Таким образом, по итогам этих учений рисунок атаки Израиля на северный «куст» атомных комплексов Ирана принципиально изменился. Группировка ВВС должна была вступать в действие не первой, а второй волной, неся исключительно ударное вооружение, в том числе проникающие боеприпасы. Сознательно рискуя, планировщики операции не включили в состав вооружения ударной группировки ни одной ракеты с ПРР, в критической ситуации, если ПВО не удастся до конца подавить — задача уничтожения ПВО будет решаться обычными высокоточными боеприпасами класса «воздух-земля». Это позволило высвободить значительный резерв боевой нагрузки и загрузить дополнительные ударные средства в виде высокоточных бомб.
Оставался еще один, принципиально важный для успеха операции южный куст ракетных и ядерных производств. Его основным прикрытием был Бушерский узел ПВО.
Ретроспектива15 мая 2003 года
Ирак, Самарра
Рядом с плотинойХарб аль-Хавасим[67]
Танк казался огромным — и в то же время он был тихим, тихим как сама смерть. Когда то давно… кажется что прошла целая жизнь с тех пор — их вывезли на полигон. Это было где-то на самом севере, в Курдистане, там где были плоские горы, холодные, поросшие кустарником и финиками равнины… и там стреляли, стреляли в военных, стреляли в полицейских. Проклятые курдские собаки, вечно мятежные, им было наплевать и на страну, и на Раиса, Отца Нации, и на то насколько все жестоко унижены…это были контрабандисты, и прикрываемые воздушными бандитами, прилетающими из Турции они жили, как хотели. Но они все равно приехали сюда, чтобы показать, что Ирак жив, что испытания не сломили его, и каждый, кто дерзнет поднять на него руку — получит по заслугам, иракская земля пропитается кровью любого агрессора.
Их выстроили в шеренгу и дали по лопате, и сказали, что танки, которые стоят на краю поля — их было четыре, большие, желтые, воняющие солярным выхлопом — через полчаса пойдут на них. Если они хотят остаться в живых — они должны выкопать в этой каменной земле норы, достаточные для того, чтобы спрятаться и переждать танк, пока он будет проходить над ними. И они копали… копали, сдирая в кровь пальцы, срывая ногти, в клочья рвя мышцы, запалено дыша как загнанные верблюды — но копали. А когда огромное, рычащее, воняющее солярным дымом чудовище накрыло их окоп… Аббас лежал на спине и смотрел, как буквально в нескольких сантиметрах от его лица проплывают блестящие стальные траки. Потом им объяснили, что это упражнение нужно выполнять обязательно вдвоем, вдвоем — можно выкопать нору глубины достаточной, чтобы спрятаться там вдвоем и переждать идущий на тебя танк. В одиночку — нет.
Но даже тогда не было так страшно. Потому что этот танк был свой, пусть он едва не завалил их в окопе — но он был свой, родной. Этот же — тихий, опасливый, что-то едва слышно шепчущий своей турбиной, развернувший в сторону города свою пушку с намалеванной на ней оскаленной пастью шайтана — был чужой…
Человек по имени Аббас аль-Касем, а по прозвищу Аль-Макхам[68] не всегда был исламским экстремистом, включенным ЦРУ в списки чрезвычайной опасности и разыскиваемый по всему миру. Когда то он ненавидел воинов Аллаха и готов был их убивать по мановению руки человека, которого сейчас публично проклинали и обрекали в молитвах на вечное пребывание в огне. Аббас аль-Касем до сих пор помнил этого человека — и не говорил про него ничего, ни плохого, ни хорошего. Просто не хотел.
Выдвинувшийся из числа простых моджахедов, имеющий на личном счету сбитый американский вертолет и как минимум одиннадцать убитых в бою американских солдат Аббас аль Касем был молодой порослью на ветвистом древе Джихада, так обильно пустившем корни в залитом кровью Междуречье. Он был из числа «тигрят», молодых федаинов Саддама, прошедших военную подготовку и готовых зубами рвать посягнувших на святую землю между Тигром и Ефратом чужаков. Когда их готовили — учили стрелять из автомата, из пулемета, из гранатомета, подрывать танки зарядами — он не задавался вопросом, а правильно ли все это. У них в казарме висел портрет вождя, человека по имени Садам Хусейн — и значит, все было правильно. Великий и мудрый Садам, превративший Ирак из нищего, порабощенного британцами захолустья в силу, с которой считаются даже за океаном, на берегу далекой реки Потомак — лучше знает, что нужно делать. Он отдает приказы — а они их исполняют, вот и все. И если американцы захотят вторично унизить воинов Саддама — они об этом сильно пожалеют.
Он не задавался тогда вопросом о своем отце — наоборот, он стыдился его. В то время, как вся страна шла вперед — отец упрямо цеплялся за старое, он читал Коран и совершил хадж в Мекку. Тарика аль-Касема арестовали и препроводили в тюрьму за агитацию против вождя и антигосударственную деятельность, а его самого, его старшего сына — забрали в казармы федаинов. Ему было стыдно за отца, он украдкой ловил взгляды офицеров, присматривался к своим соседям по казарме — что они думают про него. Ага, это тот самый Аббас, Бени аль-Касем[69], предатель и слабак. Поэтому же он вгрызался в военную науку с безудержной свирепостью волчонка, не признавая ни своих слабостей, ни чужих. Потому-то из училища он должен был выпуститься в чине командира… вот только не успел.
Это были казармы — казармы засекреченного учебного центра на окраине Багдада, их разместили здесь потому что они, тигрята, лишившиеся родных — не имели в своей жизни другого отца кроме Вождя, а его родной сын Кусей (или Кусай, тут кто как переводит) был им все равно что старшим братом. Молодые, голодные, злые — у них в этой жизни не было ничего кроме автомата и верности. Верности Ему. Их подобрали в самых разных уголках страны, вопреки распространенному заблуждению Он подбирал себе воинов не только в племени Аль-Тикрити, в его родном племени — он любил и уважал весь народ Ирака, и даже Барзай, сын курда — был здесь, в одном строю с ними, утверждая славу своего народа не как злоумышляющего — а как славного племени, давшего Родине одного из талантливейших военачальников Абд аль-Джаббера Шеншалла, который в период войны с персами вместе с Раисом командовал армией и не допустил того, чтобы полчища персидских завоевателей ринулись разорять Ирак. Они были надеждой и гордостью страны, и их казармы располагались рядом с Багдадом еще и потому, что стоит только злоумышляющим, продавшимся жидам генералам выступить против Вождя — они будут здесь, чтобы грудью защитить его. Генералам Раис уже не верил — первую войну они проиграли, не удержали Кувейт только из-за их подлого предательства и позорного бегства. Им — он верил.
Про то, что война скоро начнется они знали. И были готовы. Мустафа командир их учебного взвода — а они уже закончили обучение и только что не прошли парадом и не приняли присягу — прибежал вчера в казарму — длинный, песчаного цвета, покрытый маскировочной сетью барак — и сказал, что скоро их отправят туда, где готовятся к вторжению бени-наджи и бени-кальб[70]. Про это знали не только они — знали все, к сирийской границе уже потянулись длинные, скорбные колонны. Вождь не препятствовал этому, он знал, что те кто придут на их землю воюют подло, бомбят мирные кварталы и потому женщин с детьми лучше отправить от греха. Мало кто знал — что в таких вот караванах вывезли часть архива Мукхабарата — разведки, но не самую важную. Самая важная достанется потом совсем другим людям, ее будут вывозить, когда враги по хозяйски будут обживать Багдад… а дураки бени-кальб попытаются задержать и обстреляют автоколонну эвакуирующегося русского посольства. Идиоты… кто же доверит такое русским… это раньше русским можно было доверять. Сейчас же им нельзя доверять ни в чем.
Как бы то ни было — Мустафа крикнул «идем получать оружие!» даже с какой-то радостью, с гордостью, что именно им придется столкнуться с врагом первыми и продемонстрировать, чему они научились. А научились они многому. Бени-наджи не любили и боялись их страну, они собирались входить с юга, там где болота, леса из пальм и финиковых деревьев, каналы. И среди всего этого — серыми стрелами — дороги, ведущие вглубь страны. Рядом с этими дорогами они и будут ждать своего часа — с гранатометами, с минами, с ракетными комплексами. Они будут ждать своего часа и в деревушках…пыльных, покинутых людьми, засаженных деревьями. Они будут ждать их и в пустыне — каждый из них может зарыться в песок с головой и лежать так без движения целый день, они не раз это делали на подготовительных сборах. Каждый из них умеет стрелять из снайперской винтовки, снимать и устанавливать мины… во время обучения они несколько раз смотрели фильм «Падение черного ястреба». Это фильм про то, как черные партизаны, неорганизованные, неподготовленные и плохо вооруженные — сбили два американских вертолета и покрыли американскую армию позором. Они же — тигрята, каждый из них знает, что если ты стреляешь по вертолету то стрелять надо в область хвостового ротора, там есть редуктор, и если в него или в маслопровод попадет пуля — вертолету конец. А у них в укромных местах спрятаны ДШК, русские пулеметы из которых можно сбить вертолет, и если даже такого пулемета поблизости не окажется, все равно они знают, как стрелять.
