Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

– Цель? – спокойно спросил Шульгин, разливая по рюмкам для обоих бессмысленный коньяк. И внезапно протянул руку, таким темпом и направлением, что можно было понять по-разному. Но главное – психологический посыл. – Дай браслет. На минутку…

Юрий Митрофанович помедлил совсем немного, потом отстегнул черное устройство с левой руки, из-под потертого манжета дешевой рубашки.

– Держи…

Это можно было считать знаком предельного доверия, кто же добровольно отдаст в чужие руки драгоценнейшую вещь на свете. Или писатель крепко, неведомым способом подстраховался так, что не видел для себя никакой опасности.

Шульгин защелкнул замок, откинулся на спинку стула. Устал он, на самом деле требовалось укрепить силы и привести себя в исходное состояние. Но и партнер молодец. С таким, пожалуй, стоит иметь дело. У него, кажется, появился в чужом мире надежный напарник…

Первый, не считая Лихарева, который понимает об этом мире и его законах больше любого земного мудреца. «Из тех, кто мне лично известен», – тут же уточнил Сашка, потому что не было никаких оснований считать, что они такие уж уникальные супермены. Вполне возможно, что существуют десятки, если не сотни людей с неменьшими духовными способностями, просто использующие их несколько иначе или просто не получившие означенного объема информации. Какой-нибудь йог, шаман, монах из глухого православного скита или доминиканского монастыря свободно общается с Гиперсетью, только понимает это общение иным образом.

– Скажи, Александр, ты жаждешь власти? Неограниченной власти, хотя бы такой, какая сейчас у Сталина?

– Ни в коем случае. Это я отвечаю на оба смысла твоего вопроса. И власти в том смысле, что ты имеешь в виду, не хочу, и у Сталина власть достаточно эфемерная, куда меньшая, чем воображается обывателю сейчас или историкам «послекультовской эпохи». Она, конечно, есть, но уж с очень малым количеством степеней свободы. Так что не власть меня интересует, а свобода…

– Изящно сформулировал. Та же самая неограниченная власть, только без накладываемых ею обязанностей и ограничений. А зачем?

– А зачем ты сбежал от своей должности? Увидел, что история ломается слишком круто и никак не хочет соответствовать «базовой теории»? Вспомнил апостола Павла, учившего, что зло неизбежно, но горе тому, через кого оно приходит в наш мир?

Он не был силен в богословии и понятия не имел, Павлу ли принадлежит данная сентенция или кому другому, просто следовал давней привычке уверенно ссылаться на авторитеты и, в случае необходимости, самому придумывать цитаты из классиков.

– Не совсем так, но близко. Сначала меня все-таки убили, не до конца, но почти. И, «воскреснув», я вдруг осознал, что лучшего момента соскочить с тележки у меня не будет. Мне вдруг разонравилось то, чем я занимался так долго и успешно…

– Не так уж успешно, если допустил февральский переворот и прочее. Я бы на твоем месте еще в январе-феврале семнадцатого рванул бы в царскую Ставку, убедил бы Николая вручить диктаторские полномочия на фронте Брусилову или, может быть, Юденичу, в тылу – Корнилову. И порядок. Тоже в обоих смыслах «порядок». Полгодика всего нужно было продержаться, и вот тебе победа в Мировой войне, успокоение народных масс, кое-какие реформы с дальнейшим процветанием…

– Много ты, Александр, по сравнению со мной тогдашним знаешь. Я ведь, не забывай, внутри единственной реальности живу, и год для меня сейчас только тридцать восьмой, будущего я тогда не знал и сейчас не знаю. Вот и выбрал путь, представившийся единственно верным. Будда не дурак был, теорию недеяния придумавший. Ни в каких жестокостях и зверствах я не замешан, жил спокойно и по меркам времени честно. Чувства добрые лирой пробуждал, тоже в рамках возможного, благо талант литературный в себе обнаружил…

– Тоже странно, – меланхолически заметил Шульгин. – Твои братья и сестры, как мне известно, многими способностями наделены, за исключением вот именно способностей к самостоятельному творчеству.

– Любые обобщения страдают ограниченностью. Талант, а вернее, способности открылись у меня, понятно, не лермонтовские и не пушкинские, скромненькие, прямо скажем, но совершенно отвечающие духу времени и запросам публики. Возможно, как раз в виде компенсации за отказ от всего остального прожил я последние двадцать лет в полном согласии с собственной душой. Приходилось, конечно, дурака валять, с властью и с остатками порядочной интеллигенции заигрывать, попеременно «верность платформе» и кукиш в кармане показывать, но в целом – нормально…

– Вот и заигрался. Разве нет? Ко мне-то зачем сейчас прибежал? Ехал бы в Аргентину, да и все.

– Почему именно в Аргентину? – неожиданно заинтересовался глубоко непринципиальным в свете общего направления беседы вопросом Юрий.

– А потому, почему и Троцкий с Бухариным туда же бежать собирались, если бы ты свое дело правильно исполнил. Далеко от всех центров мировой революции, никакая Великая война туда не дотянется, климат хороший, и, по крайней мере, в Буэнос-Айресе совершенно европейский антураж. К слову, сейчас там уровень жизни и ВНП повыше, чем в Германии. Сложности начнутся после Перона… В пятьдесят четвертом году и позже.

– Да… Может быть, ты и прав. Только я просчитал, что, раз ты здесь появился, побег в Аргентину можно отложить. Последние три года стало мне как-то нудно. Снова на приключения потянуло. И вдруг – ты. Подарок судьбы, нет?

– Или – знак, причем даже и мне неясно, с плюсом или минусом.

Шульгин не стал спрашивать нового приятеля, каким же образом коррелируется его якобы полная отстраненность от Игры со знаниями, то и дело демонстрируемыми. Соврет наверняка или даст объяснение, столь же достоверное и ложное одновременно, что заморишься разбираться. Само собой все прояснится, если и дальше предстоит общаться.

Он тут же и ответил, не дожидаясь вопроса:

– Наверное, время передышки закончилось. Я думал, что освободился с концами, а мне просто поводок отпустили на предельную длину. А сейчас подергали, указав, что почем на самом деле. Я так понял – твое поведение кого-то заинтересовало или раздражило. Понравилось или наоборот. Здешние резидентуры выведены за скобки или просто не могут с тобой справиться…

Помолчал немного, пожевывая губу.

– Позавчерашней ночью опять вывернулся. С двадцати шагов стреляли в спину, а ты уцелел. Ловкач…

– Кто стрелял-то? И зачем?

– Сие мне неведомо. Неудачный ход мастера или природная флюктуация. Боюсь, не скоро об этом узнаем. Так вот… Те, кому это зачем-то нужно, «разбудили» меня. Пробуждение, признаюсь, было неожиданным, но приятным. Все же мы созданы для другого, нежели мещанское прозябание, пусть и комфортное. Вроде как офицеру дают предписание, командировочные и сухой паек на дорогу, я получил пакет нужной информации, активизацию профессиональных навыков и выход на тебя.