам команды на штурм не было (как я и подозревал…). В бинокль можно было разглядеть какое-то шевеление между окраинными домами Грюнау, и чуть дальше и левее — у шоссейного путепровода над железнодорожными путями, но к нам пока никто не лез.
Потом ситуация стала меняться. Нет, нас все так же не тревожили, но в районе путепровода, за насыпями шоссейных дорог и у поселка Грюнау стали явно накапливаться немецкие зольдаты, притащившие с собой и кое-какую артиллерию, выглядевшую явно солиднее «дверных колотушек». После недолгих переговоров по радио Баскаков дал приказ на открытие огня. В первую очередь из пушек БМП были обстреляны артиллерийские упряжки, но и на пехоту тоже обрушился огонь пулеметов и АГС.
Фрицы были, разумеется, не в восторге и тут же начали отвечать. Из-за домов и из-за насыпи ударили замаскированные до поры пушки. По нам, кроме минометов, отработали две батареи — одна 10,5-сантиметровых гаубиц и одна батарея зениток, знаменитых «ахт-ахт». И вот тут нам сразу стало кисло. А под прикрытием огня с нами перебежками стала ловко сближаться фрицевская пехота.
«Штурмовые группы, млять!» — с этими парнями сталкиваться мне никак не улыбалось. Хотя наши пулеметчики всячески пытались подловить этих шустрых «белокурых бестий» в фельдграу, но «партизаны» есть «партизаны» — успехи у нас были более чем скромные.
При очередном взрыве по каске что-то ощутимо звякнуло, да так, что голова мотнулась в сторону. Этот взрыв щедро осыпал меня землей, и мне пришлось с трудом отплевываться от песка на зубах — вплоть до полного истощения слюны во рту — и аккуратно протирать запорошенные глаза. Когда я проморгался, фрицы оказались совсем близко, и я пристроил автомат на бруствер, стараясь успокоить разволновавшееся сердце и дыхалку, чтобы не все пули пускать в «молоко».
Несмотря на то, что траншея нашего взвода дружно огрызалась очередями автоматов, и пулеметов, несмотря на то, что с пригорка за нашим правым флангом частил АГС, накрывая поле перед нами кустиками разрывов, несмотря на несколько сработавших МОНок, фрицы упорно лезли вперед. Перед высотой 47,0 они напоролись на целое минное поле и вынуждены были откатиться, замысловато декорировав склоны высоты своими трупами. Но фрицев было много, очень много, они, несмотря на потери, все лезли и лезли, и от Эльблонга выдвигались все новые и новые группы. Хорошо, что наша артиллерия не сплоховала, и фрицевские пушки и минометы снова вынуждены были замолчать, спешно меняя позиции, чтобы их не разнесли вдребезги. Но слишком жидким было прикрытие всего из одной роты, чтобы запросто остановить напор фрицев на столь обширном участке.
Вдруг за моей спиной взревел движок БМП, и машина, выпустив клубы сизого дыма, выползла из ложбинки, где пряталась до поры, прямо по крутой насыпи на шоссе. Резво набирая скорость, «бээмпэшка» помчалась вперед, поливая позиции Вермахта на окраине городка из пушки и пулемета. Судя по номеру, это была машина управления взвода.
— «Дурак!» — других слов я для комвзвода не нашел. — Куда он смотрел! Они же сейчас нарвутся!
Но отчаянный экипаж пока не нарывался. То притормаживая, то резко бросаясь вперед, БМП продолжала долбить по немецким позициям, а разрывы снарядов вставали все время в стороне от хищного остроносого корпуса боевой машины.
На какое-то время я отвлекся от созерцания этого зрелища, потому что пули немецких «Маузеров» уже долбили в бруствер. Я успел сменить магазин и продолжал лупить скупыми очередями по настырно лезущим фрицам. Краем глаза я заметил, как задрался в небо ствол ПК неподалеку от меня, — первого номера отшвырнуло назад, а второй медленно сползал по стенке окопа, уткнувшись в сыпучую землю лицом. К пулемету бросился Тюрин, и ПК снова завел свой солидный перестук.
Снова бросив взгляд на поле, я увидел, что БМП круто развернулся, скребя гусеницами по асфальту, и соскочил с шоссе, резко клюнув носом, съезжая с крутой насыпи. Машина помчалась по полю, не сбавляя скорость и продолжая вести огонь. Но теперь в игру, помимо пушки и пулемета, включились еще и гусеницы. БМП шла прихотливым зигзагом метрах в ста перед линией нашей траншеи, то и дело наезжая на залегших фрицев и продолжая строчить из пулемета по тем, кто, не выдержав, пытался метнуться в сторону.
Однако здесь переменчивое военное счастье все же изменило дерзкому экипажу. Сразу несколько разрывов встало буквально впритирку с БМП, было видно, как от нее полетели в стороны какие-то обломки, и машину повело в сторону, закрутило, и она, наконец, встала посреди поля.
— Ну, все! Сейчас накроют… — пронеслось у меня в голове. Мне было видно, как из верхнего люка вывалился и перекатился по броне на землю человек в темном комбинезоне, а затем распахнулись двери десантного отделения и из них вывалился еще один. Я полоснул длинной, почти неприцельной очередью по тем немцам, которые были в моем секторе обстрела, чтобы помешать им отстреляться по ребятам. У покинутой машины встало еще несколько разрывов, заставив ребят ничком броситься на землю, и БМП густо задымила. Мехвод и стрелок перебежками стали сдвигаться к нашим позициям, но, не добежав шагов двадцати, мехвод (наверное, в комбинезон одет был именно он) споткнулся и завалился на бок. Стрелок кувырком переместился к нему и попытался тащить его волоком, что у него не слишком-то получалось.
— Прикрой! — заполошно заорал я, поворачивая голову к Тюрину, затем встал в рост, выпустил еще одну длинную очередь в сторону залегших немцев, присел, воткнул в автомат последний снаряженный магазин из подсумка и одним махом перевалил через бруствер, не успев даже удивиться собственной прыти.
