– Как – прощаться? – обжигая Лёньку тоскливым взглядом, спросила-обомлела Нель. – Зачем?
– Затем, деточка. Вам надо следовать в сторону Мейборга, на хутор, где проживает господин Пост. А мы едем – с деловым визитом – в славный город Брюссель. Насквозь разные направления.
– Может, им стоит поехать с нами? – на всякий случай предложил Макаров. – Будут под надёжной защитой и всё такое…
– Увы, не пойдёт, – нахмурился Даниленко. – Мы с Клаасом уже обсуждали этот вариант. И ему, и Сооткин надо хорошенько отлежаться и залечить полученные раны. Обязательно и непременно надо. Здесь, мой друг Ламме, нет антибиотиков. Получить смертельное заражение крови – раз плюнуть. Нас же – в ближайшее время – ожидает неспокойная жизнь. Уже через месяц-полтора, как я планирую, предстоит отплыть к испанским берегам…. Взять с собой только Неле?
– Это исключено, – потупила глаза девушка. – Я не смогу оставить больных родителей. Не смогу…
– Я так и думал. Поэтому, влюблённые голубки, отходите в сторонку и воркуйте. А мы займёмся сборами. Посуду помоем и уберём. Костёр затушим…. Зачем любовь, что так красива и нежна на вид, на деле так жестока и сурова[36]?
О чём, прощаясь, говорили Леонид и Неле?
Стоит ли вам, любезные мои читатели и читательницы, знать про это? Приватная жизнь, как-никак. Она, ведь, не терпит чужих любопытных глаз и чутких ушей.
Впрочем, так и быть. Слегка приоткрою завесу тайны.
Наши Герои говорили – о Любви…
Глава двадцать третья
Театральная труппа – «Глобус и клоуны»
Фургончик остановился среди пасторальных и живописных деревенских строений. Где-то совсем рядом бойко, чисто по-утреннему, чирикали фламандские воробьи.
Лёнька, осторожно переступив через безмятежно-спящего Франка, выбрался наружу и задал вполне закономерный вопрос:
– Где мы? Как называется данный населённый пункт?
– Знаменитое село Уюте. Или же Уккле, как его называют валлоны, – старательно делая наклоны-приседания, ответил Даниленко. – До Брюсселя осталось километров шесть-семь. Не больше. Вон – размытый городской силуэт маячит на горизонте. Шпили всякие торчат.
– Чем же эта занюханная деревушка так знаменита?
– Собственно, пока ничем, – слегка смутился Тиль. – В том плане, что это уже потом, через много-много лет, достославный Шарль де Костер расскажет всему Свету о ней. Мол, именно здесь, в местном трактирчике «Охотничий рог», от души хулиганил легендарный Уленшпигель.
– Как хулиганил-то?
– Ну, если память мне не изменяет, то накормил досыта нищих слепцов за счёт тутошнего жадного священника.
– Эге! – развеселился Макаров. – Писатель-то, похоже, ни капли не соврал. Справа от нас, среди аккуратно-подстриженных кустов боярышника, наблюдается солидное каменное здание, украшенное вывеской – «Охотничий рог». А, вот, и парочка нищих слепцов, облачённых в жуткие лохмотья. Идут-бредут, родимые, отбрасывая уродливые тени. Утреннее солнышко, оно гораздо на такие изысканные шутки…. Первый пилигрим, с широкой чёрной повязкой на глазах, озабоченно постукивает впереди себя палочкой. Второй, с бесформенным войлочным колпаком на голове, надвинутом почти до самого рта, идя следом, держится ладонью правой руки за плечо товарища. Живописные деятели, ничего не скажешь. Лохмотья – блеск сплошной и неповторимый. К нам, кстати, направляются…
– Никакие это и не слепцы.
– А, кто же тогда?
– Кто надо, – хмыкнул Тиль и вежливо поздоровался: – Привет, Людвиг. Доброго здоровья, Томас.
– И-а! И-а! – не пойми и откуда выскочил Иеф.
– Гав! Гав! – радостно сдублировал Тит Шнуффий.
– Здравствуйте, дяденька Уленшпигель. Долгих лет жизни, дяденька Гудзак. Привет, ослик. Привет, Тит Бибул, – хором отозвались оборванные бродяги. – А, как вы нас узнали?
– Богатый жизненный опыт. Ну, и зоркий глаз, понятное дело…. Ваш братец Франк дрыхнет в фургончике. Умаялся, бедолага. Полночи вожжами орудовал, а другую половину учил – в отблесках пламени восковой свечи – всякие и разные роли. А глава семейства ван Либеке, небось, заседает в «Охотничьем роге»? Вместе с Отто?
– Ага, оба там, – снимая с глаз чёрную повязку, охотно подтвердил «слепец», шедший первым.
Под повязкой, естественно, никаких противных бельм и отвратительных язв не обнаружилось. Только тёмно-голубые глаза, точно такие же, как и у Франка.
– Играют роль «подсадных уток»?
– Это точно, играют. Откуда вы знаете?
– Я же говорю, мол, богатейший жизненный опыт. А, где квартирует ваш цирк?
– Вон там, – приведя войлочный колпак в нормальное положение, махнул рукой второй «калека». – На излучине реки. Шатры увидите издали.
– Понял. Тогда – до встречи, – улыбнулся Даниленко. – Не будем вам мешать, работайте. Потом поболтаем о делах…. Людвиг!
– Да, дяденька Уленшпигель?
– Повязку не забудь набросить на глаза. А ты, Томас, верни колпак на прежнее место…. Возвращаемся, Ламме, в фургончик. Передай-ка мне вожжи. Но, лошадка! Шевели копытами! Сворачиваем. Не грусти, скоро отдохнёшь. Да и водицы речной напьёшься вволю…. Иеф и Тит Шнуффий! Не отставать, оглоеды!
– Я так ничего и не понял, – признался Макаров. – Почему братья ван Либеке нарядились в такие неаппетитные обноски? Зачем они изображают странствующих слепцов?
– Чтобы денег немного заработать, – лениво зевнул Тиль. – Без звонкой монеты трудно жить на белом Свете.
– А, что это за «подсадные утки»?
– Всё просто, Лёньчик. Ян и Отто, одетые соответствующим образом, сидят в «Охотничьем роге» и чинно завтракают, изображая из себя добропорядочных и зажиточных граждан. Из серии: – «Уважаемый купец решил выгулять сына-подростка по зелёному пригороду. Мол, воздух здесь гораздо чище и полезней, чем в душном и пыльном городе. Гуляли они, гуляли. Устали, проголодались. Решили заскочить в придорожную таверну и слегка заморить червячка…». Сидят, значит, и мирно трапезничают. Тут широко распахивается входная дверь, и в кабачок входят два «убогих странника». Входят и начинают усердно ныть, мол: – «Подайте, Христа ради, слепым калекам! С голоду помираем. Будьте, высокородные господа, добренькими и милосердными. Вам за это потом воздастся – сторицей…». «Купец», естественно, жертвует несчастным путникам денежку. Например, флорин. Тут в игру своевременно вмешивается сердобольный «купеческий сынок». То бишь, начинает читать собственному папаше нравоучительные нотации. Мол: – «Как тебе не стыдно, батяня? Разве можно подавать сирым и убогим такую малость? Они же такие бедненькие, совсем-совсем без глазок…». И горючую слезу – ради пущего эффекта – пустит…. Купец, знамо дело, тут же застыдится и выделит «незрячим пилигримам» ещё несколько монеток. После этого и другие посетители трактира подключатся к процессу благотворительности. Причём, будут – при этом – непременно выпендриваться друг перед другом, соревнуясь в доброте и щедрости. Это и называется – «метать бисер».
– Век живи, век учись, – хмыкнул Лёнька. – Впрочем, я всем этим нищим попрошайкам никогда особо не доверял.
– Доверял, не доверял. Дело совсем не в этом.
– В чём же тогда?
– В том, что семейство ван Либеке – прирождённые актёры. Так что, театральный проект «Глобус и клоуны» имеет все шансы на успех. Реальные шансы, подчёркиваю…
Повозка выехала к реке.
– Эта водная артерия называется – «Сенна», – сообщил географически-подкованный Даниленко. – Прошу не путать со знаменитой французской «Сеной»…. Данная речушка, как видишь, так себе. Никоим образом не напоминает Магелланов пролив. То бишь, мелковата, да и особой шириной не отличается. Хотя плоскодонные баржи и лодки по ней ходят регулярно…. Ага, вон и искомые шатры. Целых две штуки. Странно, Франк говорил, что во время длительных остановок они всегда довольствуются одним шатром. А при кратковременных стоянках, вообще, спят в фургончиках.
– Два фургона стоят за шатрами, – в свою очередь прокомментировал Леонид. – Лошадки пасутся на пологом косогоре. Особа средних лет усердно полощет бельё в реке…. Женщина в семействе ван Либеке?
– Какая ещё женщина? – из фургонных недр показался заспанный и всклокоченный Франк. – Где?
– Вон, возле лодки.
– Это, всего лишь, Герда, – успокоился мальчишка. – Я-то подумал, грешным делом, чёрт знает что…
– Кто она такая?
– Папина давняя зазноба. Вообще-то, она – бездетная вдова, жила в городе Льеже. А по профессии – белошвейка. Естественно, что Льеж мы посещали гораздо чаще, чем все другие города…. Отец давно уже звал Гертруду присоединиться к нам. А она всё сомневалась, мол: – «Нельзя, Ян. Грех это. Ты же до сих пор считаешься женатым человеком…». Видимо, надоело Герде сомневаться. Поэтому и второй шатёр имеет место быть…. С одной стороны, это очень хорошо. И папане отрада. Да и общий женский присмотр, безусловно, дело полезное и удобное. С другой же стороны, как ни крути, неприятностями попахивает…
