дернули? Хотя Хакасия сейчас в состав Красноярского края же входит.
— Анатолий, привет! — выходит от Шенина наш председатель исполкома Плисов. — Как дома?
— Спасибо, хорошо. Повидал всех своих, — сдержанно благодарю я.
Мы не особо близки, и его внимание для меня неожиданно. Шойгу же Плисов как бы не заметил. Из вредности знакомлю их и тут же захожу к шефу.
— Как у тебя с учёбой? — с порога озадачил меня Олег Семенович.
— Все пятерки! Да там и было четыре экзамена всего, — отвечаю я. — А на учёбу теперь только после двадцатого января выходить, как сессия закончится.
— Нормально тогда. Я планировал, что Михаил Сергеевич тебя подстрахует, но он в больнице лежит, сердце прихватило. Так что, чтобы дела не страдали, срочно ищи себе зама. А завтра я тебя на бюро приглашаю, утвердим в должности начальника комиссии.
— Что-то серьёзное с Луневым? А зам когда нужен? — беспокоюсь я.
— Операцию будут делать. Да всё в порядке будет, он мужик крепкий, затянул с лечением только. Надо было Паше его ещё года три назад на пенсию отправить. А заместителя себе чем раньше найдёшь, тем лучше. Тебе же нагрузка лишняя.
Выхожу в раздумьях… Замом абы кого не взять. Я бы мог предложить эту должность Егору, с которым у меня неплохие отношения, но, по словам особиста Олега, Егор постукивает. Чёрт! Ещё и секретаршу искать надо. И желательно, чтобы в нашем деле что-то смыслили. «А может мне секретаршей Ирину взять?» — приходит в голову гениальная идея. Её в части не увольняли, но через крайком я это дело продвину. А не поехать ли прямо сейчас туда, ведь о таком лучше лично поговорить? Подруга должна быть на службе в это время.
Я без машины, поэтому заказываю служебную из гаража. В Красноярске недавно была оттепель, а потом резко подморозило, поэтому ехали от центра города до части почти час — авария на аварии. Но мне так даже лучше — я в машине немного покемарил, ведь в самолёте всего пару часов поспать удалось.
— Ой, привет! — радуется мне Ирка и, сунув носик в пакет, любопытничает: — Что привёз?
— Может, в комнату гостей? — предлагаю подруге.
Можно и в машине, но там шофёр, и не выгнать его никак.
— Слушай, ну остынь! — требует от меня угомониться любовница. — Не пойду я к тебе. Тут у нас очередь подвинулась на жильё, я шестая на квартиру! А дом уже начали строить в Солнечном, правда, пока один фундамент.
В первый момент во мне вскипела спесь. Как же! Я же уже считаю себя богатым и власть имущим! А потом понимаю, так будет лучше. А то каждый день видеться… к чему это приведёт?
— Бейбут твой в санчасти лежит. Хочешь проведать? — отдышавшись от поцелуев, предлагает Ирина. — Да не дергайся ты, всё нормально. Ишь… вскочил… За меня, поди, так переживать не станешь!
Идём в санчасть. Тут у Ирины свой кабинет, но руки распускать чревато, постоянно народ шлындает, зато с другом пообщаться — самое то.
— У нас были подъёмы по тревоге,… я, чтобы быстрее собираться, портянки не наматывал, — швыркая крепким кофе рассказывает Бейбут. — На сапоги ложу портянки, и когда тревога, то сначала надеваю штаны, потом сую ноги в сапоги, не заматывая портянок, и, хватая остальное, бегу в оружейку. На бегу уже одеваю гимнастёрку, застегиваю ремень…
Я морщусь от «одеваю» и «ложу» и слушаю дальше. Поправлять Бейбута никому не советую — он не терпит ничьих замечаний и вполне может в рыло без раздумий зарядить, а подумать уже после. Не мне, конечно, другим.
— Обычно сразу «отбой» командовали, а тут марш-бросок, вот я ноги и стёр в кровь. А товарищ старший прапорщик меня в санчасть положила, — косит узким глазом на Ирину друг.
— Чё, может, хватит ему сачковать, мазью Вишневского намазать и хорошо? — шучу я.
После военчасти еду в видеосалон, которым Сашка заведует. В принципе можно её на место секретарши взять, но это будет бизнесу нашему во вред. Здесь она на своём месте.
— Вот выручка за две с половиной недели, — достаёт из сейфа (а раньше его не было) кучу бабла девушка. — Я своё забрала уже и ребятам к Новому году премию выдала!
Мне сунули ещё и тетрадный листок из того же сейфа, исписанный столбиками цифр. Сумма впечатляет — больше полутора тысяч рублей! С кассетами, правда, вышел один раз косяк — поездом прислали те, что у нас уже были, но девушки, Зоя и Сашка, сами справились. Они, кстати, познакомились уже, но чем-то не понравились друг другу. Во всяком случае, Сашка без симпатии говорила о Зое.
К Зое в общагу сегодня не поеду, поздно уже, пора домой. Около своего дома выхожу из машины с двумя сумками, уже немного облегчёнными. В проулке темно, но в ста метрах выше по улице замечаю фары двух машин. И слышен шум у соседей! То ли грабят, то ли они кого-то бьют. Любопытство кошку сгубило, но я отважно открываю соседскую калитку, и… мне тут же умело заламывают руки, а потом светят мощным фонарём в рожу.
— Плюс ещё один жулик! — радостно сообщает молодой мент с фонарём в руке.
Ещё двое сейчас меня пакуют.
— Я Штыба… — попытался сказать я, и назвать все свои титулы.
Наивный. Удар сапога по морде, который пришёлся в область лба, слава богу, направил мои мозги в нужное русло! Лучше пока помолчать. Спросят сами, да и обыщут, надеюсь.
Тем временем мимо лежащего на грязном снегу меня провели сначала Коня, а потом злого и побитого Махно. В доме горит свет и в окне мелькают снующие туда-сюда милиционеры. Наблюдаю за этим всем искоса, насколько мне позволяет поза, в которую меня поставили служители порядка. Теперь я понял строки песни. «искоса низко голову наклоня». Если обыск, то должны быть понятые, и, скорее всего, это соседи, а значит, беспричинно меня бить не станут! Но лежать на снегу холодно.
— Эй, служивый, я в чем виноват? Я в соседнем доме живу! Вы чего тут устроили беззаконие? Я в крайк…
Пинок по ребрам затыкает меня.
Надо было не с наезда начать, а с того, что я из крайкома!
— В машину этого тоже грузи, — командует кто-то невидимый мне.
А это уже плохо, у меня сумки на улице, а там, между прочим, сапоги для дочки Федирко. Пропадёт подарок! Вроде я и не виноват, но осадочек останется. Всё это я обдумываю уже, когда меня в наручниках заталкивают в бобон, который подъехал к дому. Предварительно обыскали, изъяв документы, в которые и не заглянули, и деньги. У меня с собой же крупная сумма из салона. Едрить твою мать! Никакой описи, никаких понятых. Полный произвол.
В закутке бобона уже сидят мои соседи.
— Гы, — ржёт побитый Махно. — Смотри, какого к нам красавца подкинули!
— Руки, извини, не подам, — язвит Конь.
Мы все трое в наручниках. В машине никого из ментов нет, и даже просто попросить кого-нибудь забрать ценные вещи, оставшиеся около ворот дома, я не могу.
— Что происходит-то? — спрашиваю приятелей.
— Обычный шмон! А ты как в нашу компанию попал? — цедит Конь.
— А он ханкой барыжит, вот его и упаковали, — по-прежнему шутит Махно.
— Хорош извращаться, в лоб дам, — угрожаю я. — По карманам шарил, вот и повязали.
— Да ты, я смотрю, «аристократ»! — ухмыляется Конь.
— Руки-то у тебя в браслетах, — не верит моим угрозам Махно.
— Ничего, подожду, пока снимут. Когда-то же с меня их снимут? — отвечаю я и вижу, что Махно призадумался.
«Седьмой, седьмой», — заорала рация у водилы, и в кабину заглянул мент в бушлате. Сержант, как я вижу.
— Тащ сержант, там сумки стоят около моего дома, украдут, — завопил я.
А чё? Пнуть меня сейчас трудно. Но можно стукнуть «демократизатором» по решётке, что сержант и делает.
— Тихо там! — крикнул он.
— Бесполезно, Толян. Пока не привезут в отдел, никто тебя слушать не станет, а вот дубинкой по рёбрам и голове получить — это запросто. Причем всем троим нам прилетит. Ты молчи уж, ради Христа, — просит Конь.
Вскоре, дополнив ещё двумя пассажирами уголовного вида, нас транспортируют в Октябрьский отдел милиции. Я приободряюсь — меня там кое-кто знает! Коня кстати тоже. Бывали мы там.
В отделе радостная новость для меня — обе мои сумки сюда привезли. От души отлегло! Но вот то, что потрошат пакет с едой, уже не понравилось.
— Сало надо? — спрашивает молодой летёха у своих напарников.
— Давай, — два тощих его сослуживца сейчас пьют в сторонке чай.
