Пистолет в правой руке – на всякий случай. Развалины изнутри курятся дымком, руки уже все избиты, а кое-где и изрезаны. Как можно ближе к десантникам, они – сразу за развалинами, а там – как повезет.
И тут – как нарочно… Один из десантников с шумом увалился как раз в шаге от меня, удобное тут укрытие – полстены осталось, толстая каменная кладка. По сторонам он, естественно не глядел – да и как в горячке ночного боя углядишь притаившегося в ожидании добычи – языка – разведчика. Подняв автомат, он выпустил длинную очередь, как-то еще дернулся – но было уже поздно…
Первым делом замер, проверил – пульс есть. Мог бы и сильнее оглушить, хреново так – со своими. Но делать нечего. Стараясь не светиться, не привлекать внимания, связал руки десантника заранее приготовленной веревкой, в рот засунул грязный носовой платок – больше просто под рукой ничего не было. Не поднимаясь, потащил десантуру вглубь развалин.
Десантник оказался крепким – задергался, метров десять не проползли. Ну значит сейчас и познакомимся…
Навалился на него сверху – чтобы не вскочил, прижался губами к уху пленника…
– Слушай сюда, десантура! Я старший лейтенант Черноморского флота Александр Воронцов. Если дошло – кивни.
Десантная группа, вертолет "Шесть-один"
Если бы фельдфебель не лежал, вжимаясь всем телом в острые грани битого кирпича, а стоял – то после услышанного он, скорее всего, упал бы. Русская речь – последнее, что он ожидал услышать в такой ситуации.
Первая мысль, которая пришла в голову – как только он немного пришел в себя было – попался. И теперь – все, смерть будет избавлением. Фельдфебель, да и все десантники знали, что делал с русскими пленными бандиты в сорокалетнюю войну, хорошо знали и помнили – а сейчас лучше не будет.
Руки связаны.
Фельдфебель Чижик дернулся, попытался что-то сделать – и тут же почувствовал, как тот, кто тащил его держа за ногу остановился – а еще через секунду что-то больше и тяжелое, пахнущее потом и порохом навалилось сверху. А потом были эти слова…
Что за ерунда? Быть не может – как вообще здесь оказался русский!??? Может, просто террорист, хорошо знающий русский – а зачем ему тогда вообще с ним разговаривать – кончил и все, если нет возможности запытать до смерти. Что за…
Чижик осторожно кивнул, как этого требовал тот, кто его пленил
Неизвестный заговорил снова. Уже чуть громче.
– Сейчас я тебя развяжу, не..й разлеживаться. У меня три ствола, хоть одно слово громче чем шепотом пробухтишь, или какой х…ей страдать будет – я тебя е…та, ракетой сука на орбиту запущу, всосал?
Свой. Однозначно свой, такое не подделаешь. В арабском языке вообще нет аналогов русского мата, да и в других языках такого изобильного разнообразия нецензурных выражений нет. Русский мат нигде не учат, хотя это отдельный язык, на котором можно разговаривать, не прибегая к обычному литературному. Ни один араб, ни один иностранец так выругаться не сможет, даже если выучит ругательства – все равно они неуместно и натянуто будет звучать. Так свободно "выражаться" может лишь русский, для которого выругаться – что высморкаться.
Фельдфебель снова кивнул, показывая, что понял – русский сделал какое-то неуловимое движение и он вдруг почувствовал, что руки свободны. Тяжесть, давившая сверху, не дававшая встать, исчезла тоже.
– Не вставай, рикошетом зацепит – посоветовал голос из темноты. Чижик вытолкнул языком изо рта какую-то тряпку, тихо выругался. Автомата не было – но пистолет в кобуре, если что…
– Это потерял? – на колени Чижику больно плюхнулся его автомат. Фельдфебель отметил, что человек, который его пленил, расположился грамотно – вон там еще одна разваленная стена, за нее шмыгнул – и все, а она метров пять, потом хрен найдешь. Да и про три ствола этот человек вряд ли шутил – не время и не место для шуток, да и человек, способный "взять" десантника российской армии шутить вряд ли будет.
– Кто ты? Какого хрена? – отплевавшись от ужасного вкуса во рту спросил Чижик
– Я же сказал – старший лейтенант Черноморского флота Александр Воронцов, отряд специального назначения. Выполняю особое задание, связь потерял. Вот и решил твоей воспользоваться.
– Что ж так-то… – удивительно, но после слов о потере связи Чижику разом стало лучше. Потерять связь для спецназовца, для десантника – позор, связь берегут как зеницу ока. Выходит… облажался доблестный флот
– Хорош трепаться! – разозлился собеседник – видишь, что творится! Я большую часть группы потерял. Триста метров от тебя, восточнее – здание министерства внутренних дел, там…
"Ястреб-59", позывной "Шесть-четыре"
Ракеты рванулись одновременно с нескольких точек – пока остальные отвлекали огнем, ракетчики с ПЗРК занимали позиции. И теперь – в сторону пяти вертолетов рванулись сразу шесть ракет…
– "Воздух"** пуск ракет, я подбит! – истошный крик резанул эфир, наушники наполнились ужасом и яростью. Пилот вертолета "Шесть-четыре", который снизился, чтобы забрать остающихся внизу десантников успел услышать лишь это, а также басовитый гудок системы предупреждения о приближающейся ракете – как что-то сверкнуло – и тут же вертолет тряхнуло, как будто расшалившийся великан ударил кулаком.
Вертолет опасно качнулся, стена находящегося рядом здания поплыла навстречу – но пилот изо всех сил налег на ручку управления, парируя движение вертолета – и вертолет, пусть и тяжелораненый подчинился.
– "Оборотень-один", я подбит!
– "Шесть-четыре" подбит! – выкрикнул в эфир второй пилот, чьи пальцы бегали по панели управления, откликаясь на тревожно мигающее разноцветье контрольных ламп. Пока первый пилот умудрялся удерживать машину в воздухе, второй отважно боролся за жизнь стальной птицы, стремясь свести ущерб от попадания ракеты к минимуму.
– Топливопровод перекрыт, электрика шунтирована… – приговаривал он, отключая одну поврежденную систему за другой…
Шесть ракет ПЗРК, стартующих одновременно – на такой высоте и для вертолетов, это смертельно. Четыре ракеты повелись на отстреливаемые тепловые ловушки, две же поразили штурмовой вертолет, находившийся выше всех и не стоящий в карусели – заметная цель – и снизившийся, чтобы забрать десант транспортный "Ястреб-шесть-четыре". И хотя взрыв зенитной ракеты, пусть и ракеты ПЗРК – страшное дело, все равно русская техника показала, на что она способна даже в этом случае.
И у штурмового М40 и у "Ястреба" по два двигателя, разнесенных на максимальное расстояние друг от друга и у каждого – жизненно важные системы вертолета дублированы. У "Ястреба" к тому же – нет хвостового ротора и попадание в хвост в отличие от обычного вертолета для него не страшно. У обоих подбитых вертолетов вышли из строя по одному двигателю, но оба вертолета остались в воздухе, оба – были еще управляемы. Правда о том, чтобы забирать десантников при одном работающем пусть и на чрезвычайной мощности двигателе, не могло быть и речи…
– "Шесть-один" – всем! Уходим домой! Уходим по маршруту, это приказ!
– "Шесть-один", повторите!
Вместо знакомого голоса подполковника Бахмурнова в эфире раздался другой голос, едва разбираемый из-за грохота стрельбы.
– Внимание "Воздуху", я "Земля"! Приказываю уходить по маршруту! У нас есть поддержка, мы прорываемся к анклаву восточнее вас! Уходите, пока не поздно, это приказ! Уходите!
Тот, кто говорил с земли приказывать не имел права. Но и другого выхода не было, кассеты ложных целей – те самые светящиеся шары, отвлекающие ракеты – были почти пусты и все время, что осталось у вертолетной группы – это время, пока зенитчики не схватятся за новые ПЗРК.
И поэтому вертолеты, один за другим пошли на восток, к аэропорту, оставляя за собой пылающий ад и группу десантников в нем.
Другого выхода просто не было. * при проведении подобных операций в городских условиях, в близком контакте с противником возникает вопрос – как в происходящей внизу свалке отличить своих от чужих – например пилоту и бортстрелкам вертолета, осуществляющим огневую поддержку наземной операции. Для решения этой задачи, у каждого десантника был маломощный фонарик, работающий в инфракрасном диапазоне и крепящийся на снаряжении. Перед десантированием его полагалось включить – и он работал как постоянно мигающий маячок, видимый только тем, у кого есть прибор ночного видения. Дальше все просто: у кого маячки есть те свои, остальные – не свои. ** Воздух – в таких случаях это общий позывной, когда сообщение касается всех членов группы.
Бейрут, воздушное пространство над портом. "Громовержец-два"
Ночь на 01 июля 1992 года
– Отсчет от башен*, как поняли?
– Вас понял, к ведению огня готовы!
– Есть цель, групповая, группа боевиков и транспорт! Огонь большим.
– Принял!
Привычный грохот стадвадцатимиллметровки – в самолете это слышится как глухое "б-бух", словно удар чем-то тяжелым по обшивке – и по центру экрана, там где только что были ломаные прямоугольники грузовиков, светлые силуэты людей взбухает светло-серое облако разрыва…