— Это хороший ответ, товарищ Метлицкая. А что за моторы стоят на ваших самолетах, а то идут постоянные жалобы летчиков на наших моторостроителей.
— М-105ПФК, с турбокомпрессором, и трехступенчатым нагнетателем. Только мы их дорабатываем у себя в ПАРМе по специальной программе. Прямо с завода двигатели на машину не идут. Они слишком тяжелы, и имеют множество недоделок. И дело, товарищ Сталин, не столько в самих двигателях, сколько в нефтехимии. Дальнейшее повышение мощности ограничено физико — химическими свойствами смазывающих масел. Вот здесь вся собака и зарыта. Мы используем минеральные масла, а Америка и Англия перешли на полусинтетику и синтетику. Пока у нас хорошие отношения с ними, надо бы Shell 20–40 научиться делать. Тогда обеспечим рывок мощности. И редукционные масла не забыть.
Карандаш в руках Сталина не забывал вслед за этими словами ставить какие‑то отметки в блокноте.
— Вы сказали, что на ваших самолетах установлены локаторы, но наша промышленность еще только разворачивает их производство.
— Да, на восьми машинах установлены доработанные 'Гнейс-1м', выпущенные НИИ-9 в сороковом году группой ученых под руководством умершего ныне профессора Бонч — Бруевича. Мы помогли товарищу Тихомирову попасть обратно в Ленинград, и вывезти оттуда оборудование для их производства. В знак благодарности он привез нам опытные образцы. И сейчас, по нашей просьбе, работает над созданием первого в мире радиолокационного прицела с вычислителем.
— Мне нравится ваш подход к делу, товарищ Метлицкая. Мы должны опираться на новейшие научные разработки, чтобы победить нашего противника.
Здесь подключился вновь Федоров:
— Собственно, товарищ Сталин, вторым вопросом и стоит создание опытной серии самолетов, специально построенных для летчиков высокого класса. Товарищем Метлицкой и Путиловым был модернизирован самолет проекта '103у', он прошел заводские испытания, и испытывался у нас в НИИ. Самолет в серию мы не пустили из‑за недостаточной прочности корпуса. Самолет — рекордный, достиг горизонтальной скорости в 860 км/ч, и имеет маршевую скорость 750 км/час с двухтонной боевой нагрузкой. Причина недопущения его в серию: относительно малые допустимые перегрузки. Товарищ Метлицкая предоставила проект усиления продольной прочности самолета практически без увеличения его массы. Но, для осуществления этого проекта требуется вот такой материал. — он достал лист титановой брони для Пе-3ВИР с застрявшими в ней пулями. Они испытывали ее у себя в тире. И, держа его кончиками пальцев за край, протянул его Сталину.
— Что это?
— Это лист кованой титановой брони, которая устанавливается на самолеты эскадрильи Метлицкой. Это, пока, лабораторный экземпляр, массово такой материал не производится.
— Титан, титан, титан… Белила! На поставках пигмента для которых настаивают американцы! — воскликнул Сталин.
— Именно так, товарищ Сталин! Но и здесь они хитрят! Им нужен титан, а не краска!
— Вот стервецы!
— Мы принесли техническое обоснование для создания такого самолета. Его прототип стоит у нас на аэродроме.
— Какие у него двигатели, товарищ Метлицкая? — снова обратился ко мне Сталин.
— Безредукционный АМ-37ТК.
— А кто его производит?
— Наш ПАРМ. Вот наш самолет. — я достал фотографии 'птенчика'.
— Почему такие странные винты?
— Мы подходим к к звуковому барьеру, товарищ Сталин. Для достижения такой скорости понадобилось форсировать до 1600 сил каждый из двух двигателей, перевести их на масло, поставляемое по Ленд — лизу, о котором я говорила, изменить количество оборотов винта, сняв редуктор, и перевернув двигатель. И сделать такие вот винты, которые могут работать на повышенных оборотах.
Увидев, что Сталин внимательно рассматривает фотографию, я произнес жалобным женским голоском:
— Мы не просим большую серию, и титана там требуется 300 килограммов на машину.
Из кинозала мы вышли с подписанным обоснованием. НКАП и НИИ ВВС, Воронежскому заводу предложено доработать '103ум' и создать малосерийный самолет на его основе.
Спал я в Чкаловском, на аэродроме, в комнате отдыха Нины Ивановны, как в феврале, когда все это только начиналось. Утром меня предупредили, чтобы с аэродрома ни ногой! А меня же вызывали в Москву, но, я еще не доложился о прибытии. Нашел телефон дежурного по штабу ВВС, позвонил туда и доложился о прибытии. Тот передал мне все тоже, уже слышанное мною приказание, содержание которого я уже знал. Делать нечего, зато все спортплощадки мои! Выкупался в бассейне после занятий, сходил на обед. Скучно! Терпеть не могу ждать неизвестного. Опять Новиков, Василевский, Шахурин и Сталин, приехали осмотреть машину. Вокруг собралось довольно большое количество летчиков: полеты прекратили. Новиков спросил, почему нарушаю и прилетел один. Поинтересовался: где Настя. Оказывается, он ее помнит. Я сказал, что по существующим наставлениям '103ум' — истребитель — бомбардировщик, и минимальный экипаж у него 1 пилот. Так что чист. Попросили взлететь, Новиков уселся за штурмана, а Федоров пошел стрелком — радистом. И нижним стрелком забрался Федрови. Сделали круг над аэродромом, я выполнил несколько горизонтальных фигур над площадкой, демонстрируя именно истребительные способности машины. Сели, вылезший из машины Павел Федрови сказал, что летать стрелком на такой машине все равно, что тигрицу целовать. Чуть не стошнило! По самой машине у Сталина вопросов не было. Его уже больше интересовал новый самолет, эскизы которого он привез с собой.
— Вы считаете, товарищ Метлицкая, что товарищ Путилов справится с этой работой, или, все‑таки, подключить дополнительно людей из других КБ, как мне советует НКАП.
— Инженер Путилов давно работает в авиапромышленности и хорошо знает наши требования. Именно Отдельной развед — бомбардировочной эскадрильи. После него переделывать машину не придется. Очень много сил и времени уходит на переделки. Я, ведь, командир дивизии, и времени у меня в обрез. Воевать требуется, а не согласовывать несогласуемое.
— Я с Вами согласен, товарищ Метлицкая. Мы будем контролировать создание этой машины. — он повернулся и пошел к машине. 'Я на крючке!' — подумалось мне, и только Сашка, неизвестно чему, радовалась! На следующий день в Доме Советов получили вторую Звезду, всем поулыбались, и улетели. В гостях хорошо, а дома — лучше!
Дома выяснилось, что 'эффект волшебного пендаля' уже достиг Воронежа. У завода новый 'хозяин'. Зовут его Володя, а фамилия у него Челомей. Работал он ранее в ЦИАМе. Он приволок УЖЕ два новых двигателя АМ-38ТК мощностью 1800 сил для нашей будущей божьей коровки. Кроме него, на заводе появился 'поп': Николай Поликарпов. Ему отдали наполовину заброшенный завод. Но, в первую очередь в фюзеляжном цехе заложили на стапеле новый корпус для нашей 'девочки', как ее тут же назвали на заводе. Начали производить шпангоуты для нее, используя пуансоны ранее выпущенных '103–х'. Зачем было загромождать цех, ведь балки‑то не было, устроили какой‑то долгострой, скорее всего, чтобы доказать нереализуемость проекта и закрыть его. Впрочем, я сильно ошибался в своих выводах. Еще не закончили делать первую серию шпангоутов, и только подошли к хвостовой части, как привезли с Урала киль. Абсолютно охренев от такой скорости, понял, что нас подставили и крепко: приказал поставить под переменную нагрузку. Балка переломилась через сутки. Какой‑то умник применил аргон для увеличения выхода титановой губки. Написали об этом на Южноуральский завод, запретив применять этот метод. Нас, конечно, обматерили, но через месяц пришла‑таки, балка, в паспорте которой было записано, что при изготовлении инертные газы не использовались. Балка была на двадцать кило тяжелее, чем по плану, но, для первой машины решили не убирать 'лишний' вес. Все это происходило в момент затишья на этом участке фронта, поэтому удалось выкроить время для машины и выкрутиться из довольно неприятного момента, под который нас подставила промышленность. Для всех тогда существовал план и премии за его перевыполнение. А свойств материала почти никто не знал. Начали собирать фюзеляж, который постепенно обшивался дюралем, заполнялся узлами и механизмами. Заложили еще три машины. Серия тронулась с мертвой точки. Из Свердловска прилетел, наконец, Тихомиров, и привез новые локаторы и радиолокационный дальномер. Вернул комплект прицела, который забирал у нас. Встреча с ним закончилась совершенно неожиданным образом. Он сделал мне предложение руки и сердца. Пришлось его огорчить, показав выписку из протокола комсомольского собрания, где говорилось, что комсомолки эскадрильи клянутся до конца войны не заниматься устройством личной жизни, что уход в декрет приравнивается у них к дезертирству. Виктор Васильевич поправил свои очки, внимательно прочел бумагу, смущенно пробормотал: 'Извините, я этого не знал. У меня всегда вот так несуразно получается'. Сильно покраснели оба, и больше к этому вопросу не возвращались.
