Кроме всего прочего, их оскорбило требование князя: не выходить из лагеря в город.
– Через три дня я сам приду к вам и позову к себе во двор, – сказал Вольдемар, имея в виду княжеский терем, в котором теперь утвердился. – Там вас будет ждать обещанная награда. А потом мы с вами вновь отправимся в поход и добудем еще больше в богатых странах.
Но в город Владимир запретил входить, а для надежности даже поставил стражу из своей новой дружины, доставшейся ему по наследству от убитого брата Ярополка. Княжеская стража вокруг лагеря была немногочисленная, и при желании закаленные в боях воины могли бы ее разогнать, но делать этого не решались: ведь все ждали обещанных богатств.
Только Вяргис с пятью своими людьми днем ухитрился выбраться из лагеря. Воины отправились в Киев искать вина и женщин. Про женщин я уточнять не стал, а в том, что найти вино им удалось, сомнений не было.
Когда все принесенное пиво было выпито, пришла пора спать. После бурно проведенной ночи, а затем трудного дня, да еще под влиянием сытной пищи и выпивки, глаза мои слипались, и сильно клонило ко сну. Больше всего хотелось лечь возле догоравшего костра и заснуть. Именно так и поступили мои товарищи, но я не мог себе этого позволить.
Во-первых, как представителю более развитой цивилизации, мне, в отличие от окружавших меня воинов, было понятно, что добром их ожидание киевского золота не кончится. Я не знал, что именно произойдет, но в том, что развязка будет неприятной, сомнений не было.
А кроме того, меня ждала Любава. Можно было себе представить, как она волнуется теперь…
Но нужно было выждать, пока все сидевшие со мной у костра не заснут. Вяргис долго укладывался и кряхтел, о чем-то еще спорили пьяные Ждан с Канателенем, а другие воины ходили от одного костра к другому, рассказывая о том, как выбрались сегодня «в самоволку».
Много раз я отчаянно боролся со сном, чуть ли не раздвигая себе веки пальцами. Два раза пришлось ущипнуть себя, чтобы упорный сон не сморил меня в последнюю минуту.
Только когда захрапели все вокруг, и у соседних костров также остались одни спящие, я тихонько поднялся на ноги.
Хорошо ли бросать в беде людей? Тем более товарищей, ведь эти воины сегодня спасли меня из блудовских лап. Но выбора у меня не было. Не объяснять же Вяргису, что боюсь оставаться с ними…
Аккуратно обойдя спящий лагерь, я вышел к длинному рву, вырытому на его окраине. Оттуда шел сильный запах, потому что ров был вырыт специально в качестве туалета для трехсот воинов.
Расчет мой оказался верным: княжеские дружинники, оцепившие лагерь, постарались не дышать смрадом возле рва и жгли свой костер поодаль. Мне оставалось лишь перепрыгнуть ров и, оставаясь незамеченным, броситься наутек из опасного места.
Выбравшись на окраинную улицу города, я вздохнул спокойно. О том, чтобы в кромешной тьме двигаться по Киеву и найти дом Феодора, не могло быть и речи. Ночь мне предстояло провести, хоронясь где-нибудь под забором, пока не рассветет.
Ночь выдалась довольно прохладной, и у меня зуб на зуб не попадал. К счастью, мне удалось найти заросли густого кустарника, росшего прямо на краю улицы, и таким образом остаться незамеченным. Несмотря на глубокую ночь, по улице несколько раз прошли городские стражники, которые, несомненно, сильно заинтересовались бы моей скромной персоной.
Укрывшись в кустах, я дрожал от холода, но сидел тихо в ожидании рассвета. Тем не менее усталость взяла свое, и уже под самое утро я заснул.
Этой ночью мне ничего не снилось. Я спал и во сне радовался этому. Честно говоря, своих снов я стал побаиваться. Несмотря на то что снился мне отец и то, что он говорил мне, было доброжелательным, сны эти вселяли в меня ощущение тревоги. Я понимал, что некая неведомая сила, перенесшая меня сюда, дает мне инструкции. Сила перенесла меня сюда с какой-то определенной целью, которой я не знаю. И она не оставляет меня в покое, а пытается манипулировать если не мною, то моим сознанием. А появление в снах отца меня нисколько не обманывало…
Проснуться я не мог долго. Постепенно в мой сон вторгались шумы, человеческие голоса, топот конских копыт. Я чувствовал, что пора открыть глаза и сбросить с себя затянувшееся забытье, но никак не мог раскачаться. Когда же пробудился окончательно, то сразу же испугался: прямо по улице, в двух метрах от кустарника, под которым я притаился, шла колонна людей.
Сначала – пешие воины, с красными круглыми щитами за спиной, с копьями и волочащимися по земле мечами в кожаных или деревянных ножнах. Следом – конница, поднимавшая столбы пыли за собой, от которой я сразу стал задыхаться.
Точно определить количество воинов я не мог, но ясно было, что отряд не маленький. В первую секунду я решил, что это мои друзья – северные воины осознали наконец двусмысленность своего положения и решили уйти. Но сразу же понял – это не они. Проходившие мимо меня воины выглядели иначе: их внешний вид и вооружение отличались от того, что я привык видеть у тех, что пришли с Вольдемаром.
Подождав, пока войско пройдет мимо и уляжется поднятая им пыль, я вылез из кустов и побежал к дому Феодора. Сердце мое выпрыгивало от волнения: мне вдруг пришло в голову, что Любава не стала меня ждать так долго и ушла куда-нибудь. А если так, то я могу больше ее не увидеть.
Но нет, мои опасения оказались напрасны. Стоило мне после долгого стука в ворота оказаться во дворе, как Любава бросилась ко мне. Обхватив меня за шею, она повисла на мне.
– Солнышко! – затараторила она без остановки. – А я так волновалась, так переживала за тебя! Милое Солнышко! Где же ты был, где пропадал? Я уж вся извелась, ожидая тебя. Не знала, что подумать. Все, что угодно, могло ведь с тобой случиться. Красное Солнышко, не пропадай больше, а то я совсем с ума сойду…
Ну да, как я мог забыть: ведь Любава считала меня придурком, не приспособленным к обычной жизни. Наверное, по ее представлениям, я мог просто заблудиться или уйти в лес. Или упасть в реку и там утонуть.
Но ее волнение, раскрасневшиеся щеки и блестящие чуть ли не от слез глаза сказали мне о многом…
* * *
– Сегодня утром в город вошел большой отряд воинов, – сказал я Феодору. – Ты не знаешь, что это за войско?
Мы шли по улице, направляясь в церковь на богослужение, куда диакон вместе со всеми своими домочадцами пригласил и нас. Так мы и двигались большой группой: впереди мы с Феодором, рядом его сыновья, затем – детишки гурьбой, а замыкали шествие женщины, среди которых была и Любава. На улице вечерело, служба должна была скоро начаться, и диакон спешил.
– Войско? – переспросил он меня и пожал плечами. – Известное дело. Слышал я утром: это новый князь вызвал из Чернигова. Там рать большая, потому что граница. Дальше – мадьярские земли.
