— Не твое дело, сопляк! Я тут хозяин! Как решу, так и будет, а ты своими делами занимайся!
"Продолжать тему, пожалуй, не стоит, да и какой смысл? Все что могло произойти уже произошло, а читать деду мораль…".
— Все деда, молчу, молчу. Тебе виднее…
— Вот и молчи…
В горнице повисла неловкая тишина. Дед снова потянулся за квасом, но обнаружив, что чарка уже полна, досадливо стукнул донышком кувшина по столу и недовольно засопел. Паузу надо было как-то прерывать.
— Деда, я слыхал ты уже на Княжий погост съездил. Как получилось-то? Нашлась грамота?
— Кхе! — Новая тема, кажется, была выбрана удачно. — Нашлась! И написано все там так, как мы и думали, и печать княжья приложена, и даже, на всякий случай, вторая такая же грамота сделана! Все, Михайла, настоящие мы теперь бояре и воеводство Погорынское — наше!
— Обмыли, наверно, с боярином Федором это дело?
— Еще как! Так молодость вспомнили, я аж ногу деревянную сломал, пришлось задержаться, пока новую сделали.
"Так, загуляли, надо понимать, по полной программе. Если уж их сиятельство граф Погорынский умудрились протез сломать… Представляю себе…И повод для продолжения банкета достойный. То-то дед дерганный такой, наверно не отошел еще после возлияний".
— Вот, деда, и первый удар по смутьянам нашелся!
— Кхе… Это как?
— Пойди к кузнецу Кирьяну, вроде бы, как дядьке Лавру некогда, и закажи ему железный ларец для грамот. Да не простой, а с двойными стенками, дном и крышкой. Двойными, для того, чтобы внутрь песок засыпать. Такой ларец грамоты при любом пожаре убережет. Пока будете обсуждать, как его сделать, ты не торопись, побеседуй обстоятельно, расскажи про грамоты. Как-нибудь вставь, что Кунье городище громили не просто так, а за нападение на княжьего воеводу, и что если бы тебя тогда убили, князь сам пришел бы куньевских карать.
Слушок об этом пойдет обязательно, потому, что сейчас пошли полевые работы и к Кирьяну постоянно народ заглядывает инструмент поправить. Глядишь, кое-кто из смутьянов и призадумается: как посмотрит князь на убийство своего воеводы? А вдруг и правда покарает?
— Кхе… А что? И призадумаются! Хоть бы и тот же Степан. Только… Кхе… Что это за ларец такой, что пожара не боится?
— Несгораемый. Я тебе нарисую, только ты чертеж с собой не бери, а на словах объясняй. Так разговор длиннее поучится, а чем длиннее разговор, тем легче туда вставить то, что тебе нужно. Таким и будет наш первый удар: пусть хоть один из смутьянов засомневается и о своих сомнениях другим поведает. Те его разубеждать начнут, могут трусом обозвать, а еще лучше, если совсем разругаются. А если смолчит, затаится, то есть надежда, что в решающий день дома сидеть останется. Тоже хорошо.
— Кхе! Верно мыслишь! — деду затея явно понравилась. Завтра же схожу и грамоту с собой прихвачу, чтобы, значит, размер ларца показать. Выберу случай, да еще прочту ему грамоту, чтобы совсем уж проняло. Непременно разговоры по селу пойдут!
— Главное, деда, чтобы поняли: князь покарать может.
— Само собой… Но, это ты, Михайла, первый удар выдумал. А еще?
"Однако, сэр, лорд Корней на полном серьезе совета спрашивает, поверил, наконец-то, во внуковы способности! Приятно, черт возьми…".
— А еще… Для этого, деда, надо знать слабые стороны натуры противников. Степан, вот, как я понял, трусоват…
Дед протестующе выставил вперед ладонь и перебил внука:
— Даже и не думай, Степан не трус. Просто человек такой, что все ему несколько раз обдумать нужно, прикинуть: что да как… Потому ему общинную мельницу и доверили. Обстоятельный мужик, ничего не обдумав не сотворит.
— Хорошо, не трус. — Согласился Мишка. — Но так еще лучше: о княжеской каре не с перепугу подумает, а осмысленно, значит, и других в сомнение ввести сможет. А другие? Ну, хотя бы те же кожевенники: Касьян и Тимофей?
— Ну, эти… Они не то чтобы жадные, но расчетливые очень. Так уж у них повелось издавна. Еще деду их достался холоп, кожевенное дело знающий. Так тот холопа не только работать заставил, а еще и других учить. Потом сын его младший дело продолжил, старших-то на ратях убили. И так он дело повел удачно, что за всякими кожаными изделиями, если, конечно, сами сделать не могли, к нему и ни кому другому обращались. Особенно за седлами и сбруей, по сапожному делу-то он не мастер был.
Ну и Касьян с Тимофеем, как отец помер, тоже все очень расчетливо сделали: не стали хозяйство делить! Все село удивлялось, а они, видать, подсчитали, что так выгоднее будет, и не стали делиться. Так что, не жадные, но выгоду понимают, и ради выгоды на многое пойти готовы. Только это же — не слабость, достоинство, скорее.
"Ага, монополисты! И ради выгоды на многое готовы. Как говорил дедушка Маркс: нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал, при четырехстах процентах прибыли. Этих ребят надо не пугать, а покупать!".
— Слабость, деда, еще какая слабость! Как ты думаешь, если ты посулишь им заказ на сотню седел и полных наборов сбруи, им тебя убивать захочется?
— На сотню?
— Ага. Или ты Младшую стражу пешей делать собираешься? Тогда зачем Андрей ребят конному делу учит?
Дед, прищурив левый глаз, с усмешкой глянул ни Мишку и хитрым голосом спросил:
— И с чего же ты, внучек, решил, что у тебя целая сотня под рукой будет? Ась?
— А с Нинеей по душам поговорил! Ты же с ней условился о пополнении? Или нет? Ась?
— Кхе! Все равно не угадал! Никифор аж семьдесят четыре доспеха везет! Так что, поболее сотни у тебя будет!
Новость оказалась настолько неожиданной, что внук, за отсутствием бороды, полез скрести в затылке.
"Откуда дед знает? Можно подумать Никифор телеграмму прислал: "грузите апельсины бочками зпт везу семьдесят четыре доспеха тчк целую зпт Никифор тчк". Черт знает что! Нинее кто-то ленточку княжны привез, деду "накладные на груз"… XII век, охренеть!".
Спросить Мишка ничего не успел — в горницу вошли мать и Листвяна.
— Здравствуй Мишаня. — Мать ласково прошлась ладонью по Мишкиным вихрам. — Звал, батюшка?
— Звал, Анюта, тут такое дело…
Договорить деду мать не дала. Бегло оглядев стол, она скандальным жестом уперла руки в бока и строго спросила:
— Вы что ж, так ничего и не ели?
— Да погоди ты, Анюта…
— Ну уж нет! Сам, как приехал, три дня толком не ел, только похмелялся, так еще и внука голодом моришь! Он из Нинеиной веси верхом прискакал, уставший, голодный. И ты — первый день, как с утра не набравшись. Пока не поедите, никаких разговоров! Листвяна! Все остыло, быстро горячего принести! Да не девок посылай, сама проследи!
