стягу, к холму!
Приняв удар татарского шестопера на треснувший под ним щит, к тому же пошатнувший Александра в седле, князь с яростным кличем рубанул чеканом в ответ — но атака вышла неточной, и лезвие секиры лишь скользнуло по стальным пластинам вражеского панциря. А вот второй удар противника, приподнявшегося в стременах и вложившего в атаку всю доступную ему мощь, окончательно разбил оглушительно треснувший рондаш, осушив также и руку Невского! Князь вскликнул от боли — но она лишь придала ему сил: перехватив древко чекана, он направил обух его с клевцом точно в грудь врага резким, стремительным движением! И боевой молот, описав короткую дугу, пробил узким граненым жалом монгольский худесуту хуяг, погрузившись в солнечное сплетение и разом оборвав жизнь знатного батыра, кюгана последней тысячи хошучи…
В следующий миг, наконец-то оказавшись в окружение лишь соратников, Александр Ярославич обратил свой взгляд в сторону уже который раз прогремевшего чуть в стороне рога. Князь увидел холм, бывший до того ставкой Батыя, увидел замершим на нем всадников под таким родным и знакомым суздальским стягом… Для верности стяг с ликом Пресвятой Богородицы подняли насколько возможно высоко — и даже начали им размахивать!
Узрел Невский также и то, что к холму уже направились поганые, у подножия его сцепившись лишь с сотней младшей дружинников… Тогда Александр Ярославич достал уже собственный рог — и гулко затрубил в него, призывая дружину следовать за собой! И еще раз, и еще — одновременно с тем развернув коня, и направив его к холму.
И гриди, заслышав призыв князя и увидев, что вслед за ним уже отправился знаменосец со стягом, на полотнище которого искусно выткан лик Спасителя, развернули жеребцов, последовав за Александром…
Удар старшей дружины опрокинул татар, прорывающихся сквозь ряды суздальцев к стягу со «Знамением Богородицы»! Опрокинул еще до того, как мне бы пришлось вступить в схватку… Словно огромный, матерый медведь, раскидывающий свору охотничьих собак, клин старшей дружины разметал поганую нечисть, заставив уцелевших монголов бежать!
Впрочем, все также, как и свора охотничьих собак, татары неотступно преследуют старшую дружину, буквально повиснув на хвосте…
Гриди замедлились — и я спешно направил коня вниз, к княжескому стягу с ликом Спасителя, рядом с которым замер и молодой всадник в посеребренном панцире, чьи лицо при этом скрывает стальная личина. Перед боем чистая, обезличенная, отрешенная — а теперь забрызганная чужой кровью (надеюсь, что только чужой!), пугающая… Невольно я поймал себя на мысли, что не хотел бы сойтись в схватке с этим всадником — и что вид победителя шведов просто обязан теперь вселять страх в сердца поганых!
Издали поприветствовав Александра Ярославича поднятой вверх рукой, я тут же закричал:
— Княже, в поле мы не выстоим! Батыя нам не поймать, прочие же поганые грудь в грудь биться не станут, а станут лишь издали расстреливать лошадей! Уводи старшую дружину за надолбы, мы проходы расширили — и бей спешившихся татар, что ныне град штурмуют! А я с младшей дружиной здесь останусь, проходы держать!
Всадник в посеребренном панцире лишь согласно кивнул головой, подняв руку с зажатым в ней чеканом, также перепачканном в монгольской крови — и направил жеребца вперед, к надолбам, увлекая за собой гридей! Я же, обернувшись в сторону не затихающей сечи, лишь слегка тронул пятками бока коня, при этом ощущая, как часто забилось сердце…
Старшая дружина сумела практически беспрепятственно выйти из боя, на месте осталась едва ли сотня ратников, рубящихся с хошучи. А вот отроки младшей, зажатые между бронированными монгольскими батырами и наседающими с тыла хабуту, завязла, похоже, всерьез… И чтобы вои могли выйти из ближней схватки, откатившись хотя бы до проходов в надолбах, нужен удар — пусть даже небольшими силами, но удар, способный отогнать татар! Но как мне его нанести, коли в моем распоряжение осталось едва ли с полсотни суздальских ратников?!
Надо было князя о людях просить, да я поспешил… Придется догонять его!
— Что, боярин, нужна помощь?
Я резко обернулся на знакомый голос, почуяв, как сковавшее тело напряжение теперь стремительно отпускает — и увидел рязанского боярина Гордея, да следующее за ним «копье» в полторы сотни княжеских гридей и бояр с их боевыми слугами…
— Александр Ярославич на помощь тебе послал, Георгий. Придемся ли к месту?
Тучный, крепкий муж в самом расцвете лет, с широкой черной бородой и смеющимися карими глазами весело мне подмигнул, улыбаясь так задорно, что словно мы на игрищах ратных, а никак не в пылу сражения! Но ведь мне при этом передался его молодецкий задор — и, ответив улыбкой на улыбку, я радостно воскликнул:
— Да ты еще спрашиваешь?! Конечно, придетесь!
После чего продолжил уже чуть громче, обращаясь к дружинникам:
— Видите поганых, братья?! Заждались они нас, словно давно мечей наших да секир не вкушали! Так не заставим же их томиться, пусть скорее отведают ратной силушки нашей, вои! Верно говорю?!
Ответом мне стал дружный клич рязанцев:
— ГОЙДА-А-А-А!!!
Даниил Романович, раненый в плечо палашом чжурчженей в тот самый миг, когда пятящийся Волынский князь замер в одном шаге от дверного проема башни (и перегородивших его ростовых червленых щитов), ныне поднялся на сторожу набатной вежи. Отсюда ему целиком открылось поле боя. Отсюда он смог неотрывно следить за тем, как вне городских стен отчаянно сражается пришедшее на помощь северянам подкрепление…
С замиранием сердца Даниил наблюдал за тем, как вышла из боя часть старшей дружины русичей. Как гриди, разделившись на несколько отрядов, потянулись к расширенным проходам в надолбах… Также князь увидел, как небольшой отряд тяжелой конницы русичей ударил обратно, взяв разгон и протаранив легких татарских всадников, наседающих на младшую дружину! После чего она также стала откатываться к надолбам…
Ну, а после все его внимание было приковано уже к смоленским и полоцким воям. Последние построились двумя клиньями сотен по семь воев — и неудержимо покатились на спешенных поганых, все еще толпящихся у рва!
Татар под стеной осталось тысячи под три с половиной. Да еще примерно пятнадцать сотен агарян, успевших подняться на городни, ныне штурмуют башни! Кои обороняют едва ли пять сотен уцелевших защитников стольного града…
Две вежи татары уже подожгли, вынудив скрывавшихся в них ратников на последнюю отчаянную вылазку. Еще две взяли, просто задавив русичей числом… Что, в свою очередь, позволило поганым спускаться вниз и, пройдя вдоль стены, атаковать сражающиеся вежи с тыла! Пока, правда, они штурмуют только воротные башни, заодно силясь разобрать каменные завалы в проходах — как Даниил
