— Того. Идёт с Эллиотов. Свершилось, — подумал про себя Степан и начал сыпать распоряжениями: Рейценштейну — 'Атаковать вражеские крейсера на зюйд — осте!', 'Новику' вернуться к миноносцам!', 'Эскадре иметь ход одиннадцать узлов'.
'Баян' послушно развернул таран в указанном направлении, 'Диана' последовала за ним, туда же направились и 'Богатырь' с 'Аскольдом'. Общего строя пока не наблюдалось, но до отряда вице — адмирала Дева имелось ещё приличное расстояние, так что можно было не сомневаться на предмет того, что русские успеют построиться к моменту атаки.
И командиру Третьего боевого отряда Объединённого флота пришлось срочно принимать решение: вступать в бой с заведомо более сильным противником или отступить. Но если оторваться от больших крейсеров русских, то им будет предоставлена возможность подключиться к бою главных сил, и атаковать, например, хвост боевой линии, где корабли вице — адмирала Мису будут связаны сражением с вражескими броненосцами. Последний вариант самурай просто не мог рассматривать как допустимый, поэтому 'Читосе' направил свой форштевень навстречу кораблям гайдзинов.
Шансы на благоприятный исход боя были невелики, но они были. Да, каждый из четырёх лучших бронепалубных крейсеров японского флота уступал, серьёзно уступал любому из четвёрки своих визави, которые шли навстречу, почти по всем показателям. И водоизмещение, а, значит, боевая устойчивость у русских больше, а у 'Баяна' ещё и броневой пояс имеется. По мощи бортового огня крейсера Рейценштейна здесь и сейчас превосходили отряд Дева более чем в полтора раза. Конечно, наличие шести восьмидюймовых пушек против двух аналогичных на 'Баяне' являлось неким козырем, но зато у русских имелось в бортовом залпе более двух десятков стволов в шесть дюймов против трёх таковых у 'Иосино'. Преимущество имелось только одно — скорость, здесь пару узлов русские проигрывали.
Оба отряда сближались строем пеленга, причём русские, из‑за срочного сбора в одном месте из мест разных не успели построиться согласно штатному ордеру — флагманский 'Баян' оказался в середине и построение оказалось следующим: впереди и левее всех 'Аскольд', чуть сзади и правее 'Богатырь', далее тем же уступом 'Баян' и 'Диана'. Рейценштейну пришлось отсигналить крейсерам, что в экстренных ситуациях 'Аскольд' имеет право принять на себя функции флагмана и команды с него воспринимать как адмиральские.
'Экстренный случай' не замедлил представиться. Японцам совсем не улыбалось столкнуться лоб в лоб с более мощными крейсерами русских, поэтому, когда расстояние между сближающимися на почти сорока узлах противниками сократилось до четырёх миль, Дева решил попытаться использовать своё преимущество в скорости и навалиться всеми силами на слабейшее звено вражеского отряда — на 'Диану'.
'Два румба влево. Построиться в кильватер. Следовать за мной. Атаковать концевой корабль противника' — распустилась гирлянда из флагов на мачте 'Читосе'.
Содержание сигнала Грамматчиков, конечно не разобрал, но манёвр противника понял отлично:
— На 'Диану' нацелились. Чёрта с два! Сигнал отряду с 'Аскольда' почти буквально повторил таковой у японцев: 'Следовать за мной. Иметь строй кильватера. Атаковать концевой корабль противника'.
Увидев маневр врага, адмирал Дева понял, что его переиграли: под удар русских крейсеров попадал слабейший из его отряда 'Иосино', который по боевой устойчивости серьёзно уступал 'Диане', а огонь, грозивший на него обрушиться, потенциально был значительно более мощным, чем тот, который японцы могли сосредоточить по 'богине охоты'. Сначала, правда, у младшего флагмана Первой эскадры возникла мысль, что можно отвернуть влево вдруг, и полным ходом разорвать дистанцию с русскими, но потом, прикинув время на отдачу приказа своим крейсерам, и на выполнение этого приказа понял, что не успеет. Тем более, что безо всяких расчетов было видно, что этот пятитрубный демон под Андреевским флагом стремительно поглощает пространство, отделяющее его от 'Иосино', 'Богатырь' практически не отстаёт от него, а если отвернуть, то и своему последнему мателоту не особо поможешь, и атака на 'Диану' не состоится…
— До концевого двадцать четыре кабельтова! — донеслось с дальномера.
— Ну что, Христиан Генрихович, готовы? — повернулся Грамматчиков к своему старшему артиллеристу.
— Жду только вашей команды, — весело отозвался лейтенант Майдель.
— Начинайте пристрелку, — кивнул командир 'Аскольда'. — Помогай вам Господь!
Баковая и две носовых шестидюймовки правого борта через полминуты по очереди грохотнули выстрелами, выплюнув в сторону противника огонь и сталь. Сорокакиллограммовые снаряды пошли сверлить пространство, чтобы почти наверняка не попасть. Не попасть, но всплесками от своего падения показать комендорам на крейсере, как нужно изменить прицел, чтобы в следующий раз их 'собратья' всё‑таки смогли угодить в борт вражеского корабля.
— Недолёт! Недолёт! Перелёт! — выкрикивал артиллерийский кондуктор, не отрывая бинокля от глаз. — Японец отвечает!!
На борту 'Иосино' действительно блеснуло искрой ответного выстрела. Почти одновременно сзади ударило с 'Богатыря' — командующий так и рекомендовал пристреливаться парой: 'Увидел всплески от падения снарядов напарника — пали сам, чтобы не перепутать свои с чужими'.
'Богатырские' снаряды вспучили волны своими разрывами ближе к борту ветерана японо — китайской войны, но все недолётом.
— Давайте, барон, наша очередь!
— Не беспокойтесь, Алексей Константинович, накроем гада. Не сейчас, так следующей серией.
Снова рявкнули пушки… Недолёт… Перелёт… Взрыв на второй трубе 'Иосино'.
— Врезали, — удовлетворённо вздохнул Грамматчиков. — А снарядик‑то перелётный был. Переходите на беглый огонь.
— Немедленно, как только отстреляется 'Богатырь'. Не будем сбивать ему пристрелку.
— Согласен.
Долго ждать не пришлось — крейсер Стеммана уже через несколько секунд трижды плюнул во врага огнём. Попаданий не было, но разрывы легли очень близко, можно было считать накрытием.
— С Богом, Христиан Генрихович, — дал добро командир 'Аскольда'.
И почти сразу корабль загрохотал всем бортом, били уже не только шестидюймовки, но и семидесятипятимиллиметровые пушки. И те, и другие обладали рекордной скорострельностью среди подобных артсистем, так что элеваторы только и успевали подавать к орудиям снаряды, заряды и беседки с патронами.
Распахивается казённик орудия из которого едко, но совсем не противно пахнет эфиром не успевшим сгореть вместе с порохом, вылетает гильза, стальной снаряд отправляется во чрево пушки, сзади его подпирают очередным зарядом, чтобы дать пинка, затвор закрывается, наводчик слегка докручивает колесико, повинуясь уже скорее охотничьему инстинкту, чем каким‑то объективным данным… Выстрел!
Борта русских крейсеров заполыхали огнём этих самых выстрелов, десятки снарядов с весьма комфортной для стреляющих дистанции, понеслись к своей цели. Пусть подавляющее большинство из них просто вспороли воды Жёлтого моря, но закон больших чисел не мог не сработать — за какие‑то пять минут три шестидюймовых пробили борт 'Иосино', причём один из них ниже ватерлинии. Сбрило грот — мачту, разбило катер, запылало в корме. Капитан первого ранга Саеки только и успевал получать доклады о разрушениях своего крейсера… И ничего не мог предпринять, только держаться в кильватерной струе впередиидущего мателота — 'Такасаго', пытаясь отвечать русским из оставшейся в строю артиллерии. Которой оставалось совсем немного.
'Баян', пролетая на контркурсах с 'Такасаго', обменялся с ним несколькими залпами. Попаданий случилось по одному — раздраконенный вентилятор и пожар на японском крейсере, и разрыв на броневом поясе русского. Корабли разнесло в стороны один мимо другого, и азартный Рейценштейн принял решение добить, в первую очередь раненого 'Иосино', посчитав, что 'Диана' сумеет продержаться против насевших на неё трёх лучших бронепалубных крейсеров противника. К тому же Ливену отсигналили, что он имеет свободу маневра вне общего строя. Своего русский адмирал добился: поражаемый уже с совсем несерьёзной дистанции тремя крейсерами, каждый из которых был минимум в полтора, а то и в два раза сильнее его. 'Иосино' за считанные минуты из одного из самых изящных и скоростных кораблей японского флота превратился в беспомощно ковыляющую по волнам развалину. Пожары от носа до кормы, крен на правый борт обозначился быстро и неумолимо нарастал, дифферент на корму — аналогично. Огрызалась с борта совершенно конкретно гибнущего крейсера уже всего одна стодвадцатимиллиметровая пушка. Не попадающая никуда. И японские артиллеристы продолжали наводить орудие. Без всякой информации с давно разбитых дальномеров, без всякой надежды попасть в противника. Но комендоры гибнущего крейсера всё равно стреляли по врагу.
