Восход солнца монах встретил в той же расслабленной позе лотоса, в какой эсэсовцы оставили его подле тела Хранителя вечером.
– Неужели он так всю ночь просидел? – ахнул Волли, для которого даже несколько минут неподвижности были настоящей пыткой.
– При соответствующей подготовке, – ответил Вольфрам, – они могут находиться в таком положении годами. Да чего далеко ходить за примером, на столе лежит человек, пребывающий в этой позе полтыщи лет!
– Чего-то я все-таки сомневаюсь, что он оживет, – признался Волли.
– Скоро узнаем, – философски заметил штандартенфюрер.
Монах не шевелился, а Зиверс запретил кому-либо тревожить его. Наконец, когда поднимающееся на небосклоне солнце осветило своими лучами отрешенное лицо проводника, он глубоко вздохнул и открыл глаза. Сдернув с тела Хранителя ткань, монах неторопливо вынул иглы. Затем остатками растительного масла вновь смазал кожу просветленного – предыдущая порция благополучно впиталась высохшим организмом.
– Что дальше? – поинтересовался штандартенфюрер.
– Есть один способ, – ответил монах через переводчика, – экстренный… Вот, – он провел рукой по татуированной груди Хранителя, – сутра вызова. Она не закончена. Не хватает одного, последнего, знака. Взывающий к Хранителю Ключей должен нанести этот знак на тело своей кровью… И если хранитель решит, что взывающий заслуживает внимания, он придет. Кто взывает к просветленному Ньямару-Джи?
– Я взываю! – произнес штандартенфюрер.
– Тогда мне нужна твоя кровь, – монах обнажил свой примечательный ножичек.
– Я сам! – остановил проводника Вольфрам. – Дайте зажигалку! – произнес он, доставая из ножен именной кортик.
Волли положил в протянутую ладонь штандартенфюрера зажигалку. Вольфрам крутанул колесико и несколько секунд прокаливал на огне острое лезвие кортика.
– Куда?
Монах поставил на живот мумии куцую плошку. Зиверс полоснул себя кортиком по ладони и наполнил ее своей кровью.
– Достаточно?
Монах скупо кивнул. Вольфрам обмотал рану чистой тряпицей, протянутой услужливым штурмфюрером.
Монах выудил из своего ветхого мешка большую иглу с тампоном, смешал кровь немца с чернилами и принялся колоть на груди Хранителя недостающий символ. Эсэсовцы молча наблюдали за действиями проводника. Наконец он закончил и убрал в мешок инструменты. Минута бежала за минутой, но Хранитель не подавал признаков жизни. Монах молчал, Зиверс также не раскрывал рта. Первым вновь не выдержал затянувшегося молчания Волли.
– Черт возьми! – прошипел он. – Я так и знал, что ничего не получится!
Вольфрам тяжело вздохнул, видимо соглашаясь с мнением подчиненного. Он уже отвернулся от стола и неторопливо шел в сторону жилых бараков, когда сутра на груди Хранителя начала сочиться кровью. Волли от неожиданности вздрогнул и отступил от стола на шаг назад.
– Герр штандартенфюрер! – истошно закричал он, привлекая внимание уходящего Вольфрама. – Здесь… Здесь… Началось!
Зиверс стремительно развернулся и кинулся обратно. Тело мумии неожиданно свело судорогой: оно мелко затряслось и выгнулось дугой. Судороги прекратились внезапно, как и начались. Обнаженное тело вновь замерло неподвижным бревном.
– И это все? – разочарованно произнес Волли. – А я-то ду… – осекся он на полуслове – Хранитель резко поднялся и уселся на столе в привычную позу лотоса. Монах накинул на костлявые плечи старика чистую тряпицу и закрепил ее на манер древнегреческой тоги, почтительно поклонился и отступил в сторону. Сухие веки Хранителя медленно поднялись, открывая бельмастые глаза, испорченные катарактой.
«Интересно, – подумал Волли, – он с самого начала был слеп? Или это последствия пребывания в трансе?»
Неожиданно пустые бельма слепца пронизала сеть мелких кровеносных сосудов. Сосуды росли и лопались, заливая белки кровавой пеленой. Голова Хранителя медленно повернулась, а залитые кровью глаза безошибочно остановились на монахе-проводнике, почтительно склонившемся перед ожившей мумией.
– Передай далай-ламе Лхасы, – произнес просветленный сухим и шершавым, словно наждак, голосом, – он обретет потерянную тайну Шамбалы. Секрет вернется… Но не сегодня…
– Сколько нам ждать, о просветленный Ньямару-Джи?
– Двадцать лет и четыре года… – едва шевельнув непослушными губами, произнес Хранитель. – Теперь слушай ты, взывающий, – пылающий кровью взор просветленного остановился на Зиверсе, – слушай внимательно!
– Рон, мне нужен точный перевод! – нервно произнес Вольфрам, уловив, что вышедший из транса Ньямару-Джи обращается лично к нему.
– Все снимается на камеру, – успокоил штандартенфюрера Волли. – Если чего пропустим, просмотрим запись!
– В руках у Будды все:
Добро и разрушенье.
Соединив Начала,
Получишь ты решенье.
Цвет жизни повернешь,
И тайна распахнется.
Кто ищет, тот обрящет,
Живым домой вернется! – стихотворным речитативом произнес Хранитель и замолк. Затем он закрыл глаза и замер каменным истуканом.
– Все, что ли? Уважаемый, – прикоснулся Волли к плечу Хранителя, – представление что, закончилось?
– Все! Его дух покинул тело! – вместо просветленного ответил монах. – Каждый получил то, что искал!
– Ну и как все это понимать? – выслушав перевод Шварцкопфа, спросил командира Волли.
– Пророчества не всегда являются прямым руководством к действию, – пожал плечами Вольфрам. – В большинстве своем они невнятны и туманны. Пророчества Хильшера тоже не отличались большой ясностью. Подумаем над ним позже. Валеннштайн, сегодня заканчивайте все дела, пакуйте находки – завтра выступаем в обратный путь!
– Так точно, герр штандартенфюрер!
– Рон, бери монаха и дуйте за нами в храм, – распорядился Вольфрам. – Проясним вопрос с опахалами…
– Сначала вернем просветленного на место! – заартачился монах.
– Скалу хоть не надо двигать? – уточнил Волли.
– Нет, – качнул головой монах. – Ньямару-Джи не трогают животные и насекомые. А после моего возвращения сюда отправится община монахов… Это святое место не должно пустовать!
– Парни, – скомандовал Волли, – берите старца и перенесите его в нишу!
– Теперь все? – поинтересовался он, когда Хранитель занял свое место.
Монах поклонился просветленному и пошел за штурмфюрером. В храме их уже ждал Зиверс, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу возле статуи Будды.
– Что символизируют эти опахала? – спросил он монаха.
– Это символы, – Шварцкопф синхронно переводил неторопливое объяснение проводника. – Свастики в руках Будды символизируют начала борьбы и созидания. Они разносторонние…
