– Хорошо, – судя по выражению лица, Карбышев был окончательно сбит с толку. – Неожиданно, конечно, но… ладно, следуйте за мной. Если все так, времени у нас совсем немного. Почему сразу-то не доложили?
– Я вас не знаю, товарищ генерал-лейтенант. Хотел сперва послушать, как разговор с товарищем комбатом пойдет. Если бы вы ему сразу от ворот поворот сделали, к чему мне соваться? Доказательств все равно не имеется, приказ устный, фельдъегерь погиб. Только слова. А слова на войне недорого стоят.
– Полагаю, я вас не разочаровал? – усмехнулся Карбышев, быстрым шагом возвращаясь к шоссе. – Следуйте за мной, товарищи командиры, время не терпит.
Пока возвращались, Кобрин размышлял, бросая на особиста, шагающего рядом с невозмутимым лицом, короткие взгляды. Да уж, сказать, что Зыкин его удивил – ничего не сказать. Одно дело выдуманный им допрос пленного офицера – в конце концов, пленный был? Был, бойцы подтвердят. А что не офицер, а простой водила – дело второе. Да и докладывал он тогда всего-то майору. Сейчас же Витя пошел, что называется, ва-банк, откровенно обманув целого генерал-лейтенанта. Из благих соображений, конечно, но все же, все же… решился бы он поступить так же? Не факт, далеко не факт. Не из страха, какой уж тут страх, сам же говорил, что их с Зыкиным и без того есть за что под трибунал отдать. Просто не решился бы, поскольку привык просчитывать свои действия на несколько шагов вперед. А Витька взял – да и рубанул сплеча. Еще и пограничника подставил.
Нда уж, интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд… тьфу ты, что за дурацкая присказка, определенно пришедшая из памяти реципиента. Вот, кстати, насчет реципиента. Пожалуй, стоит признать, что определенно имеет место некоторое влияние разума Минаева на принятие им, Кобриным, решений. Насколько комбат сумел разобраться, настоящий капитан Минаев, несмотря на две пройденные войны, был человеком весьма осторожным и осмотрительным, эдакий «чиновник в форме», живущий строго согласно приказу. Шагу без одобрения командования не ступал, и контрразведчик просто не мог этого не знать. Они три года знакомы, по жизни неоднократно сидели за бутылкой-другой, а по службе Зыкин наверняка писал на него «объективки». То есть с этой стороны Витя знает Минаева как облупленного. Но сегодняшний комбат все же куда активнее и авантюрнее, со склонностью принимать рисковые, на грани фола, решения. Получается, наблюдается некое взаимовлияние, но со значительным преобладанием разума донора.
И какой отсюда вывод? Да очень простой: именно поэтому младший лейтенант и почувствовал, что капитан совсем не тот, за кого себя выдает! А неумение пить спирт или незнакомые словечки лишь усилили подозрение. В конце концов, невозможно каждое мгновение контролировать собственную речь, изменяя привычное построение фраз, последовательность слов, постановку ударений. Особенно в критические моменты, когда работают исключительно рефлексы и он на полном автомате начинает говорить так, как привык в своем времени. Тут никакая «прошитая» на уровне подкорки гипноподготовка не поможет.
Правда, все это не объясняет, отчего Зыкин решил рискнуть собственной жизнью ради непонятно отчего изменившегося командира.
25 июня 1941 годаОни держались уже почти сутки.
Карбышев все-таки поверил ему. Как понимал Сергей, исключительно на свой страх и риск. Но это оказался человек, готовый в критический момент принять неожиданное, порой парадоксальное решение. И он его принял. Войска встали в активную оборону, как назвал это сам Дмитрий Михайлович. Которую он же лично и организовывал, в пух и прах раскритиковав предложения Кобрина. Сергей, разумеется, не спорил: начальнику кафедры военно-инженерного дела Академии Генштаба и доктору военных наук всяко виднее. И не просто не спорил, он УЧИЛСЯ. Не столько ради будущего – комбат прекрасно осознавал, что в подобном рубилове шансы вернуться в свое время невелики, – просто ради себя. Но, главное, ради победы.
Вечер и ночь с 24-го на 25 июня выдались достаточно спокойными. Немцы приходили в себя после столкновений с радикально изменившими тактику русскими, зализывали раны и подтягивали резервы, до темноты засыпая авиабомбами позиции, к этому времени уже, как правило, оставленные войсками. За что поплатились еще полудесятком «Ю-87», ссаженных на землю огнем зенитных батарей. Этого им хватило, и летуны поспешили вернуться на аэродромы, неприцельно вывалив остаток боекомплекта в поле.
За ночь успели подготовить два рубежа обороны, на первом из которых на рассвете и остановили продолживших наступление фрицев. Пока основная часть войск сдерживала механизированную группу, танкисты при поддержке кавалерии реализовывали на практике план «активной обороны», нанося быстрые фланговые удары и тут же отступая. Пытавшиеся преследовать настырных русских гитлеровцы попадали в засады, оборудованные на обходных дорогах. Следом под прикрытием минометного и артиллерийского огня отходили и пехотинцы. К тому времени, когда прилетала вызванная немецкими командирами авиаподдержка, войска уже успевали отступить к следующей опорной точке.
Изматывающие противника бои продолжались весь день. Силы таяли, подходили к концу боеприпасы, особенно артиллерийские, и горючее для танков, однако и гитлеровцы все заметнее и заметнее снижали темп наступления, увязая в обороне. Остатки батальона Кобрина еще вчера влились в состав одного из стрелковых полков, самого же комбата, как он ни сопротивлялся, вместе с Зыкиным забрал в свой штаб генерал-лейтенант. Три десятка уцелевших пограничников вместе с лейтенантом Авдеевым присоединились к разведроте, бойцам которой хватало работы: практически не отдыхая, разведчики кружили по округе, выясняя обстановку, ликвидируя диверсионные группы и загодя обнаруживая вражеские артиллерийские засады.
Глядя на покрывающуюся все новыми и новыми отметками карту, комбат все больше мрачнел. Похоже, для реализации его замысла им не хватало совсем немного сил. Поскольку он прекрасно видел истинное положение вещей: изрядно потрепанная и обескровленная группа могла выдержать еще один, максимум два серьезных боя. Самое главное, практически не осталось горючего и снарядов. Еще несколько часов, и они просто останутся без брони. Обидно, но, похоже, танки, как и в ПРОШЛЫЙ РАЗ, придется просто бросить на радость немецким трофейщикам: боеукладки почти пусты, не гранатами ж их подрывать? Вот тебе и разбомбленные тылы…
– Что ж, товарищ капитан, – поморщившись от очередного близкого разрыва, внезапно произнес Карбышев. Почувствовав, что зенитного прикрытия у противника почти не осталось, «лаптежники» практически безнаказанно хозяйничали в небе, охотясь даже за отдельными автомашинами или меняющими позицию танками. Да и гитлеровские артиллеристы не зевали, засыпая разведанные позиции осколочно-фугасными снарядами.
