– Не хотел бы я оказаться на месте этого победителя! – передернул плечами Волли. – У него, поди, все легкие превратились в труху…
Проследив, чтобы тело Хранителя погрузилось под воду полностью, монах засеменил к нише. Тыча пальцем в выбитые на скале знаки, проводник вновь очень быстро заговорил.
– Здесь указаны годы, – перевел Шварцкопф, – когда Ньямару-Джи выходил из состояния самадхи. Последний раз это случилось 84 года назад.
– Это получается, – прикинул в уме штандартенфюрер, – в 1923 году. 23-й год – год «Пивного путча»! В вашем мире Гитлер пришел к власти именно в этом году!
– Судя по надписи, просветленный изрек лишь одну фразу: «Пришел Великий Вождь», – Шварцкопф тоже наконец разобрался в иероглифах, выбитых над нишей.
– Пророк… – задумчиво произнес Вольфрам. – Его ученик, – штандартенфюрер кивнул головой в сторону груды костяков, – тоже редко ошибался… Но… в нашем мире победа досталась другим! Рон, спроси, долго он собирается отмачивать старика в бочке?
– Пару суток, – дождавшись ответа, перевел Шварцкопф. – Та дрянь, которую он вылил в бак, должна всосаться в кожу, мышцы и сухожилия. Естественная среда… Обезвоживание…
– Еще бы, – согласился Зиверс, – столько лет без пищи, воды и движения! Если он оживет и сможет говорить, это будет чудом! Если есть хоть маленькая надежда – будем ждать, сколько понадобится. Валеннштайн!
– Я!
– Все свободные от караулов могут отдыхать!
Пока тибетец отмачивал мумию, Зиверс и Гипфель решили осмотреть обветшалый храм жрецов Агарти. К большому изумлению Волли, святилище практически ничем не отличалось от ранее виденных храмов Лхасы, разве что уступало размерами. А так – тот же длинноухий Будда, те же росписи на стенах, те же символы.
– Герр штандартенфюрер, а в чем прикол? – спросил Волли. – Все эти храмы, они как братья– близнецы, – пояснил он, – не вижу разницы.
– А ты видел большую разницу среди лютеран, католиков, баптистов, православных? Крест, святые, иконы…
– Так это же разные ветви христианства! – воскликнул Волли. – У них одни и те же корни.
– Здесь то же самое – общие корни! А если посмотреть еще шире, охватить все без исключения религии, можно сделать вывод: корни едины! То есть все они произошли из одного источника…
– Который мы ищем? Шамбалу? Или Агарти?
– Называй как хочешь: Шамбала, Агарти, Авалон, Китеж-град, Асгард, смысл не изменится. Все это… Интересная деталь, – неожиданно сменил тему разговора Зиверс, рассматривая центральную фигуру Будды, – такого я еще не встречал…
– Что за деталь? – поинтересовался Волли.
– Смотри, в руках Будды два круглых опахала на длинных ручках…
– Вот эти, плетеные, со свастиками посередке?
– Они… Тонкая работа, золотое плетение…
– Так они золотые?
– Скорее всего, – подтвердил Вольфрам, – я не думаю, что в священном храме опустятся до позолоты.
Волли заскочил сидящему Будде на колени и дотянулся до одного из опахал.
– Здесь по ободу свастики еще и камни вставлены, – сообщил он штандартенфюреру. – Я, конечно, не ювелир, но брильянты от дешевой бижутерии отличить сумею!
– И свастики на опахалах разносторонние, – продолжал размышлять Вольфрам. – Нужно будет поинтересоваться у проводника, что сие означает. Думаю, что в этом есть какой-то тайный смысл.
– Так, может, мы их того, с собой заберем? Зачем добру пропадать?
– Обязательно заберем! – согласно кивнул Зиверс. – Только для начала покажем монаху. Да и разбирать эту конструкцию нужно аккуратненько – слишком тонкая работа! Настоящий мастер делал.
Больше ничего интересного в храме обнаружить не удалось. Зато в подвале жилого барака исследователи наткнулись на небольшую библиотеку – более сотни древних манускриптов. Развернув первый манускрипт, Вольфрам пришел в неописуемый восторг. Сутре, которую он держал в руках, было по меньшей мере две тысячи лет. С ее копией ему уже приходилось работать в архивах «Аненербе» своего родного мира.
– Эх, жаль, нет с нами Карла Хаусхофера и барона Зеботтендорфа! Эти двое действительно были знатоками Востока… Ну, пожалуй, еще и Шеффер{24}. Да, Шварцкопфу еще работать и работать, чтобы достичь такого уровня. Нам приходится практически с нуля растить ценных специалистов.
– Нам придется тащить с собой всю эту библиотеку?
– Ну не оставлять же ее здесь, – ответил Зиверс. – Этим сутрам нет цены! Будем потихоньку разбираться с ними в тиши берлинских кабинетов.
* * *К концу вторых суток монах, как и обещал, вынул из лохани основательно отмокшую мумию Хранителя. Расположив тело на заранее приготовленном столе, монах принялся осторожно разгибать согнутые ноги мумии. Затем он разогнул руки, положив их вдоль тела. Удовлетворенно оглядев плоды своего труда, монах достал из мешка грубую щетку с короткой щетиной, костяной скребок и свой фирменный ножичек с травлением неизвестными символами на лезвии. Разложив эти нехитрые инструменты на столе рядом с телом, монах принялся срезать и счищать отслоившиеся в результате замачивания омертвевшие куски кожи. Это была филигранная работа, требующая твердой руки – одно неверное движение, и Хранитель мог лишиться какого-нибудь важного органа. Зиверс распорядился, чтобы никто не отвлекал монаха по пустякам, а сам вместе со ставшим его тенью Волли и Шварцкопфом заперся в библиотеке. Монах закончил работать с телом Хранителя лишь поздним вечером.
– Посвежел старикан, – наблюдая, как монах натирает неподвижное тело оставшимся маслом, заметил Волли.
С мумией действительно произошли разительные перемены: его черная кожа посветлела и слегка разгладилась. Не сказать чтобы она стала эластичной, как у обычных живых людей, но теперь она хотя бы не норовила лопнуть или растрескаться при любом неловком движении. На посветлевшей коже проступили многочисленные татуировки, сплошной вязью покрывающие тело. Монах деловито втирал масло, разминая одеревеневшие мышцы Хранителя. Отставив в сторону ополовиненную канистру с маслом, монах достал из мешка связку тонких игл. Вскоре Хранитель стал похож на ощетинившегося дикобраза. Накрыв тело просветленного чистой тряпицей, проводник устало опустился подле стола на землю.
– Ну и? Чего еще ждем? – поинтересовался неугомонный Волли.
Шварцкопф перевел.
– Утра, – односложно ответил монах и впал в прострацию, не реагируя больше ни на какие вопросы.
– Что ж, – не стал теребить проводника вопросами Вольфрам, – надеюсь, завтра все прояснится. Нам тоже следует немного отдохнуть.
* * *Восход солнца монах встретил в той же расслабленной позе лотоса, в какой эсэсовцы оставили его подле тела Хранителя вечером.
