затащили в утробу, явно для пыток, выловленных из воды несчастного британского журналиста с парочкой самураев.
В гарнизонах Дальнего и Порт-Артура новость произвела ошеломляющее впечатление. Фоку пришлось с честными глазами многозначительно молчать, Алексеев же задним числом произвел «воскресших героев» в «мокрые прапора», и теперь с самым сумрачным видом ожидал дальнейшего развития ситуации. Видимо, с этой новостью ознакомились и японцы, потому что их броненосцы перестали появляться вблизи Дальнего и Порт-Артура, а крейсера ходили на приличной скорости и уже не останавливались. Да и часто беспричинно стреляли в воду, видимо нервы у сигнальщиков были напряжены и они замечали «перископы».
Так что новый «поручик Киже» зажил собственной самостоятельной жизнью, и теперь, даже если они с Алексеевым признаются в обмане (чего, понятное дело, не будет), то им просто не поверят…
— Бронепоезда будут окончательно готовы к двадцатому числу, — подполковник Спиридонов, начальник сформированного Квантунского железнодорожного батальона посмотрел на здание мастерских, где высились бронированные исполины, неизвестное пока на Дальнем Востоке оружие. Вообще-то, первые бронепоезда были применены пять лет тому назад англичанами в войне против буров, но то были кустарные конструкции.
Сейчас же были вполне современные, причем отнюдь не для начала века, образцы — паровоз, десантный вагон и две орудийные площадки были забронированы в два слоя полудюймовыми стальными листами на деревянной прокладке. На каждой бронеплощадке две массивные башни почти с круговым обстрелом, и в каждой по скорострельной пушке. На каждой еще по гатлингу или митральезе в каземате, и точно такие же предтечи пулеметов поставили на тендере и десантном вагоне.
Фок поступил вполне рационально — эти установки были тяжелыми, но в скорострельности почти не уступали «максиму». Трофеев, взятых у китайцев, пока имелось в достатке, как и патронов, а железнодорожной платформе вес гатлинга, или картечницы, как его порой называли, совсем не в тягость, такую здоровенную «дуру» не по грязи же тащить. А станковые пулеметы приберегли, они для полевого боя необходимы.
Но если строительство трех штурмовых бронепоездов пошло ударными темпами, благо материалов и квалифицированных работников хватало в избытке, то вот с экипажами возникли проблемы. В железнодорожном батальоне просто не было такого большого числа специалистов, а нужны артиллеристы, пулеметчики, телеграфисты, стрелки. Хорошо, что паровозные бригады имелись в достатке — машинисты и кочегары, да ремонтники к ним — всех призвали на военную службу.
А с экипажами выручил флот — сам наместник взял новый вид оружия под свое попечение, прикрепив к броненосцам строившиеся бронепоезда и подвижные артиллерийские батареи.
Так что сейчас среди грязных спецовок мастеровых было больше матросских форменок, да и часто в глаза попадались офицерские тужурки — да оно и понятно, если на тендере уже шло нанесенные краской старославянскими буквами название — «Севастополь». И Эссена здесь можно было встретить, пожалуй, чаще, чем на самом броненосце, что стоял на якоре в гавани Дальнего рядом с «Полтавой».
В Порт-Артуре уже были практически готовы три подвижных «блиндированных» батареи — все же их обустройство заняло гораздо меньше времени. В каждой по паровозу, обшитому стальными листами, по две площадки с установленными на них 152 мм морскими пушками старого образца, со стволами в 35 калибров, и прикрытых противоосколочными щитами. При стрельбе устанавливались опоры, иначе был риск, что платформу могло просто опрокинуть. И два пассажирских вагона в четыре оси, по одному на орудийную площадку. Очень необычного типа — «Полонсо», изготовленные на Путиловском заводе специально для КВЖД.
Вагоны были очень тяжелые, потому что на них пошла сталь толщиной в полсантиметра, которую ружейные пули не пробивали. Они были известны как «бронированные», или «Владикавказского типа», по названию первого заказчика, так и проходили по всем документам. Так что возиться с ними не пришлось — просто переоборудовались одной половиной для хранения внутри боеприпасов, а вторая оставалась жилой для экипажа. Только выше окна навешивали стальные экраны с прорезью для бойницы, в боевой ситуации они опускались, так же как и стекло. И пассажирский вагон за полминуты превращался в каземат, в котором для самообороны и отражения внезапного нападения вражеской пехоты или хунхузов ставилась мелкокалиберная пяти ствольная пушка револьверного типа. Плюс у команды имелись винтовки и револьверы — вполне достаточно, чтобы охладить пыл у рискнувших напасть на железнодорожную батарею.
«Ретирадные» орудия сняли с канонерских лодок — там они были ни к чему, раз корабли перевооружались новыми системами Кане. Первые площадки уже были готовы к бою, а на вторые только доставили из Владивостока снятые с крейсера «Рюрик» пушки.
— Федор Иосифович, прошу ускорить работы и по двум бронированным мотодрезинам, они будут нужны для разведки. Двигатели для них подобрали в порту — газойль есть у «Нобеля», хватит на все наши новинки топлива, — Фок только скривил губы, проклиная мысленно Куропаткина и Стесселя за оставление Дальнего в той истории — оставить столько ценного имущества противнику могли только предатели. Или глупец — и нет страшней напасти, когда такие являются властью.
В свое время, проходя курс русско-японской войны в академии, он поразился, насколько был недальновиден генерал Куропаткин, разработавший совершенно нереальный план войны с Японией, который должен был напоминать победоносную войну с Наполеоном в 1812 году. При этом совершенно не учитывалось современное положение дел, а логистика была просчитана на «пещерном» уровне.
А чего стоит письмо Куропаткина, направленное военному министру с его «наполеоновскими планами» совсем недавно, 15 апреля, за три дня до злосчастного для русской армии боя под Тюренченом:
«Японцы зашевелились на Ялу; с радостью буду приветствовать их вступление в Маньчжурию; охотно можно устроить им «золотой мост», лишь бы ни один из них не вернулся на родину. Вторжение японцев в Маньчжурию служило бы значительным указанием, что в этом направлении они двинут свои главные силы. Страх за Владивосток и Порт-Артур уменьшится; вместе с тем явится возможность улучшить наше ныне вынужденно весьма разбросанное не только в Южной Маньчжурии, но и на всем театре действий, расположение войск».
Фок тяжело вздохнул — эти строчки запомнил на всю жизнь, настолько они ему врезались в память. Непонимание реалий войны тут проявлено Куропаткиным наиболее ярко — сделать все от тебя зависящее, даже «построить» противнику «золотой мост», чтобы… проиграть войну как можно позорнее. Ему бы взглянуть на карту и понять, что вражеский десант необходимо сбрасывать в море обратно, атаковать его без промедлений. И пусть японцы все необходимое для своей армии несут по раскисшим корейским дорогам, которые лучше называть тропами. Причем таскать все будут кули, сгибаясь под невыносимой ношей. Быков и лошадей в
