Или – когда Ирина с Берестиным устроили вилку, механизм входа в которую и выход из нее мне до сих пор непонятен. Но развивать эту тему эту я пока не собирался. Какая, в конце концов, мне, нам, им – разница? Либо живем, либо нет. Антураж значения не имеет. А фактор Ловушки, если он вообще имеет место, тоже нельзя недооценивать или относиться к нему как к заведомо враждебной силе. Иммунная система, бывает, начинает бороться с собственными клетками, но в основном все же несет полезную охранительную функцию. Так, может, Ловушка (или Ловушки во множественном числе) своими средствами парировали наши глупости и злокозненные действия чужаков, тем самым нас прежде всего и спасая? Они ведь, по замыслу, настроены главным образом на сохранение той реальности, которую призваны охранять изначально?
Представить себе организм, который атакуют микробы, вирусы, еще какая-то дрянь, раковые клетки возникают там и тут, разрастаются, пытаются давать метастазы, то в мозг, то в легкие… А эти самые фагоциты, лейкоциты, бог знает что еще, мечутся, как аварийная команда на ведущем бой крейсере. И он, несмотря на вражеские снаряды, торпеды, пожары, растерянность и некомпетентность собственного командования, держится на воде и в меру сил выполняет задачу…
Неужели все эти четко выстроившиеся доводы являются следствием того, что мы все – и я, и Сашка, и Антон, и сам Замок вследствие последнего шульгинского захода в Сеть действительно освободились от всяких внешних давлений и обрели интеллектуальную и физическую свободу? Или опять получили, по неизвестным нам каналам, по-новому замотивированную вводную?
Лучше, пожалуй, оставить тему вообще, хотя бы до встречи с Замком, кем бы он теперь ни был.
Поговорим о другом.
– Как хотите, а пресловутые дуггуры меня до сих пор беспокоят, – сказал я. – Ты, Антон, поминал о них еще в самом начале, когда просвещал о сущности аггров. Значит, кое-что знал? Но если так, отчего мы должны слепо уверовать, что дорога к нам для них навсегда закрыта? Они ведь проникали на ГИП задолго до нашего включения в Игру, и даже до рождения…
– Когда поминал, имел в виду некую абстракцию, символ зла в сферах Миров Возмездия. Отзвук давних легенд, можно сказать, или даже просто некая, принятая у нас, форзейлей, фигура речи. Мне кажется, детали сейчас особого значения не имеют, если мы предположили, что та линия закрыта раз и навсегда, на нас выхода не имеет, так что о ней и говорить? – с отстраненным видом ответил форзейль. Его понять можно, но у нас с ним разные взгляды.
– Закрыта, может, и закрыта, но на ней остались люди, в том числе и лично знакомые. С которыми меня кое-что связывает… – сказал Шульгин.
– И что из этого? К ним ко всем скоро придет Вторая мировая, которая так или иначе состоялась. Не уверен, что это будет лучше нашествия дуггуров. Может быть, как раз наоборот. Человечество сплотится, как-то из ситуации выпутается, заодно и без войны обойдется, и последствия будут в итоге менее катастрофическими, – ответил Антон.
– Цинично звучит…
– Ничуть не более цинично, чем рассуждение о дальнейшей судьбе персонажей только что просмотренного фильма. С ними может случиться абсолютно все, что угодно, только это не имеет никакого отношения к реалиям жизни за дверями кинозала…
– Ну-ну, – с весьма двусмысленной интонацией ответил Сашка.
А я, прослушав эти разговоры, с чем-то соглашаясь, чего-то категорически не приемля, перед тем как пришвартоваться к пирсу Замка, где нас в очередной раз ждет неведомое, решил просто так, для самоутверждения, ткнуть форзейля носом в самоочевидное. Чего он не просек. Пусть не самое важное в длящихся обстоятельствах, но…
– Умный ты у нас, брат-храбрец, – сказал я со всей доступной мне язвительностью, – но не пойму я кой-чего. Безоружные мы теперь перед дуггурами, говоришь? Иркин блок разрядился, и теперь – ружье без патронов? Голыми руками нас брать будут. Тебя же в твоем культурно-просветительном санатории прикладами по зубам не били, в рудники на сорокаградусном морозе не гоняли, как нормальных людей. Что ж ты забыл о тобою же нарисованной для Левашова схеме дубликатора? Незачем Ирине за батарейками на Таорэру бегать. У нас подобного добра – как грязи. Если мы патроны и банки тушенки миллионами шлепали, как о такой ерунде забыть могли? Для «Виллисов» и «Доджей» аккумуляторы запасли на «Валгалле» на весь срок возможной жизни, а для жизненно важной штучки – нет? Ты меня разочаровываешь… Да Олег завтра не то чтоб батареек, он самих «портсигаров» может на всю Белую, а также и Красную армию сделать. Из расчета мобилизационных возможностей!
Тут я слегка блефовал, понятия не имея, поддается ли блок-универсал дубликации, не как объект вообще, а как прибор с вполне индивидуальными и специфическими свойствами. Да какая разница? Цели я достиг.
– Ага, – только и ответил в нужной мере ошеломленный форзейль.
Швартовка сложностей не составила, мне приходилось управляться с «Призраком» в гораздо более сложных условиях. А здесь что же – почти штилевое море, рассвело достаточно, чтобы невооруженным глазом видеть все необходимые ориентиры. На внешнем рейде и в самой бухте нет ни мелей, ни рифов.
С должным флотским шиком, будто рисуясь перед взыскательными, знающими толк в хорошей морской практике зрителями, я, не сбавляя хода, проскочил мимо первого брекватера. Причальная стенка приближалась с пугающей быстротой. Чуть зазевается при таком разгоне инертной массы неопытный командир, и извольте получать – треск, звон, мачты отдельно, палуба отдельно, на берегу общее веселье. Многие карьеры, а то и жизни на подобном и кончались. Но я маневренные элементы «Призрака» знаю не хуже таблицы умножения и явно лучше «Отче наш».
В точно рассчитанный момент дал обеим машинам «полный назад», прикинул степень выбега, отработал «самый полный» и тут же сбросил рукоятку телеграфа на «стоп», положил руль «лево на борт».
Яхта точненько, почти без толчка коснулась скулой того звена кранцев, в которые я целил. Все, очередной судьбоносный поход закончен. Сашка, напряженно и даже с определенной тревогой следивший за моими маневрами (ему-то стоять у манипуляторов доводилось только эпизодически и под присмотром), облегченно вздохнул и показал большой палец.
– Мастерство не пропьешь, – подмигнул я в ответ. – Будет и на твоей улице праздник…
Шульгин с Антоном, подчиняясь команде «первого после Бога», меня в данном случае, ибо таковым я и являлся до спуска брейд-вымпела и разрешения команде сойти на берег, посыпались по трапу, чтобы сбросить на пирс концы и закрепить их восьмерками на причальных кнехтах.
