Впрочем, так «наземников» космонавты называли исключительно в сердцах… на самом деле руки у слесарей, конечно, были золотые, а головы у инженеров исключительно светлые — «иначе эта рухлядь вообще бы не взлетела, а если бы взлетела, то пиззззданулась бы тут же за бугор, а если бы не пиззззданулась — так мы тут три раза уже сгорели бы, задохнулись и заодно замёрзли. Про встреченный нами на борту летающий сортир я уж и не говорю», — так образно высказал своё мнение ЦУПу командир экипажа…
И он был в чём-то прав… когда «Союз ТМ-12» причалил к станции — она была практически мертва…
Без света, с отключившимися вентиляторами, промёрзшая до хрустального звона.
Мрачная ледяная духота — вот чем пахнуло из открывшегося люка!
При этом на станции сильно воняло сгоревшей изоляцией, а в свете карманного фонарика прямо в морду лица бортинженера, красиво помахивая крылышками, летела импортная женская прокладка. Судя по всему, использованная…
— Серёга, смотри, как красиво! — обратился к бортинженеру (выполнявшему в соседнем отсеке, судя по его виртуозному мату, какую-то ювелирной точности работу) пристроившийся у иллюминатора с биноклем «Б-8» в руках командир экипажа Арцебарский…
— Не хочу. Надоело. Остобрыдло. Настоебало. Остопизззденело, в рот мне пароход, — устало ответствовал Крикалёв и тут же грязно выругался, видимо, попав кувалдочкой себе по пальцу… — Домой хочу!
— Куда-куда?!
— Домой. В посёлок городского типа Звёздный, Московская область, Советский Союз…
— Серёга, а ты уверен, что он ещё есть?
— Чего-о-о?
— Да нет, я не про Звёздный — есть он, я его в бинокль давеча наблюдал…
— Ну и как там?
— Всё нормально — стоит на прежнем месте. Квасом на площади Гагарина торгуют и арбузами. Вот, даже Тамару твою видел. На балконе загорает, и опять без лифчика. Заметила, что я за ней подсматриваю — и американский «фак» мне показала…
— Трепло ты.
— Ага… Я про то, что Советский Союз-то, он вообще ещё есть?
— А ЦУП чего говорит?
— А то ты не знаешь? Молчит. У них установка — нас не волновать…
— Тьфу. Поганая установка. Так, глядишь, Большой кирдык наступит — а мы и не узнаем…
— Ну, уж нет. Вспышки отсюда будут видны как на ладони.
— Типун тебе на язык. Ты чего добиваешься, командир… не пойму? — ханжески задал риторический вопрос бортинженер.
Анатолий отправил бинокль в свободное плавание и с глубоким чувством прижал ладонь к сердцу:
— Серёга, не томи… ведь душа болит.
— Нет.
— Серёга, я же знаю, ты, поганый жид, запасливый как два хохла…
— Нет.
— Что, правда нет?!
— Есть, конечно. Но нет.
— Кой чёрт ты его экономишь?
— А! А вдруг придётся нештатно садиться? Помнишь, как Леонов сел — в заснеженной тайге? В летнем шёлковом комбезе? Если бы не спирт, сдох бы. Так что мой ответ — нет…
— Эх, Серёга, Серёга… гнусной ты души человек. Возишься со своими железками и сам стал как железка.
Из агрегатного плавно и величаво выплыла полная под пробку пластиковая канистрочка, маленькая, литров на десять…
— Во. А говорил, что нет…
— Да что тут пить-то… Почитай, ничего и нет.
— Ладно-ладно, мы же не всю… так, чисто символически…
— Огурчики достань и сало… чего там, губы-то мочить… символически… баловство это!
Командир фарисейски закатил глаза:
— Нет, ну если мы только по стаканчику, вреда ведь не будет…
— Какой там вред. Натуральный продукт. Настойка элеутерококка, с клюквенным экстрактом, лимонной корочкой, и ещё кое-что добавлено, для вкуса… Вздрогнем.
— Ух.
— Вот.
— Мать его. Закусывай давай.
— Х-хых…
— Щас бы ещё и сигаретку… А чего мы отмечаем-то?
— Горюем… Тоска по Родине.
— А Ностальгия! Понимаю…
— Нет, ты не понимаешь… вот я — украинец. Всю жизнь прослужил в родном ПВО, зскадрильей командовал, потом летал испытателем в НИИ ВВС имени Чкалова… чего только не испытывал. Три раза чуть не… ну ладно. И вот теперь какие-то уроды, политики, мне скажут — ты не советский лётчик, а лётчик украинский, и должен с русским лётчиком сражаться!
— Бу-а-а-га-га!
— Тебе смешно. А вдруг ТАМ, внизу, такое вправду произойдёт?
— Да ты что, Толя… сдурел? Быть такого не может. Наш Союз — нерушимый.
Бортинженер был человеком основательным и во всякий бред никогда не верил.
21 августа 1991 года. Восемь часов тридцать минут московского времени. Город Ходжент Таджикской ССР, улица Гафурова, дом 32. Ленинабадский ордена Дружбы Народов шёлкокомбинат имени Розы Люксембург. Заводская поликлиника, кабинет главного врача
Затаив дыхание, операционная сестра Гюльчатай Ивановна слушала, как её любимый табиб, акушер-гинеколог, старый и мудрый пятидесятилетний Яков Константинович Балабушко, подыгрывая себе на рубабе, приятным баритоном проникновенно выводит вечные строки любви, которые полтысячи лет тому назад написал на каменистых брегах Сырдарьи местный поэт — Камоли Худжанди:
— Эй, чони ман асират! («Ты — пленница моей души!»)
Когда смолк последний стон растревоженной струны, Гюльчатай Ивановна смахнула невольно набежавшую слезу и захлопала в ладоши:
— Офарин, Рустам!
Яков Константинович опустил инструмент, по восточному изящно прижал руки к груди:
— Ташаккур. Як бори дигар идатон муборак. Манн хамаи шуморо дуст медорам.
В который раз Гюльчатай Ивановна была удивлена, как легко, свободно, изящно и красочно изъяснялся её начальник на местном наречии…
Сама-то Гюльчатай Ивановна и дома старалась говорить исключительно по-русски! потому что она по-русски, честно говоря, уже и думала. Смешно, правда, пытаться произнести по-таджикски слова «скальпель», «зажим» или «эрозия шейки матки».
Так что и в школе, и в медучилище и она, и другие девочки говорили на русском языке, а таджикский ассоциировался у неё с чем-то милым, детским, деревенским — кишлак, ишак, бабай, чурек… Детство, это хорошо и очень приятно. Но человек всё равно когда-нибудь становится взрослым…
Но, вероятно, Взыскательный Читатель уж недоумевает, почему ленинабадский комбинат размещается в Ходженте, а главврачом поликлиники трудится не терапевт, как обычно, а гинеколог?
Так ведь Ходжент до февраля сего года и именовался партийной кличкой Володи Ульянова… А все свои предыдущие 2500 лет до этого, и при Ахеменидах, и при арабах, и при Белом Царе — именовался Худжентом, или Ходжентом. И так, и так — тоже правильно.
И только при Александре Филипповиче, которого местные жители именовали Искандер Двурогий, — город носил гордое имя Александрии Эсхаты, что значит — Крайняя.
Ну, и после визита Чингисхана, в 1220-м, не именовался никак, потому что города никакого и не было.
При русских, которые заняли город 24 мая 1866 года, Ходжент просто процвёл.
Вхождение в состав Империи центра густонаселенной, имевшей богатые экономические ресурсы округи, важнейшего узла дорог между Ферганской долиной, Ташкентским оазисом и Зеравшанской долиной, крупного торгового пункта открыло новые возможности для развития, одна железная дорога, прошедшая рядом с городом, чего стоила.
А по железной дороге в Ходжент приехали господа туркестанцы, так нежно мною любимые… Которые, в отличие от аглицких сахибов, не стали выжимать кровавый пот из местных дехкан, а стали их учить и лечить.
Империя Российская не имела колоний! А подтягивала свои окраины до уровня великорусских губерний. Как ни был тяжек гнёт царизма, но просвещенный абсолютизм, а, уж тем более, конституционный монархизм куда легче, чем азиатская деспотия. Поэтому…
Бунт 1916 года, когда предводительствуемая вертящимися дервишами толпа жгла больницы и школы, был инспирирован англичанами! Потому что местные баи очень не хотели, чтобы дикий, азиатский, звериный Худжент превращался в типичный уездный город Самаркандской области…
Однако период безвластия продолжался недолго…
В ноябре 1918-го рабочие-железнодорожники утвердили здесь навечно Советскую Власть.
Правда, довольно долго чекисты еще вылавливали по ущельям басмачей!
Однако, уже в 1932 году в Ленинабаде открылся Педагогический институт, в котором ныне учится более десяти тысяч студентов.
Да что там… в Ленинабаде в 1991 году было две с половиной тысячи врачей с высшим образованием, из них подавляющее большинство — русские…
А Ленинабадский шёлкокомбинат? Который строила вся страна, являвшийся крупнейшим в мире? Поставлял шёлковые ткани в 459 городов необъятного Советского Союза! Что только из этих тканей не шили… парашюты? Разумеется! И абажуры, и платья для девушек.
Работали на шёлкокомбинате главным образом женщины… поэтому и понятно, что главврачом был гинеколог.
