Но вот беда – среди высших должностных лиц не оказалось человека решительного и мало-мальски знакомого с военным делом. Цицерон получил признание сограждан как великолепный мастер слова и пера, но он был чрезвычайно далек от ратных дел; более того, консул совершенно не желал славы Суллы, Мария или Помпея. Его больше прельщали лавры Демосфена. Другой консул – Гай Антоний – всегда был не прочь переложить и мирные свои обязанности на плечи коллег, а теперь меньше всего на свете стремился отправиться на войну.
Была еще одна причина, оправдывающая медлительность консулов. В самом Риме было достаточно много сторонников Катилины как среди патрициев, так и среди плебеев. Они только и ждали, когда в Этрурию уйдут наиболее надежные легионы, чтобы попытаться захватить город.
Таким образом, сенат и консулы не предпринимали никаких действий против нараставшей опасности, Катилина вербовал в свое войско новых легионеров, а его сторонники в Риме затаились в надежде использовать удобный момент. Такое противостояние не могло продолжаться долго. И действительно, ситуация вскоре разрешилась благодаря событию в общем-то незначительному.
В Рим прибыли послы племени аллоброгов с просьбой смягчить налоги, ставшие непосильными для их народа.
Несколько дней аллоброги безуспешно пытались пробиться на заседание сената или к консулам. В дни, когда решалась судьба Рима, никому не было дела до маленького народа в далекой Галлии. В полном отчаянии данники Рима расположились у подножия Капитолия, и тут судьба послала им Публия Корнелия Лентула Суру. Он занимал должность претора и по долгу службы поинтересовался у послов, кто они такие и что им нужно.
Получив ответ, претор проявил не свойственное римлянам радушие и отеческое сострадание к бедственному положению аллоброгов.
– Почтенные послы, от всего римского народа я приношу извинения за то, что вам не оказано должного приема. Рим сейчас находится в тяжелом положении, но это его не оправдывает. В любое время он не должен забывать о своих народах, как отец не должен забывать о детях. Следуйте же за мной, и я помогу вам решить ваши проблемы. Вы получите все необходимое на время пребывания в Вечном городе и деньги на обратную дорогу.
Изумлению послов не было предела, но, поскольку выбирать было не из чего, они с готовностью пошли вслед за Лентулом. Аллоброги, как, впрочем, и большинство римлян, не знали, что Публий Лентул был ближайшим сподвижником Катилины.
Римский претор происходил из старинного патрицианского рода, но, как и его друг, вел весьма беспутный образ жизни. Во времена диктатора Суллы он получил должность квестора и ухитрился растратить большую сумму вверенных ему государственных денег. А когда разгневанный диктатор в сенате потребовал отчета о пропавших средствах, Лентул заявил, что отчета дать не может, выставил ногу и показал икру: так обычно делают мальчики после игры в мяч, когда признают свое поражение. После этого случая проворовавшийся квестор и получил прозвище "Сура", ибо сурой римляне называют икру.
В другой раз, привлеченный к суду за вымогательство в провинции, Лентул подкупил несколько судей и был оправдан большинством в два голоса. Покинув здание суда, он заметил, что взятка, данная одному из судей, была напрасной тратой денег: для оправдания вполне было достаточно большинства в один голос…
Аллоброги действительно получили теплый прием в доме Публия Корнелия Лентула Суры. В честь дорогих гостей устроили пир, на котором, кроме хозяина и послов, присутствовали видные аристократы: Гай Цетег, Луций Статилий и Публий Габиний.
Здесь же, на пиру, аллоброги поняли истинную причину радушия римского претора. Заговорщики, нисколько не таясь, объяснили послам, что власть в Риме находится в руках людей недостойных, и очень скоро они ее лишатся. Обращаться же с просьбой о снижении налогов послам следовало бы к лицам, сидящим здесь за столом, или в лагерь Катилины в Этрурии. Именно они представляют законную власть в Риме.
Послы и рта не успели раскрыть, чтобы передать просьбу своего народа о смягчении налогового бремени, как "великодушный" Публий Лентул Сура освободил аллоброгов вообще от всех налогов. После нескольких чаш вина он и вовсе пообещал предоставить этому галльскому народу независимость, однако взамен потребовал военную помощь Катилине.
Едва ли аллоброги когда-либо получали более лестные предложения, поэтому согласились, даже не раздумывая, а в ответ столь же великодушно пообещали привести в лагерь Катилины пять тысяч воинов. Соглашение немедленно было закреплено на пергаменте, кроме того, новые союзники получили два послания: одно в лагерь Катилины, другое – своим старейшинам. Утром слуги Лентула дали аллоброгам все необходимое и отправили гостей в обратный путь.
Тяжелые от выпитого вина головы аллоброгов еще очень плохо соображали, но ноги несли вперед и довольно быстро. Они спешили порадовать соотечественников благими вестями. Однако по мере удаления от дома Лентула Суры их головы светлели, а лица становились все печальнее и печальнее.
Послы получили неслыханные по своей щедрости обещания; но невероятные обещания у людей здравомыслящих вызывают тревогу, и небезосновательную, ибо, как правило, они остаются невыполненными. Ввязываться в междоусобную войну римлян на стороне мятежников было шагом очень и очень рискованным. Аллоброги хорошо помнили, что сделал мстительный Рим с самнитами – народом еще недавно воинственным и многочисленным. Не лучше ли еще раз попытаться получить ту малость, за которой их и послали старейшины, от законных консулов и сената, чем везти домой гору сомнительных обещаний от заговорщиков, да еще оплачивать их кровью собственного народа на полях сражений?
Поразмыслив таким образом, аллоброги направились не к Катилине и своим старейшинам, а прямиком к дому Марка Туллия Цицерона.
Цицерон начал действовать, едва ознакомившись с письмами аллоброгов и наспех допросив их самих. В величайшей тайне были арестованы Лентул, Цетег, Габиний, Статилий и в закрытых повозках доставлены в тюрьму под Капитолием. Затем легионеры-преторианцы перевернули их дома вверх дном.
После тщательного обыска в руках Цицерона оказались все нити заговора. В доме Лентула обнаружили целый склад оружия, предназначенного для уличных боев. Нашли и несколько писем Катилины к претору. В одном перечислялись сенаторы, которых следовало убить в первую очередь. Второе письмо советовало захватить в заложники детей Помпея и оберегать их как своих собственных. Ходили слухи, что Помпей одержал блестящую победу на Востоке и в скором времени собирается возвращаться в Италию. Имея в заложниках детей военачальника, Катилина был уверен, что сумеет с ним договориться.
Много интересных вещей было найдено и в доме Цетега. В одной из комнат оказался склад пакли, серы, факелов. Их назначение прояснилось, когда нашли карту Рима, разделенного на сто квадратов. В каждый квадрат было вписано имя человека. Срочно нашли несколько человек, чьи имена оказались на загадочной карте. Под пытками выяснили, что на вторую ночь праздника сатурналий они должны были поджечь в отведенном каждому участке как можно больше зданий, а их товарищи – захватить водопроводы и убивать всех, кто приходил бы за водой. Так открылись самые чудовищные планы, какие могли придумать только злейшие враги Рима.
На следующий день в храме Согласия состоялось заседание сената. Цицерон ознакомил собравшихся с содержанием писем, переданных ему аллоброгами, а также рассказал об аресте Лентула с сообщниками. Для сената события эти не стали неожиданностью. Слухи о заговоре витали в душном воздухе Рима давно, а в последнее время заговорщики не слишком скрывались. Сенатор Юний Силан заявил, что его клиент слышал, как Цетег в частной беседе предрекал смерть консулам и преторам. Слова Силана подтвердил и сенатор Пизон.
Отцы народа были возмущены коварством и подлостью заговорщиков, и тогда Цицерон задал вопрос: что с ними делать? Казалось, ответ должен быть один – допросить под пыткой и убить. Но не тут-то было. Лишь несколько человек высказались за такое наказание изменников. Дело в том, что сенат с древнейших времен не имел права лишать жизни римлянина вне зависимости от его вины. Такое право было у народного собрания, но созывать его в это смутное время не решались ни консулы, ни сенат.
Цицерон предложил перенести решение этого вопроса на завтра с тем, чтобы дать сенаторам время подумать. Сейчас же постановили заставить Лентула отречься от власти претора. Гай Сульпиций спустился в подземелье и сорвал с Лентула окаймленную пурпуром тогу, оставив вместо нее траурные одежды. Остальные преторы получили приказ усилить охрану города и особенно тюрьмы с преступниками. И, наконец, сенат милостиво удовлетворил просьбу многострадальных аллоброгов о снижении дани.
