тебя, только тебя… — эти тихие, почти беззвучные слова затмевают музыку на фоне, как гром в тишине. — Хочу, чтобы ты знал… просто знал…
Заплаканные глаза Алеси горят в полумраке, как у кошки.
— Я знаю, малышка, я знаю.
Глава 19 — Княжеская кобра
Удивительно прекрасная дама усаживается в кресло за столом. Обольстительная фигура, сочные бёдра и выдающаяся грудь — всё женское добро и красоту скрывает черный деловой костюм. Белые волосы аккуратными прядями спадают на плечи.
— «Сестры», что это за беспредел без меня вы устроили? — льдинки голубовато-серых глаз смотрят из-под длинных ресниц на редкость пронзительно и строго. — Отлучилась на пару дней, называется.
Наманикюренные пальцы стучат по толстой папке на столе. Рядом лежит раскрытый конверт с письмом. Напротив, на стульях, устроились две княгини — Кали в футболке-распашонке и Аяно в голубой юкате, а, также, в углу на диванчике молчит старшая княжна Лиза, как две капли воды похожая на женщину, задавшую вопрос, — свою мать, княгиню Софию.
— Это риторический вопрос, Соня? — спокойно интересуется Аяно.
— Конечно, дорогая, — качает головой София. — Я уже ознакомилась со всеми аспектами этого смехотворного дела. Вас послушала, Митю с Лизонькой вот тоже, письмо мальчика почитала… Как будто главной жене Дома Бесоновых больше заняться нечем, — она бросает многозначительный взгляд на Кали, но лицо свирепой воительницы-поляницы непроницаемо. — Итак, первое — отныне Ричард находится под охраной в гостевом доме. Выходить оттуда ему запрещено. Также, доступ туда закрыт всем женщинам Дома Бесоновых, в том числе и прислуге.
— Всё еще шпарит Якой? — спрашивает Кали.
— После клуба, три часа назад, больше не замечен. Но Сварог его знает. Мы же не хотим лезть на стенку и выть на луну из-за собственного пасынка? — любезно улыбается София.
Лиза на диванчике краснеет. Внешне вылитая мать — идеальный овал лица, ореол серебряных волос, изумительное тело — она не унаследовала ее холодную прагматичность и бесстрастную, временами жестокую, расчетливость.
— Не хотим, — брезгливо передергивает плечами Кали.
— Мудрое решение, «сестра», — одобряет Аяно. — Только не будет ли проблем с Элизабет?
— Договоримся, королевка еще скажет «спасибо», — отмахивается княгиня и снова касается папки с личным делом. — А если нет — ее проблемы. Уверена, наш муж поддержал бы меня. Воспитанием Ричарда я займусь лично, раз мать не озаботилась. Теперь вернемся к мальчику. — Княгиня откидывает обложку, перелистывает страницы. — Арсений Беркутов, значит…Интересный молодой человек. Очень интересный. Бывший калека, который становится чемпионом своего города и убивает Гончую. Прямо навевает воспоминания о другом юноше, — мечтательно улыбается княгиня. — Но это так, неважно. Самое печальное — Беркутов раззявил варежку именно на нас. Ох, обдурил он тебя, малышка-Кали, развел как лохушку.
— Зачем мальчишка это устроил? — всплескивает руками поляница так резко, что распашонка немного сползает с плеч, приоткрывая красивую загорелую грудь.
— А ты до сих пор не понимаешь? — ласково воркует София.
Лиза невольно напрягается. Такой голос родной матери значит, что она очень недовольна происходящим. Княжна вжимается всем тонким станом в спинку дивана, стараясь не отсвечивать. Аяно, конечно, тоже почувствовала тон главной жены и предпочла пока помалкивать. А Кали…Кали, как всегда, по барабану:
— Напакостить хочет? Я же извинилась и компенсацию предлагала!
— Хехе, Кали, милая, ну, сколько, конкретно? Сто тысяч? Миллион? Два миллиона? Десять?
— Мы не оговаривали сумму, — отвечает поляница.
— В любом случае в разы меньше, чем сейчас он может востребовать с Ричарда. Теперь, когда мы в лице малышки-Кали извинились перед Беркутовым и сами подтвердили, что нечестно напали по наущению иностранного принца, то не вправе мешать мальчику. А, наоборот, должны способствовать справедливости, ибо слово сказано.
— Беркутов сказал, что не имеет ко мне претензий, — мрачнеет Кали. — Мелкий лжец.
— Почему же лжец? — искренне удивляется София. — Беркутов ни слова тебе не соврал. Претензию он предъявил к Ричарду. Формально. А на самом деле да, собрался пить соки из нас. Ну или из Элизабет, ему не столь это важно. Главное — результат. Парень очень хорошо соображает. Из него выйдет замечательный политик, в любом случае в свет он впишется.
— Смотрю, ты нашла родственную душу, — Кали совсем не в настроении. — Восторгаешься этим интриганом, как собственным сыном.
— Просто оцениваю ситуацию со стороны, — пожимает плечами княгиня. — Тебе тоже не помешает, кстати. А то ты обвиняешь мальчика, что он сразу не высказал тебе претензию на сотни миллионов рублей. Но забываешь, что перед этим сама чуть не укокошила его ни за что, да и, наверняка, вдобавок потом еще допрашивала в связи с подозрениями, что парень вымес. Так?
— Мальчишка странный, — мрачнеет Кали. — Еще и темнил, как оказалось.
— Вот-вот. Пристала, не отходя от кровати, с обвинениями во всем подряд. Что ему, шестнадцатилетнему подростку, оставалось сказать? Он же видел в тебе неадекватного демоника, которая запросто насадит на Когти, только вякни не то. Но хитрец Беркутов оставил для себя лазейку — претензию к Ричарду. И сейчас умело ее использует. А ты до самого сегодня ходила-радовалась пыли в глазах.
— Молодец, Соня, расставила всё по полочкам, — заведенная Кали имитирует аплодисменты. — Понятно, я — дура. Бестолковая. И полная к тому же. Могила сломается, да не исправит. Что дальше? Как решить-то проблему?
Аяно успокаивающе кладет прохладную ладонь на руку поляницы.
— «Сестра», не кипятись. Неприятно, да. Я тоже облажалась не меньше. Терпи, не кричи на Соню. Мудрость приходит с болью.
— Опять ты со своими восточными поговорками, Ая, — вздыхает поляница, тем не менее ласково сжав пальцы подруги. — Соня, если закончили меня полоскать, говори наконец, что делать. Время ночь.
— Это ты мне скажи, Олечка, — одними губами улыбается София, разглядывая фотографию молодого блондина, вложенную в дело. — Когда ты извинялась перед мальчиком, при нем было записывающее устройство? А свидетели?
— Мм, лакей Прохор только, — задумывается Кали. — А про устройство… откуда ж я знаю. Да и какая разница?
София откладывает снимок и многозначительно молчит. Сейчас ее легкая улыбка отражает своеволие княгини, изобретательность предпринимателя, коварство великосветской львицы. И безжалостность бывшего дознавателя Тайной канцелярии… Аяно первой догадывается. Глаза японки сужаются, превращаясь в огненные черточки на холеном нежном лице.
— Не вздумай, Соня, это перебор. Мы дворяне, и наше слово сказано.
Затем озаряет и Кали вместе с Лизой, забывшей как дышать.
— Мама, ты же не всерьез? — вскрикивает княжна со своего закутка.
— Да ты с ума сошла! — сразу, не телясь, наезжает Кали. — Чтобы я соврала? Это кто
