из времен я, наверное, останусь.»
В этот момент до меня донеслись причитания Люськи:
— Ну вот, сломался! Ермолай, разворачивай дирижабль, мы возвращаемся в Пермь. Мне нужно сдать наладонник на гарантийный ремонт!
Я вздохнул и обратился к делам нашим скорбным.
— Что случилось, дорогая?
— Мы с Натали пуглили, и наладонник неожиданно завис. И теперь не развисает.
— Его нужно перезагрузить.
Я перезагрузил новый Люськин наладонник, но зависание не исчезло: аппарат не перезагружался.
— Вероятно, питание кончилось. Подождем до следующей стоянки, там подзарядимся.
— К же так, Андрэ? Я не могу столько времени обходиться без наладонника.
— Воспользуйся моим, на моем питания достаточно. Или возьми у Натали.
— О нет, Андрэ, только не это! Маман не поймет и начнет волноваться.
Раздался грубоватый голос Ермолая:
— Дай-кось сюда, барыня.
— Что тебе, Ермолай?
— Штуковину энту.
Ермолай покрутил в руках Люськин бирюзовый наладонник, затем спросил, указывая на дырочку в корпусе:
— Сюды, что ль, сила поступает?
— Сюда, сюда, Ермолай.
— Сообразим как-нибудь, по-мужицки.
Ермолай вытащил ящик с инструментами, с помощью которых изредка чинил поломки в дирижабле, и принялся в нем копаться. Вытащил топор и другие слесарные инструменты, отодрал несколько досок от обшивки.
— Щас приспособим.
Принялся что-то выстругивать, затем сбивать гвоздями. Через полчаса Ермолай смог продемонстрировать пропеллер. После этого Ермолай нашел тонкую дощечку и выстругал из нее ось. Нацепил пропеллер на ось.
— Считай, полдела сделано.
Закрепил пропеллер на хвосте дирижабля, и пропеллер весело закрутился. Затем Ермолай вытащил из ящика с инструментами миниатюрный генератор с проводами, принялся прилаживать к оси пропеллера. Приладив, сунул обнаженные концы проводов в дырку в наладоннике. Наладонник загудел и посыпал искрами.
— Ермолай, сломаешь! Техника чувствительная.
— Ничего, мы привычные!
Ермолай сплюнул себе на указательный палец и закоротил с проводами. Послышалось шипение.
— Жжетси, — пожаловался кучер, отдергивая руку.
Тем не менее, наладонник загрузился и заработал.
— Ах, Ермолай, ты просто чудо! — воскликнула жена, целуя Ермолая в щечку.
— Да ладно, — отвечал Ермолай, присаживаясь к борту и принимаясь рассматривать облака.
Облака плыли в ту же сторону, что и мы, подгоняемые попутным ветром. Дирижабль неумолимо возвращался в Сыромятино.
Я, через четыре дня
До Сыромятино оставалась один перелет.
Не желая лететь ночью, мы, как обычно, заночевали на опушке. Эта ночевка едва не вырыла нам могилы. Когда до рассвета оставалось всего ничего, на нас напал случайный французский разъезд.
Я проснулся оттого, что к моей груди приложили холодный штык. Послышалась французская речь, содержания которой я не понимал, хотя ощущал на своих ребрах. Сопровождаемый штыком, я вскочил на ноги. Рядом таким же макаром поднимали Ермолая. Женщин просто дернули за руки.
Французов было всего шестеро. Один из них — судя по мундиру, офицер — обратился ко мне, снова по-французски. Я не ответил, потому что не разумел французской речи, тогда офицер покраснел от возмущения и схватился за шпагу.
Люська, в дезабилье, что-то взволнованно закричала, тоже по-французски, успокаивая офицера. Тот действительно убрал шпагу в ножны, зато повернулся к своим солдатам, о чем-то распоряжаясь. Распоряжение явно касалось нас. Один из солдат отбежал в сторону и вскоре вернулся с веревкой, которой нас с Ермолаем собирались связывать.
Я перехватил взгляд Ермолая и указал ему на французов, затем показал на пальцах: пять и один. То есть пятерых французов я беру на себя, а ты возьми на себя одного. Ермолай насупил брови и показал на пальцах: три и три. То есть каждый из нас берет на себя по три француза. Я отрицательно покачал головой и показал: четыре и два. Ермолай замотал было головой, но, увидев подходящего с веревками солдата, кивнул.
Мы выполнили одновременные рывки.
Я присел под штыком, обращенным в мою сторону, и перехватил приклад. Резкое движение в стиле айкидо, и француз, выпустив оружие из рук, отлетает в сторону. Однако, я не добиваю опрокинутого солдата, а использую ружье в качестве копья. Офицер, успевший обернуться на шум, падает, пронзенный штыком. Но я уже в высоком прыжке. Выбросив в стороны обе ноги, достаю двоих солдат. Удары не смертельные, но на несколько мгновений сознание отключают. Приземлившись, бью ближнего солдата ребром ладони в горло. Второй солдат, успевший очухаться, пытается рубануть меня саблей, но и приседаю и прикладываю солдата в висок лоу-киком. Солдат падает с проломленным черепом. Я знаю: француз скончается еще того, как упадет на землю.
За спиной остается еще один солдат, четвертый — тот, у которого я вырвал ружье. Я ищу его взглядом, но поздно: Ермолай, успевший разделаться со своими двумя противниками, приканчивает моего третьего. Как же так, Ермолай, мы договаривались! Впрочем, не важно. Главное, мы освобождены из недолгого французского плена.
Женщины не пострадали. Они догадались свалиться на землю, когда началась потасовка. Хорошо, что никто из французов не использовал их вместо живого щита: в этом случае наша задача изрядно бы усложнилась. Еще лучше, что французы не успели залезть на заякоренный дирижабль: выкуривать их с воздушного судна могло превратиться в нелегкую задачу.
— Сворачиваем лагерь, и улетаем, — приказал я.
Мы закидали вещи в корзину и поднялись на дирижабль. Предварительно я осмотрел на дирижабле все помещения — мало ли какой проныра успел залезть, — но французов там не оказалось.
— Отцепляй якоря.
Ермолай принялся отцеплять якоря. В этот момент из леса выехал конный француз, за ним еще несколько. Увидев трупы своих товарищей на опушке, французы завопили и принялись в нас целиться.
— Быстрей, Ермолай!
Раздался ружейный залп. Пули зашмякали по корзине и оболочке. За оболочку я не волновался: она была разделена на несколько непроницаемых отсеков. Хуже, если бы зацепило кого-нибудь из нас. По счастью, французы промазали, а Ермолай смог отцепить якоря и заволочь их в корзину. Дирижабль приподнял нос и принялся набирать высоту.
— За весла! Мы должны от них оторваться!
Мы с Ермолаем сели на весла и принялись грести, стараясь выбрать направление, максимально затрудняющее преследование. Решили лететь через лес: конные французы не смогут гнаться за летящим дирижаблем по лесу.
Задул свежий ветерок, и нос дирижабля задрался вверх. Вскоре мы набрали спасительную высоту, откуда можно было не опасаться обстрела, и французы остались не у дел.
— Курс на Сыромятино, — приказал я.
Мы налегли на весла. Сыромятино вот-вот должно было показаться на горизонте.
— Я узнаю эту горку, — воскликнула Люська, указывая на небольшую возвышенность. — Это Лукина горка, она принадлежит папан.
— Глядите, барыня, — указала Натали.
— Сыромятино, Сыромятино! — закричала Люська восторженно.
Жена не была дома более месяца и, естественно, соскучилась. Мне скучать не приходилось: проблемы, возникшие у вселенной, требовали незамедлительного разрешения. Создатели, ждать не станут: рано
