громкий щелчок.
— Вот так! — довольно сказал дядя Слава.
Мы с Валерием Михайловичем дружно обернулись. Дядя Слава, держа в руках какие-то инструменты, с любопытством заглядывал в сундук.
— Одни бумажки! — разочарованно сказал он.
— Вы что сделали? — закричал Валерий Михайлович. — Вы... вы!
— Ничего я не сделал, — недовольно ответил дядя Слава. — Замок плёвый — у нас на заводе в раздевалках такие. Пять минут — и готово!
— Дядя Слава, ты там ничего не сломал? — на всякий случай спросил я.
— А что там ломать? Одна личина, и всё. Говорю же — простейшая конструкция.
Валерий Михайлович внимательно оглядел сундук. Убедился, что находка цела и погрозил мне кулаком.
— Ну, Гореликов! Ещё один фокус, и ты у меня точно домой поедешь! Ты пират какой-то, а не археолог!
Сравнение с пиратом мне понравилось. Я сдвинул на затылок шляпу и подмигнул девчонкам. Девчонки расхохотались.
— Так, — придя в себя, распорядился Валерий Михайлович. — Гореликов — брысь отсюда! С тобой не работа, и сплошной цирк. Станислав Генрихович! Большое спасибо вам за помощь, но сейчас здесь будут работать специалисты. Саша! Найди мне Терентьева — я обещал ему, что он сможет поработать с документами.
— Хорошо, Валерий Михайлович! — сказал я. — Дядя Слава, идём!
Я помахал девчонкам, и мы вышли из камералки.
— А магарыч? — обиженно спросил дядя Слава. — Работа сделана? Сделана. Надо расплатиться.
Я вздохнул. По-человечески дядя Слава был прав. Но поить его мне не хотелось. Не то, чтобы я сильно за его переживал — он мужик взрослый, сам разберётся. Но кое-какую ответственность чувствовал.
— Дядя Слава, ты часто свой завод вспоминаешь? — спросил я.
— Каждый день! — вздохнул дядя Слава.
— А чего обратно не устроишься? Не надоело тебе ящики со стеклотарой ворочать? Разве это работа для специалиста?
— Много ты понимаешь! — фыркнул дядя Слава.
Но тут же сник.
— Меня, Санёк, за пьянку проклятую уволили. Не возьмут обратно теперь.
— А если я тебе помогу?
— Ты? — удивился дядя Слава. — А чем ты помочь можешь?
— Посмотрим, — улыбнулся я. — Вот что — давай, я к тебе завтра вечером загляну. Обсудим, как тебе на завод вернуться. Только уговор — без бутылки! Идёт?
— Идёт, — с сомнением пробормотал дядя Слава.
Я посмотрел, как он заворачивает за угол, а сам поднялся на второй этаж, в нашу комнату.
Мишка и Севка были там.
— Мишаня, — сказал я. — Бегом в камералку! Михалыч тебя зовёт.
— А что случилось? — спросил Мишаня, с неохотой отрываясь от очередной книжки.
— Мы сундук открыли. Ты же хотел с бумагами поработать?
— Да ладно!
Мишаня отшвырнул книжку и вскочил с кровати.
— А как вы его открыли? — спросил он уже в дверях.
— Ключом, — улыбнулся я. — И руками.
Мишаня исчез за дверью. Я услышал, как он с грохотом сбежал вниз по лестнице.
— Севка! У меня к тебе дело есть.
— Какое? — безучастно спросил Севка, стоя у окна.
Он даже голову ко мне не повернул.
Я подошёл и приобнял его за плечи. Он шевельнул плечом, словно хотел сбросить мою руку.
— Ты чего, дружище? — спросил я.
— А сам не догадываешься? — странным голосом произнёс Севка.
— Нет, — честно признался я.
Севка искоса зыркнул на меня.
— Ну, и не надо тогда, — снова непонятно ответил он.
Я пожал плечами.
— Не надо — значит, не надо. Никаких вопросов, дружище! Вот что...
Не успел я договорить, как Севка меня перебил:
— Это он! Смотри!
— Кто?
— Да тот урод, с которым я договаривался на счёт янтаря! Эй!
— Тихо! — прошипел я и оттащил Севку от окна.
А сам осторожно выглянул, стараясь оставаться в глубине комнаты.
Наискось через двор казармы шёл темноволосый парень. Он выглядел нашим ровесником, и был одет в синюю рабочую робу. Так одеваются слесаря или механики.
Парень шёл расслабленной походкой, как будто никуда не спешил. На ходу он мазнул равнодушным взглядом по окнам казармы.
* * *
Апрель 997-го года, священная роща пруссов Ромове
Вайделоты отодвинули тяжёлую решётку и спустили в яму лестницу — неуклюжую конструкцию из двух сосновых стволов, к которым сыромятными ремнями были привязаны ступеньки.
Вилкас торопливо выбрался из ямы. Повёл плечами и огляделся.
Криве-Кривейто внимательно смотрел на него. Тонкие губы жреца кривила едва заметная усмешка. У четверых вайделотов в руках короткие копья. Они не направляли оружие на Вилкаса, но держались настороже.
— Прошу прощения за то, что тебе пришлось провести ночь в яме, — сказал Криве-Кривейто. — Не держи на меня зла. Верховный жрец должен быть осторожным, а небольшие неудобства не страшны настоящему воину.
Криве-Кривейто говорил негромко, но внушительно.
— Впрочем, я вижу, что ты не скучал.
Кивком головы жрец указал на тело мёртвой змеи с раздавленной головой.
— Идём! Я прикажу дать тебе умыться и накормить. А потом поговорим. Надо решить, что ты скажешь своему отцу, когда он придёт сюда.
— Почему ты решил, что он непременно придёт? — спросил Вилкас.
Криве-Кривейто качнул рогатой головой.
— Придёт. Вождь Арнас никогда не оставляет спор незавершённым.
Усмешка снова пробежала по губам Криве-Кривейто.
Вилкаса подвели к длинному деревянному строению, крыша которого была покрыта слоем зеленеющего дёрна. Здесь пахло дымом очага, свежими лепёшками и жареным мясом. Во рту Вилкаса поневоле скопилась слюна, живот яростно заурчал.
— Агне! — громко позвал Криве-Кривейто.
Тут же забыв про голод, Вилкас встрепенулся.
Агне!
Сейчас он снова увидит Агне!
Криве-Кривейто бросил быстрый взгляд на сына вождя, но Вилкас этого не заметил.
Девушка появилась на пороге. Она была одета в простое полотняное платье, светлые волосы заплетены в тугую косу.
— Агне, — сказал Криве-Кривейто, — позаботься о нашем госте. Накорми его, дай ему умыться и переменить одежду. Если захочет — пусть поспит час, или два. Но в полдень приведи его ко мне.
— Хорошо, отец! — ответила Агне.
От звука её голоса у Вилкаса перехватило дыхание.
Юноша опасался, что вайделоты будут следить за ним. Но Криве-Кривейто поступил умнее. Повернувшись к Вилкасу, он спросил:
— Я могу довериться твоему слову, сын вождя? Ты желаешь добра своему народу, и всем пруссам? Не позволишь сомнениям или трусости одолеть
