МакГрегори даже чуть зажмурился от воспоминаний.
– Не гарантирую точность, но мой разговор со стрелком вышел примерно такой. "Дон! Разворачивай грёбаные пулемёты вперёд!" Я попытался втиснуться между "Мессершмиттом" и его ведомым, надеясь, что ведомого прижмёт "Харрикейн". Времени на прицеливание и огонь – не больше пары секунд. "Да, сэр. Поворачиваю. Не вижу "Месса", сэр!" Естественно. Он уже свалил. Снова кручусь. "Стреляй! – Да, сэр! Но куда, сэр?" Опускаю нос, чтобы задница "Мессершмитта" показалась, наконец, моему стрелку. Тот даёт очередь мимо, гунн отворачивает, я ожесточённо ору: "Стреляй же, Дон!" И слышу в ответ: "Не могу, сэр. Нас уже сбили". Кабину заволокло дымом, мы выпрыгнули с парашютами, я сломал ногу. Зато отработали точно по инструкции, в соответствии с "Атакой Истребительного Командования".
Курсанты выслушали эту историю молча, не купившись на игривый тон шотландца, через сутки сгинувшего из авиашколы. Его рассказы о реальной, а не бумажной войне вошли в противоречие с наставлениями сэра Дауна.
Кое-кому повезло больше. Не знаю, из моего личного обаяния или умения летать, шлифующегося с Испании, мне присвоили офицерское звание. Остальным – пайлот-саджента. Быть может, семнадцатая канцелярия постаралась. Вот так люди, не знающие о реалиях преисподней, начинают верить в Бога, получив неожиданное везение. Я за девятнадцать веков не научился отличать, где сам чего-то достиг, а где поймал дарованный свыше бонус.
Глава шестнадцатая
Тангмер
С новыми крылышками на груди – знаком лётного состава ВВС, тоненькой полоской памйлот омфиса на рукаве, то бишь младшего офицера, я отправляюсь на авиабазу Тангмер. Откровенно говоря, еду в Сассекс без малейшей радости. Германская армия вторглась во Францию, основные бои – там. А указанная в предписании одиннадцатая авиагруппа находится на прикрытии Лондона и южного побережья. Вдобавок, месяц отлетал на "Харрикейне", назначение на "Спитфайры". Вряд ли они хуже, но снова предстоит переучиваться. Надоело!
В Лондоне встретился с другим новобранцем эскадрильи – Джеймсом Джонсоном. Тангмеру выделены какие-то запчасти для "Спитов", поэтому командование решило вдруг сэкономить, закинув нас на попутке. Мы забились в кабину, не слишком предназначенную для троих, считая водителя.
– Ничего, в "Спите" будет ещё теснее, – я попытался как-то сгладить неловкость от неудобства, но Джонсон не поддержал шутку.
Он происходит из кадровых британских офицеров довоенной выпечки, именно таких, о которых Брехэм отзывался как о "джентльменах из клуба". Похоже, авиация его не интересует ни в коей мере. По дороге сплошь разговоры о регби, гольфе, крикете, охоте, конном поло. Я осторожно спросил его: почему про самолёты не актуально? И тут же пожалел об этом. Коллега презрительно скривился и заявил, что британские ВВС – это кучка оружия, возле неё толкается толпа людей в форме. Её кто-то, неудачно пошутив, назвал армией.[11]
Мы отмахали около шестидесяти миль на юг от Лондона, когда опустился мерзкий и типичный в этих местах туман, вдобавок начало темнеть. Для неудобств немецкой разведки дорожные указатели сняты. Фары в кисельном мареве высветили въезд в какой-то город, водитель разложил карту, и мы дружно решили, что перед нами Чичестер. Хотя в тумане все провинциальные британские городки одинаковы.
Сержант свернул налево, прокатившись пару миль на восток. С водительской стороны проступило следующее скопление домов, по прикидкам – оно и есть Тангмер. Там нагнали и остановили велосипедиста, едва не сбив его передком грузовика.
– Добрый вечер, сэр! – обратился водитель. – Не будете ли вы так любезны, подскажите – где аэродром?
Абориген, больше похожий на персонажей Диккенса, нежели на современников, сварливо заметил:
– Откуда я знаю, что вы – британские военные? А может, вы – германские шпионы! Нет здесь никакого аэродрома.
Вредный дед растворился во мгле, а я завладел картой.
– Если мы не сбились с пути, сейчас будет правый поворот за последними домами, потом сразу налево и авиабаза.
– А если нет? – проворчал джентльмен из клуба.
– Тогда ищем ночлег, а утром высматриваем в небе самолёты. Народная примета, не знаете? Где они взлетают и садятся, там может обнаружиться аэродром.
Через три минуты фары нащупали шлагбаум и караулку.
– Но как, чёрт побери?..
– Нет проблем, Джонсон. В воздухе, тем более над морем, труднее ориентироваться.
Облегчение было не долгим.
– Пароль! – рявкнул часовой, демонстративно хватаясь за затвор винтовки.
– О"кей, послушайте, – я попробовал увещевать его. – Мы только прибыли, вот наши предписания. Вызовите, пожалуйста, начальника караула.
– Не имею права. Уезжайте! – винтовка начала клониться в нашу сторону.
Возвратились в машину.
– Джонсон, где у него граница поста?
– Полагаю, в тридцати ярдах.
Сержант припарковал грузовик с включёнными фарами в тридцати пяти метрах от шлагбаума, надеясь, что хотя бы это неприятное соседство принудит дуболома вызвать начальство. Ничуть не бывало. Начкар в чине старшего сержанта обратил на нас высочайшее внимание только при смене часовых. Когда я выговорил ему по поводу караульного, тот лишь пожал плечами.
– Что вы хотите от осси, сэр? Среди выходцев из колоний не встречаются более сообразительные солдаты.
Ночь в новой казарме привычна, с зимы в испанских горах нигде и ни разу не задерживался надолго. На следующий день состоялось знакомство с командирами звена и эскадрильи, механиком, оружейником… а главное – со "Спитфайром". Кто не летал, тому не понять.
В эту машину я влюбился как в девушку, ещё на подходе к стоянке. Самому смешно, живу или, в крайнем случае, существую без малого две тысячи лет, а тут – романтические чувства, словно у юнца. И Ванятка ахнул при виде нашей птички.
Я слышал, в тридцать девятом "Спитов" раскрашивали словно клоунов на манеже, в чёрный и белый цвет, чтобы враг офигел от такого цирка. Сейчас дурацкая мода прошла, верхней части крыла и фюзеляжа вернули защитный, а нижней – небесно-голубоватый колер. И даже в скромном обличии без художественных излишеств истребитель удивляет грациозностью с первого взгляда. Без раздутого гаргрота и низкого зоба маслорадиатора, уродовавших "Харрикейн", тупых обрубленных крыльев "Мессершмитта", не говоря уж о кургузом туловище "Ишака", "Спитфайр" покоряет законченностью и плавностью линий, устремлённостью только вперёд и вверх!
На том же аэродроме располагается 43 эскадрилья знаменитого Табби Баджера (Толстяка) и две других, они на привычных "Харрикейнах", наверняка возможно перевестись. Но я решил не делать этого и не пожалел.