А там и до литовцев и чудинов доберёмся, обеспечив Смоленску выход к морю, существенно улучшим наши торговые связи, проложив подконтрольные нам речные и морские пути!
Вновь по храму поползли шепотки, как мне показалось, количество неодобрительных взглядов резко уменьшилось, всё больше появлялось задумчивых физиономий, наверное, мысленно подсчитывающих свои возможные барыши от покорения прибалтийских народов.
– Поэтому в полоцкие земли мы идём не на разбой и не порабощать тамошний люд! О взятии там полона не может быть и речи. Разогнав местные рати и городовые полки, все полоцкие земли и уделы мы присовокупим к Смоленску и Смоленской Руси!
Земно поклонившись, я сошёл с амвона.
Моё выступление, щедро сдобренное ораторскими приёмами из будущего, по-настоящему зажгло народ. Со всех сторон стали раздаваться одобрительные восклицания, дело чуть было не дошло до оваций, но жаль, что на Руси ещё не было принято аплодировать, иначе бы я сорвал целую бурю оглушительных аплодисментов.
На освободившийся амвон вновь взошёл епископ, загодя мною идеологически обработанный. Он горячо одобрил мою речь, предложил всем помолиться за здравие смоленского государя и благополучие Смоленской Руси. Никто из присутствующих вельмож возражать против этого предложения епископа не осмелился.
Только парочка малознакомых мне бояр попытались незаметно покинуть собор, но они были схвачены на выходе. В ходе допроса выяснилось, что «работали» эти бояре на владимиро-суздальских князей. Под утро высокородных шпиков тайно, без суда и следствия, повесили в их же дворах.
А вообще это предложение епископа помолиться за государя и Смоленскую Русь не было его собственной импровизацией, просто он строго следовал заранее мною разработанному сценарию. Всё дело в том, что после этого совместного молитвенного акта всем здесь собравшимся боярам уже не получится отбояриться от выдвинутых мною идей, во всяком случае, сделать это публично. Присутствовал в соборе? Присутствовал! Молился за здравие смоленского государя и процветание Смоленской Руси? Молился! Поэтому теперь хочешь не хочешь, а новое государственное образование и изменившуюся форму правления ты просто обязан признать и поддержать, иначе сам уронишь своё реноме и получишь недобрую славу переметчика и веро- и клятвоотступника.
Новая идея проникла в народные массы. Долгое время после ухода войск из столицы на смоленских улочках судачил народ, обсуждая и всячески перевирая мою речь. Большинство сходились во мнении, что их князь, точнее государь, наделённый великим разумом и многими талантами, всякую ерунду и бестолковщину предлагать не будет, а значит, Смоленская Русь во главе со своим государем – дело стоящее, и его стоит поддержать. Тем более от смены названий в жизни и быту простых горожан, да и тех же бояр, купцов ничего не менялось. Ведь никакие дополнительные тяготы на народ от «смены вывески» не налагались, а раз так, то чего без толку супротивиться воле своего князя-государя?!
В последующие дни на днепровских речных пристанях неиссякаемым ключом била жизнь. Берега Днепра были усеяны множеством палаток, шатров, шалашей и навесов. Здесь же пехотинцы питались из полевых кухонь, а также дополнительно готовили себе в чугунках на кострах немудрёную походную пищу.
На галеры и дощаники спешно перегружали подходящие один за другим возы с продовольствием – сухарями, галетами, крупою, сушёной рыбой, копчёностями и другими долгохранящимися продуктами. Загружали выработанный заводом в Гнёздове порох, боеприпасы.
В день отбытия смоленских ратей в новый поход над городом висела тонкая пелена дождя, который мелодично накрапывал с самого рассвета. На городских причалах после недолгого молебна священники во главе с епископом окропили святой водой собравшееся в поход воинство.
При первых звуках труб и ударов барабанов, смешанных с колокольным перезвоном, поротно построенные полки, гремя железом, стали загружаться в галеры.
Наконец, на флагманской галере был подан спецсигнал, и суда начали неторопливо отчаливать от берега.
Я долго стоял на корме, провожая взглядом затянутый дождливой поволокой город, а потом и его пригород. Спустился к себе в каюту только тогда, когда за высокими берегами Днепра исчез из вида храм Троицкого монастыря.
До тех пор, пока мы не вошли в полноводное русло Западной Двины, больше всего нашу судовую рать донимали встречающиеся время от времени пороги. Крупнотоннажные суда приходилось разгружать, вытаскивать на берег, тащить по нему некоторое расстояние, а затем опять спускать в реку и напряжённо ждать встречи с очередным порогом. Парусно-гребной флот, состоящий из полсотни дощаников и двадцати галер, растянулся почти на шесть километров.
Но, как по мне, все эти неприятности с лихвой компенсировались окружающими нас видами, наполненными суровой девственной красотой. Особенно запомнилось Поозерье на границе с Витебским княжеством – край бесчисленных озёр, высоких холмов, где плавно поднимаются к небу вершины синеватых елей. За бортом плещутся шумные и пенистые речные воды, а в воздухе разлит аромат лесных ягод и хвои. По вечерам можно заворожённо, часами напролёт наблюдать протяжный закат над болотами, а когда совсем стемнеет, ночью, начинают сиять звёзды в блекнущем небе. Ощущения, будто бы ты заблудился в старинной, но прекрасной сказке. Хотя почему будто бы? Я и есть тот самый заблудший странник!
На очередной ночной стоянке вся минорная лирика мигом вылетела из моей головы. Всех нас ждал приятный сюрприз – на лодке приплыло отделение с отдалённого выносного поста с информацией об обнаружении ранее ушедших от нас берегом ратьеров.
Остальные галеры со стоянок снимать не стал, а свою распорядился перегнать поближе к лагерю ратьеров, прихватив заодно с собой воевод.
– Гребцы, табаньте взад! – громко распорядился Осляд, и, вздрогнув, галера начала медленно, пятясь задом, отходить от берега, пока не попала в речную стремнину, а потом, подгребая левым бортом, развернулась вдоль начавшего её сносить течения.
– Полный вперёд! – раздался громкий звук трубы, а в галерном трюме, под мерный бой барабана, напряженные спины гребцов стали привычным для себя образом налегать на вёсла, и корабль ходко пошел вниз по течению реки.
На палубе с довольным видом расхаживал Ос-ляд, заместитель Анфима, сейчас отвечающий за весь галерный флот. Его двоюродный брат Вышата, теперь именуемый не иначе как Вышеслав, тоже, будучи замом Анфима, отвечал за все суда транспортно-грузового класса (дощаники).
Вскоре на берегу Осляд разглядел сигнальный костёр, раздалась новая команда, барабан, отбивавший ритм, сменил тональность. Галера резко сбавила ход и начала заворачивать к берегу.
Находясь на юте судна, в отблесках костра я сумел рассмотреть нескольких всадников. Это были наши. Отличий в экипировке от русских дружин хватало, и даже при таком освещении можно было узнать своих.
Половина команды гребцов, по-быстрому облачившись в доспехи, покинула галеру вместе с нами, спустившись по трапу на берег. Остальные гребцы остались сидеть на скамьях, ожидая
