Выдерживают такие не многие, здесь ведь не отец Варфоломей с его десятью братьями-монахами, тут беседы задушевные не ведутся. Каждого будто специально ломают. Сложно понять сие, но раз делают, значит оно государю нужно.
— После экзаменов куда подашься? — в сотый раз спросил у слегка флегматичного друга Ялбу.
— Отстань, — качнул гирей сын каменщика.
— Нет, ты мне скажи, иначе как узнать то? Поди приезжие не шибко говорливы, а у наставников не допросишься: 'Не велено, узнаете, когда нужда будет!'. Тьфу! — калмык едва сдержался чтоб и в самом деле не плюнуть на дощатый пол. Чего-чего, а к чистоте курсантов приучили будь здоров — попробуй не оценить чистоту, когда по десять раз одно и то же место с тряпкой вымоешь, да не абы как, а с песочком, да так чтоб хрустело от кристальной чистоты!
— Отстань, калмыцкий ты мой прилипала, — буркнул Ярослав. — До лета еще полгода, решу что-нибудь.
— Ну ты и тютя! — восхитился с детской невинностью вечно попадющий в неприятности гордый сын степей.
— Чья бы Буренка мычала, самого то обратно отправят.
— А вот и не отправят! В ноги упаду государю, или к генералу нашему обращусь, сразу после экзаменов, — тут же ощерился Ялбу.
— Не гонорись, я же пошутил. Уфф, — улыбнулся Ярослав, тягая очередную железяку.
Калмык же положил гантели на пол и сидел на лавке с таинственной улыбкой на лице. Тишина расползлась по залу, лишь иногда прерывалась шумным выдохом Ярослава, да от скрипа лавки. Но калмыка хватило ненадолго.
— Я бы в Корпусе остался. Нет, а что, служба наша ого-го какая важная, разведка нужна всегда, мы с тобой вообще молодцы, да такие что сам государь руки жал — дорогого стоит, ну а что еще надо кроме Славы?
— А как же злато и земли? — не скрывая усмешки поинтересовался Ярослав.
Ялбу смутился.
— Долго ты мне это вспоминать будешь?
— Конечно, ведь прошло меньше трех лет, как ты глупость ляпнул, небось Федор Борисыч ее еще дольше помнить будет. Это же надо такое сморозить.
На сей раз Ялбу ничего не ответил, промолчал и насупился еще больше, ну а Ярослав продолжил заниматься. И никто из ребят даже не догадывался, что тот самый пресловутый отбор выпускников уже начался, хоть и не афишировался.
Недаром ведь отделения 'молодых' раскидывали по ветеранским взводам Корпуса, да приглядывали постоянно, а после сержант-куратор еще и краткую характеристику по каждому из них отписал: каков в работе полевой, как вел себя в разных ситуациях, да и вообще писал все что считал нужным. Эту информацию подшивали в дело курсанта и хранилось оно в индивидуальной папке, готовое в любой момент предстать пред очи того у кого есть к ним допуск. На сегодняшний день кроме государя, начальника Корпуса — Кузьмы Астафьева, да архивариуса Евлампия ни у кого возможности изучить любое дело и не было. Разве что отдельно офицеры министерств могли ознакомиться с некоторыми из них.
Вон Берлога то она по старинке зовется, а на самом деле уже какой год — Министерство Внутренних Дел, а Служба Безопасности вовсе — Министерство Государственной Безопасности. Хотя как коня не назови, а летать от этого он не научится, так что зовет народ как удобнее, а по бумагам проходят иначе.
Но как бы там ни было маховик распределения уже начал свой пока еще незаметный ход. С тех самых выписок сержантов, внимательно изучаемых самим начальником Корпуса, генерал-майором Астафьевым…
23 февраля 1716 год от Р.Х. Москва. Кремль.
'Державнейший государь!
Спешу отметить, что влияние фавориток, что Георг Первый привез с собой из Ганновера растет день ото дня. Хотя сами они весьма почтенного возраста, отличающиеся редким безобразием. Одна — неприятная, тощая дама ростом с
прусского гренадера — графиня Мелюзина Герренгарда фон Шуленбург, ей король даровал титул герцогини Кендел, а другая — уродливо-тучная баронесса София фон Кильмансэгге, ей ганноверец даровал герцогство Дарлингтон. По Лондону ходят остроты про них как о 'ярмарочном столбе' и 'слоне'.
Кроме того обе фаворитки тщеславны и крайне падки на лесть, особенно когда она подкреплена чем-то дорогим — особо им нравятся китайские шелка и меха. Однако герцогиня Кендел жадна до безумия, поговаривают, что ради ее прихоти король снял с должностей сразу семерых придворных и освободившиеся деньги выплачивает именно ей.
Мне кажется, что если бы она могла, то и Георга продала, потому как ненасытность этой дамы такова, что ей не суждено видеть дальше своего 'хочу'.
Стране с таким управлением можно только посочувствовать, но нам это на руку, потому как мздоимство и казнокрадство растет день ото дня и ганноверские министры с придворными, прибывшими вместе с королем не знают меры, гребут все до чего дотянутся их ручонки.
Парламенту будто вовсе нет до них дела. На этом можно и нужно сыграть, но на это требуется ваше согласие и дополнительная казна, ибо той что выделено тепереча на покупку двух фрегатов не хватит.
Слуга твой, Б.И. Куракин'.
Письмо нашего 'англицкого' посла я отложил в сторону. Задумался. Вовремя оно дошло, еще бы неделька другая и все — ждать весны пришлось бы. Впрочем пока про англичан можно не думать — есть вопросы куда важней. Вон и с Данией пора кончать, нечего затягивать, пара акций на устрашение, как со шведами в свое время и мирный договор подпишем, а заодно и Данциг пруссам отдадим, пусть сами голову ломают, а нам ради него русскую кровь лить не престало. Да и о Римской империи забывать не следует, это сейчас зима — все утихло, но скоро весна, а там на Юге она ранняя, того и гляди австрияки осман прищучат, да назад погонят.
Поэтому нужно все хорошенько обдумать, так чтоб не ошибиться, казна еще держится только благодаря экспроприации, но стоит затянуть и все — экономика рухнет как жбан молока от пинка…
— Хм, а ведь насколько я помню при Петре Великом Россия не только прорубила окно в Европу, но и заключила немало важных договоров, одним из которых был брачный — между Людовиком Пятнадцатым и Елизаветой. Жаль, что свободных сестер у меня больше нет, хотя конечно… нет, она уж больно стара для мальца будет, да и регент не согласится, но попробовать стоит, авось получится, глядишь и чего путного придумаем, всяко не какая-нибудь Польша, а Франция — богатейшая страна.
Сегодня пришлось начать работать раньше обычного — еще не взошло Солнце, а я уже разобрал почти всю 'алую' корреспонденцию, и мысленно готовился приступить к 'золотой', про 'небесную' я даже не думал — ей займусь завтра, потому как сегодня то точно дел после обеда никак не будет.
