Встает прокурор.
– Объясни нам, пожалуйста, какую пользу получит твой сын от этой учебы?
– А разве есть в этом вред? – недоуменно отвечает Аарон. – Разве плохо, если мальчик умеет читать кадиш и молитвенник?
– Ладно, оставим это. Но как ты относишься к тому, что Авраам и другие меламеды используют розги?
Плотник сердито хмурится.
– Что вы все набросились на хедер, как на нечистую силу? Что он вам сделал? Даже если Авраам и берет в руки розгу – какое ваше дело?
Прокурор разводит руками:
– Допустим, ты согласен, чтобы твоего сына избивали. Дело вкуса. Но разве не лучше, если твои сыновья и дочери будут обучаться на том же языке, на котором все мы разговариваем – на обычном нормальном идише?
– Как же идиш без иврита? – недоумевает плотник. – Кто хорошо знает иврит, тот и на идише без труда читает. Всегда так было. Хочешь читать на жаргоне – пойми сначала «Парашат ха-шавуа». А как же иначе? Так и отец мой говорил, плотник Файбуш, мир его праху… помните Файбуша?
Зал уважительно гудит. Как же не помнить такого уважаемого человека?
– Ну да, – продолжает Аарон Шацов. – Он меня в хедер послал. А теперь вот моя очередь сыновей посылать, дай им Бог здоровья. А как же иначе? И сыновья тоже, с Божьей помощью, своих детей туда же пошлют. Так уж заведено у нас, да…
Аба Коган угрожающе мрачнеет: ну что поделаешь с этой темной публикой? Вызывается последний свидетель – меламед Авраам. На вид ему лет семьдесят, он облачен в старый черный субботний лапсердак, на голове – поношенная черная шляпа. Если такова его праздничная одежда, то можно только представить себе, какова обыденная. Измученный жизнью худой старик с козлиной бородкой, он стал профессиональным меламедом еще со времен своей свадьбы. Учит детей лет пятьдесят, если не больше. Но сейчас перед ним не дети, а хитрый и изворотливый противник – прокурор Исер Рабинович. Справится ли с прожженным юристом такой бедолага?
– Что ты преподаешь в своем хедере? – начинает допрос прокурор.
– Нашу святую Библию, – смиренно отвечает старик.
– И как ты это делаешь?
Старик терпеливо вздыхает.
– Сначала дети учат алфавит, после этого начинают с «Берейшит бара».[116]
– Ну, и дети понимают содержание Пятикнижия?
– Конечно, – кивает меламед. – Почему бы им этого не понять? Трудные места я им объясняю.
– Объясняешь… – зловеще покачивается с пятки на носок Исер Рабинович. – Ну-ну… Сейчас посмотрим, что ты там объясняешь. Откуда это «Шемен Турак шемха»?
– Из «Шир ха-ширим».[117]
– Ага. А что такое Турак?
– Шемен Турак, – объясняет старик, – означает благовонное масло, привезенное из страны Турак.
– Ага, – удовлетворенно кивает Рабинович.
Наивный старый человек даже не заметил, как попал в искусно расставленную ловушку. Прокурор делает значительную паузу и наносит сокрушительный удар:
– А разве была тогда, во времена царя Соломона, страна, которая называлась Турция?
– Этого я не знаю, – все так же смиренно, но без запинки отвечает старый меламед. – В те времена я еще не родился.
В зале вспыхивает смех, а прокурор стискивает зубы. Чертов невежда не в состоянии вести цивилизованную дискуссию и выворачивается при помощи средневековых методов. Поразительно, что эти методы так действуют на публику! Раздраженный председатель громко звонит в колокольчик.
– А ты сам учил когда-нибудь географию?
– Мне достаточно той географии, которая есть в Торе.
– Хорошо, – приступает к другой своей домашней заготовке прокурор. – Тогда скажи мне, как понимать эти слова из Торы: «свершить мщение над народами, наказание – над племенами»[118]? Значит, в хедерах призывают учеников относиться с ненавистью к гоям?
Старик отрицательно качает головой.
– Читайте в этом отрывке дальше, – мягко говорит он. – Там сказано: «…чтобы заковать царей в узы и вельмож их – в оковы железные…». То есть Книга псалмов ополчается на царей и вельмож – в точности, как это делают большевики.
В зале снова поднимается смех.
– А что написано дальше? – кричит прокурор, перекрикивая шум публики. – «…свершить над ними приговор»! Вот мы вас и судим!
– Сегодня вы судите нас судом неправедным… – в наступившей тишине старый меламед поднимает вверх артритный замызганный палец. – Но придет день, и Всевышний будет судить вас на суде справедливости!
Зал взрывается аплодисментами – даже колокольчик взбешенного Абы Когана не слышен в поднявшемся гаме. Публика свистит, топает, кричит. Коган откладывает бесполезный колокольчик, переводит дух. Нет, спектакль идет совсем не так, как было задумано. Реакционеры и клерикалы не желают добровольно слезать со сцены, да и невежественная масса не откажется от своего проклятого хедера без серьезной борьбы. Председатель суда встает, чтобы объявить перерыв до следующего дня.
На третий день выступали прокурор и защитник. Исер Рабинович начал свою речь следующим образом:
– Сейчас перед нашими глазами друг против друга стоят два враждующих мира – уходящий и новый. И этот суд – проявление борьбы между ними, бескомпромиссной борьбы за наше будущее. Мы с вами судим хедер, а вместе с ним и затхлую еврейскую религию, реакцию, иудаизм с его ивритом. Мы с вами судим тот самый хедер, который дошел до нас с незапамятных времен, не претерпев при этом никаких изменений, словно бы не было прогресса и Октябрьской революции. Несчастных детей заставляют корпеть над Библией и Гемарой, забивая их головы ненужными сведениями, совершенно не связанными с реальной жизнью.
Как правило, ребенок не в состоянии понять значения заучиваемых выражений, и в результате учеба становится для него мукой, бессвязным нагромождением непонятных слов. Разве может маленький мальчик изучать законы о семье, об отношении к женщине, о браке, разводе? Зачем ему эти и другие законы и толкования, нагроможденные в святых книгах? Нет никакой связи между этими древними инструкциями и современными законами.
– Что понимает этот старик – меламед, – тут Рабинович бесцеремонно ткнул пальцем в сторону Авраама, – в проблемах современного воспитания? Это не педагогика. Это антипедагогика. Здесь уже многое говорилось о санитарном состоянии хедеров, об отсутствии свежего воздуха в помещениях, о тесноте, в которой дети вынуждены просиживать часами, об опасности хедеров для детского зрения и для здоровья вообще. Опасности подвергается и психическое состояние детей, их нервы напряжены, они истощены от усталости.
Зубрежка в хедерах длится с утра до вечера. Меламеды бьют детей, ставят их на колени, оставляют без обеда. Это надругательство над маленьким человеком! В хедере нет ни красок, ни радости, ни света, – ничего эстетического. Неудивительно, что питомцы хедера становятся физическими и духовными калеками.
Тексты Пятикнижия и Гемары носят безнравственный характер. Возьмите хотя бы рассказ о Яакове и о его обмане, об убийстве сорока двух детей только для того, чтобы поиздеваться над лысым Элишей… Прибавьте к этому предательство Яэлью побежденного и гонимого Сисры, убийство Ариэля из Хет царем Давидом, считающимся нашим праведником и еще множество подобных историй. Религия проповедует ненависть к народам мира, пропагандирует идеологию «богоизбранного народа», национального шовинизма.
Между религией и классовой борьбой лежит бездна. Религия призывает к покорности, смирению, полному повиновению Всевышнему, правителям, Моше-Рабейну, священникам, буржуям и людям, стоящим у власти. Буржуазное общество придумало ад и рай, чтобы люди и помышлять не могли о борьбе с акулами капитала, ибо, если восстанешь – изжаришься в аду. Подчинись, даже если тебе будет плохо в этом мире, и тогда ты заслужишь рай на том свете! Вот чему учит религиозная литература, не жалея ярких красок для описания рая. Поэтому в руках контрреволюции религия является наиболее эффективным оружием.
Но мы, в наше революционное время, должны смело сказать «нет!» религиозной школе! Ибо у нее нет права на существование. Это – ядовитый, смертельный наркотик, которым пичкают наших детей. Он тянет их под власть капиталистов, призывает ненавидеть другие народы и проповедует непримиримый национализм. Рабочий класс несовместим с национализмом, антисемитизмом и погромами. Советская власть не позволит преследовать еврейский народ, его культуру и его язык идиш.
Лишь при буржуазном строе возможно было преследование идиша – языка народа. А сейчас народ выступает против вашего святого языка, против языка религии, противопоставляющего себя революционному миру. Изучение иврита перегружает ребенка, отнимает у него время, замедляет его развитие. Буржуазия и клерикалы заинтересованы в одурманивании детских мозгов. Зато мы, рабочие, ведем непримиримую борьбу с ивритом. Вы, приверженцы хедера, презираете язык народа, называете его низким жаргоном. Но и вы не можете отрицать того, что иврит – мертв, а идиш – язык жизни. И напрасно сионисты пытаются оживить труп «святого языка»!
