для шампанского. Чтоб уж наверняка. Явно чувствуется большая практика.
Лариска порыв мужа явно не разделяла, потому что злобно зыркнула на него исподлобья, но прилюдно комментировать воздержалась.
Наконец, водка и шампанское были разлиты, салаты-рататуи разложены по тарелкам и Будяк решил произнести тост:
— Товарищи! — веско сказал он, — буду краток. Предлагаю этот тост за главную виновницу торжества, так сказать, за самую расчудесную хозяйку и главу этого семейства — за уважаемую мною, да и не покривлю душой, если скажу, что и всеми вами — за нашу дорогую Римму Марковну!
Все зазвенели рюмками и фужерами, чокаясь, лишь одна Лариска сидела с выпученными глазами, пораженная, словно истукан.
— Так люди правду говорят! — прошипела она, сверкая взглядом на бедную Римму Марковну и на меня, — завела в доме чужую приживалку!
Я чуть шампанским не подавилась.
— Лариса, прекращай, — тихо сказала я ей, пытаясь замять назревающий скандал. Но Лидочкину сестру уже понесло и останавливаться она явно не собиралась:
— Понасобирала попрошаек полный дом! — завизжала она, — отца, сестру, всю семью побоку, а родную мать так вообще бросила! Да как твоя совесть позволяет! Да ты…
— Хватит! — стукнул по столу кулаком Будяк, да так, что посуда аж подпрыгнула и хрусталь жалобно зазвенел. — Я не потерплю этого в доме.
— Да она..!
— Хватит, я сказал! — припечатал Будяк так, что Лариска аж икнула и замолчала, ошарашенно зыркая на всех.
За столом повисла напряженная тишина. Слышался лишь стук столовых приборов. Все закусывали и делали вид, что ничего не произошло. Римма Марковна сидела с багровым лицом, каменной спиной, и блестящими глазами и не знала, куда себя девать.
Через пару мгновений подействовал алкоголь, все чуть расслабились и принялись резвее стучать вилками. Я уже почти выдохнула, как тут раздался звонкий голос Светки:
— Мама! Мама, а можно мы с Пашкой в его дворе в футбол немножко поиграем? Он меня обещал научить пенальти делать!
Светка, в спортивных трениках и розовой кофточке с рукавчиками-фонариками, от нетерпения аж подпрыгивала у стола, так что её огромный алый бант подпрыгивал в такт.
— Можно, Светочка, — вздохнула я, бросив искоса взгляд на изумлённую Лариску, и понимая, каким скандалом сейчас всё закончится. — Только вы там не долго.
— Хорошо, мамочка! — выкрикнула она, и, весело крутнувшись на одной ножке, ускакала со двора.
— Это ещё кто? — ледяным тоном задала вопрос Лариска с брезгливым видом тыкая пальцем на убегающую Светку.
— Дочь моя, — пожала плечами я и отпила глоток шампанского. — Светлана.
— Какая ещё дочь? — прошипела она, — у тебя нет никакой дочери Светланы! Ты с ума опять сошла!
— Есть, — ответила я, — приёмная дочь есть.
— Да как ты можешь?! Зачем тащить чужого ребёнка в нашу семью! Наша семья никогда не примет его!
— А это уже не твоё дело, Лариса, — отрезала я (меня она уже окончательно выбесила), — сейчас моя настоящая семья — это Римма Марковна и Света. И они были, есть и будут жить со мной. Потому что я так решила. Я так хочу. И я не потерплю никакого неуважения в их адрес. Ни от кого.
— Но я твоя родная сестра! — фыркнула Лариска. — Старшая!
— Родные сёстры не уводят женихов у сестёр, и не позорят их перед людьми. Не настраивают постоянно родителей против. Я не знаю, почему ты так ненавидишь Лидочку… то есть меня, но терпеть твоё хамство я больше не намерена. И меня твоё мнение глубоко не интересует.
— Да ты ещё учить тут меня будешь! — опять заорала она, вспыхнув.
— В моём доме я буду поступать так, как считаю нужным! — парировала я. — И, если ты не можешь себя адекватно вести — значит буду учить!
За столом одобрительно крякнул Будяк.
— И в больницу, где Лида полгода при смерти лежала, почему-то никто из родни ни разу не приехал, — внезапно подала голос ранее молчавшая Римма Марковна, которая весь этот разговор сидела с прямой, как струна, спиной.
— Ладно, Лариска, поехали отседова, — решил, наконец, показать кто в доме хозяин Витёк, торопливо закидывая очередной фужер водки в рот, — ты же видишь, как Лидка себя ведёт. Городская стала! Скурвилась окончательно.
— Погоди! — ледяным тоном остановила мужа Лариска, — мы ещё не закончили!
«Ну вот, сейчас по второму кругу всё пойдёт», — разочарованно подумала я. Витьку решила не отвечать, брезгливо.
— Так ты едешь к матери картошку полоть? — язвительным тоном осведомилась она, — мы тебе даже карету к дверям подали, барыня ты наша!
— Москвич! — гордо подал голос изрядно прикосевший Толян (они с Витьком выпили вдвоём почти бутылку водки, причём почти не закусывая).
— Нет, не поеду, — покачала головой я. — Если матери нужна картошка — я куплю ей мешок или два, сколько надо. Могу грузовик купить, если она столько съест. А пахать на всех этих плантациях ради повышения твоего благосостояния, Лариса, — это не ко мне. Не же-ла-ю!
Лариска и Витёк вытаращились на меня, словно юный альпинист на укусившую его глэтчерную блоху на леднике высоко в горах.
А мне было безразлично.
— Ещё шампанского, Лидия? — восхищённо спросил Будяк, наблюдавший всю эту возню с огромным интересом. Остальные гости хранили молчание и старались особо не отсвечивать.
— А давай! — согласилась я, судорожно размышляя, как бы выпроводить незваных гостей вон без особого членовредительства.
Кстати, как-то совершенно незаметно мы с Петром Ивановичем перешли на «ты». И это меня не то, чтобы сильно напрягало, но заставляло нервничать. Вот не люблю, когда ситуация выскальзывает из моих рук. А тут она явно вышла из-под контроля, причём так, что я и не заметила, когда всё это произошло.
Будяк, придерживая зажатый в моей руке бокал так, чтобы его пальцы касались моих, начал медленно наливать шампанское. Я аж смутилась. Лариска, заметив этот безмолвный монолог, брезгливо скривилась.
К ней подошёл Витёк и что-то прошептал на ухо. Лариска кивнула и сказала мне:
— Лида, а ну пошли-ка отойдём на минутку. Поговорить надо. По секрету.
Я взглянула на Будяка. Тот отрицательно покачал головой, мол, не вздумай.
— Пошли, Толян. Загостились мы тут, — мрачно сказал Витёк другану.
Толян встал и, пошатываясь, побрёл к калитке. К груди он
