нежно прижимал кусок пирога с ежевикой, от которого на его светлой рубашке расплывалось огромное пурпурное пятно. При этом Толяна ощутимо качало. Поэтому он шел крайне аккуратно, ступая, словно балерина. На пример, тень от уличного фонаря он тщательно обошел по большой дуге, стараясь не наступить на саму тень. В одном месте тень была узкой и не прерывалась. Толян постоял секунду, что-то себе надумал и, высоко поднимая ноги, как журавль, осторожно переступил и пошел, пошатываясь, дальше.
— Ужас! И как он машину поведёт в таком состоянии? — ахнула Зинаида Ксенофонтовна.
— Да он же постоянно в таком состоянии, — насмешливо хмыкнул Рогов. — Ему так привычнее.
Я бросила взгляд на соседей. Они по-разному воспринимали всю эту ситуацию. Одна лишь Нора Георгиевна сидела и молча, с видом английской королевы, вкушала ажурное мясо, отрезая его маленькими кусочками.
Заметив мой взгляд, он отпила глоточек шампанского и печальным голосом произнесла:
— Мда-с, невыносимо грустно всё это. Глядя на таких вот родственничков, хочется воткнуть им в жопу по кусту сирени и станцевать ригодон.
Я на секунду ж зависла от изумления, потом расхохоталась — и все мои тревоги разом отступили.
И тут от калитки донесся возмущённый голос сестры:
— Лидия! Ты где там копаешься? Я же жду!
Я мимоходом взглянула на Будяка. Он внимательно смотрел на меня. Я пожала плечами:
— Надо идти. Иначе она никогда не отстанет.
— Я тоже, пожалуй, пойду схожу, — заявил Будяк и встал из-за стола. — Одна ты туда не пойдешь.
— Пётр Иванович, — вдруг подала голос Нора Георгиевна, — как лингвист лингвисту на ваш вчерашний вопрос отвечаю — более дикое, чем «да нет» — это «да нет, наверное».
Будяк громко захохотал и подмигнул ей. Он поручил Рогову продолжать вести застолье, а сам вышел со мной за калитку. Там уже стояли Лариска с Витьком. Толян сидел в машине и, кажется, спал.
— У нас тут дела семейные! — окрысилась на Будяка Лариска. — Тебя не звали!
— А я её муж, — не моргнув глазом, соврал Будяк. — Почти муж. Ну пока ещё не официально, но заявление мы к концу месяца подадим. Так что не стесняйся, будущая сестричка, говори. А я послушаю.
Лариска скрипнула зубами и многозначительно взглянула на Витька. Тот мрачно сказал:
— Пошли лучше выпьем, Пётр. Пусть тут бабы о своём, о бабском потрындят.
— Пожалуй, воздержусь, — отрицательно покачал головой Будяк. — И тебе советую. А у Лидочки от меня секретов нет. Пойма, Витёк, не терплю я в своей семье никаких секретов. Бабе же только волю дай — враз на пустом месте тайны всякие разводить начнёт. Потом и не разберёшься, что к чему!
— Да! Бабы они такие… — моментально завёлся Витёк, но сник под злым взглядом Лариски.
— Так, Петруха, пошли прогуляемся, — опять прицепился Витёк. — Покажи мне, где нужник у вас.
— Вон там, — показал рукой в открытую калитку Будяк. — За угол как зайдёшь, там будочка, синей краской выкрашенная. Не потеряешься.
Витёк ещё порывался что-то сообщить, но Будяк перебил:
— Иди давай, а то не донесёшь!
Витьку ничего не оставалось, как уйти. Лариска фыркнула и с вызовом глянула на Будяка:
— Я при тебе говорить не буду!
— Как хочешь, — равнодушно пожал плечами Будяк и повернулся ко мне, — так, Лида, прощайся с сестрой и иди к гостям. Я сейчас родню твою провожу и тоже вернусь. И кофту в доме возьми накинь. Ночь-то прохладная. Ещё простудишься.
Я мысленно хихикнула (мне вся эта ситуация всё больше и больше нравилась) и развернулась уходить.
— Лида! Подожди! — окликнула меня Лариска.
Я остановилась, сдерживаясь от смеха.
— Что, Лариса?
— В общем так. Слушай меня внимательно. Мы на семейном совете решили, что ты должна продать квартиру тёти Зины и разделить деньги на четыре части! — сообщила мне Лариска и смеяться мне сразу перехотелось.
— В смысле? — от неожиданности, я не нашлась сразу, что ответить.
— Ты совсем, что ль тупая? — скривилась Лариска, — продадим квартиру, деньги разделим.
— А мне где жить?
— У тебя же вроде как комната есть в коммуналке, — зло усмехнулась сестричка.
— Во-первых, не у меня, а у моего бывшего мужа. С которым мы полгода назад развелись, — ответила я, пытаясь сохранить спокойствие, — а во-вторых, с чего это ты решаешь за меня, где мне жить, и как мне жить?
— Я вообще считаю, что ты, как младшая, должна вернуться в Красный Маяк и досмотреть родителей, — категорическим тоном заявила Лариска.
— Вот значит, как, — я невесело рассмеялась, — всю жизнь ты качала с родителей деньги, дом они на тебя переписали, а досмотреть их в старости должна я?
— Конечно! А кто? Ты же младшая, — уверенно парировала Лариска.
Будяк стоял чуть в стороне и не вмешивался. Я была ему за это благодарна.
— А ничего, что у меня маленький ребенок и Римма Марковна…
— Старуху сдашь в богадельню, а байстрючку — в детдом, делов-то!
— Квартиру нельзя продать…
— Если уметь правильно — то можно. Всё уже договорено, — хмыкнула Лариска, — помнишь, к тебе тетя Зина и дядя Толя приезжали? Так вот, им у тебя очень понравилось. У них уже Ростик вырос, ещё год-два и жениться надо будет, ему своё жильё нужно. Вот они и решили, что эту квартиру возьмут. Механизм такой: у них есть комната в общежитии, делаем обмен с доплатой. Они поселяются в твоей квартире, а ты переезжаешь в их комнату. Деньги они уже часть отдали. Осталось ещё немного, но до конца года остальное отдадут. Зарежут поросят, продадут и всё вернут. Мы же по-родственному, на доверии.
Я только глазами хлопала — вот аферистка!
— Подожди, а почему на четыре части? — мне было любопытно дослушать этот наглый бред до конца.
— Родителям — одна часть, тебе — вторая, мне — третья, Вите — четвёртая.
— Так Витя же не родственник.
— Витя — мой муж! — взвилась Лариска, — и не тебе решать, родственник он мне или нет!
— Но он же не родной брат, — стараясь не рассмеяться, сказала я.
— А это не твоё собачье
