и приглашения разослала. Типа выставка в Лондоне (Ах-ах! В самом Лондоне!). Я был так заинтригован, что решил сходить. Ну серьёзно. У меня пять лет художественной школы, пять университета. Потом было практики до фига, прежде чем я ушёл в компьютерный дизайн. А тут нате вам — художница за месяц! И ведь ходили некоторые зрители с умными мордами, что-то там пытались «осознать».
Каюсь, я даже спросил у девицы сколько стоит вон то с чёрно-белыми полосками и красными кляксами. Оказалось, пять тысяч. Покупать я ничего не собирался, но на определённые мысли меня работа навела. Как раз на тот момент я оформлял бар при ночном клубе. Общая стилистика и оттенки были металл, чёрный, белый цвета и вкрапление красных деталей. Мне показалось, что в коридоре неплохо было бы повесить подобную картину, а напротив точно такого же размера зеркало, оформив полотно и зеркало в идентичные рамки.
Купив нужного формата подрамник с холстом, я «намазюкал» свой шедевр не хуже, чем у бухгалтерши. Даже лучше. Я там местами мастихин использовал. Обошлось это произведение в сущие копейки. Провёл потом оплату лишь за материалы, поскольку мне хватало того, что платили за общий дизайн помещения.
Думаете, девица, решившая, что кто-то хочет купить картину, от меня отстала? Три недели названивала, снизила цену до четырёх с половиной тысяч, требовала дать ей телефон хозяев, чтобы она сама вела переговоры о продаже картины. Еле отбился.
К чему я это рассказываю? Да всё к тому, что к декоративному и абстрактному искусству отношусь нормально, но непрофессионализм не уважаю во всех его проявлениях.
Дядя Вова ещё больше уверился, что я необычный ребёнок, и больше с вопросами не лез. Зато Алексей на следующий день рассказал, как на ту выставку иностранцы приходили и снимали. Теперь её покажут по телевидению за рубежом, в газетах на Западе это событие тоже отражено.
— Люди работали, демонстрировали творчество, — деликатно ответил я.
Все вроде бы успокоились и занялись своими делами, как вдруг вечером тридцатого ноября раздался звонок по телефону. Трубку взял отец и почти сразу позвал меня.
— Шурка! Собирайся! Срочно на выставку.
— Какая выставка? — покосился я на напольные часы, демонстрирующие девять вечера.
— Твой триптих в Манеж берут, — сообщил отец.
Вот те номер!
Глава 15
За мной и за полотнами примчались пять человек на двух машинах — Алексей и Владимир Петрович со своими «орлами».
— Сашка, тех художников с Большой Коммунистической срочно в Манеже выставляют, — сообщил дядя Вова. — Сама Фурцева организовывает место для экспозиции. Я под это дело тебя воткнул. Там уже закуток отгородили, но лучше, чтобы ты всё сам посмотрел.
— Вот спасибо, — пробормотал я, кутаясь в пальто. — Чего так поздно-то? Нельзя, что ли, завтра?
— Завтра члены правительства с утра пойдут картины смотреть, — пояснил подполковник.
Та-а-ак… кажется, исторические события идут своим ходом. Точно! Разгром художников Хрущёв устроит первого декабря. И меня с ними под одну гребёнку? Впрочем, мы ещё посмотрим кто кого. В любом случае изменить я ничего не мог и меланхолично наблюдал в окно за пролетающими мимо улицами столицы.
Интересно будет поприсутствовать на знаковом событии. На самом деле юбилейная выставка МОСХ получилась скромной как по числу участников, так и по их уровню. На фоне грандиозных выставок предшествующих лет эта удивляла малым количеством представленных работ. По этой причине какого-то повышенного внимания к картинам со стороны москвичей не наблюдалось. Но мы всколыхнём это болото!
Машины припарковали возле здания Манежа, меня «под белы рученьки» взяли и повели. Дядя Вова по пути рассказывал то, что узнал ранее по телефону. Экспозиция выставки давно оформлена. Это я знал, сам посещал и видел. Для «всяких этих», кто успел на западном телевидении засветиться, выделяют помещение на втором этаже, в бывшем буфете. Кстати, нас по лестнице обгоняли резвые парни, несущие холсты с живописными работами как раз в ту сторону.
И почти сразу мы встретили кого-то из подручных товарища полковника.
— Первый зал — экспозиция студии Белютина, второй зал с картинами других художников, в третьем зале скульптуры Эрнста Неизвестного и отгорожена зона для Саши Увахина, — отчитался он.
К третьему залу мы и направились. Про отгороженную зону помощник явно пошутил. Это был какой-то стенд наподобие ширмы, стоящий у стены. Грязный, между прочим. То есть получалось, что зрители войдут в этот не слишком большой зал и сразу увидят этот стенд (мои работы будут за ним). Далее по помещению расставят скульптуры. Пока они были сдвинуты к стенам и рабочие заносили какие-то кубы для экспонатов. Посетители зала должны дойти до середины, после оглянуться и увидеть мою работу в своеобразном закутке.
— Темно, — сообразил я. — Нужны софиты, подсветка.
Размер стены, выделенный для моего творчества, меня вполне устраивал, а вот грязная ширма — нет.
У Эрнста Неизвестного возникли схожие проблемы. Постаменты не выдерживали критики. Скульптор ходил вокруг этих кубов, переворачивал, пытаясь найти более-менее чистые стороны. В группе помощников я заметил знакомое лицо Леонида Рабичева, с которым познакомился на выставке в Доме учителя, и поздоровался с ним.
— Нужно закрасить белилами, — первым сориентировался Леонид насчёт грязных кубов.
Кто-то из парней сорвался с места и куда-то ушёл.
— Стенд тоже покрасить, — скомандовал я.
Владимир Петрович отправился звонить, чтобы раздобыть для меня софиты, провода, если понадобятся таковые, и белила с кистью. Пока решались эти вопросы, я пошёл посмотреть, что вообще выставляется. В втором зале представляли свои полотна Владимир Янкилевский, Юрий Соболев и Юло Соостер. Краем уха я услышал, что это не студийцы Белютина, а друзья Эрнста Неизвестного, решившие поддержать его. Подразумевалось, что скульптуры, далёкие по сюжету от социалистического реализма, на фоне работ эпического экспрессионизма будут смотреться в тему.
Владимир Янкилевский казался из всей творческой братии самым молодым, зато представлял самые большие картины, включая здоровенный шестиметровый пентаптих из пяти огромных картин. Называлась эта его работа «Атомная станция» [3]. Из материалов — картон, масло. Своеобразное видение автором того, как преобразуется атом в энергию. С точки зрения человека двадцать первого века, нормальная работа для украшения интерьера цветовым пятном, не имеющая особого
