вынырнуть из сладкого тумана, требуются титанические усилия воли.
— Нужно ее спрятать, — хриплю я.
— Опять? Что в этот раз? — ворчит он.
— Долго рассказывать. Пусть она сутки побудет у тебя, а потом я подыщу ей более подходящее убежище.
— И это правильно! Только давай встретимся не здесь, а? Ты чипирован, я не знаю, как работает чип, есть ли там следящее устройство. Давай лучше в условленном месте в условленное время, чтоб логово не светить?
Элисса наконец отстраняется, садится в кресло, подтянув колени к животу и уткнувшись в них.
— Кстати, о деле трансплантологов. Контору «Бонус-Эс» крышует полковник Вайоддан, так что на твоем уровне бороться — дохлый номер. — Он переводит взгляд на Элиссу. — Ладно, пусть остается. Так где и когда встречаемся?
Называю координаты Лики, время — девятнадцать ровно. Элисса вскакивает, подходит ко мне. Говорю:
— Не переживай, все будет хорошо.
Она вкладывает свой смысл в мое «хорошо»:
— Мы ведь увидимся?
— Обязательно. Иначе не может быть.
Глажу ее по голове, целовать не рискую даже в щеку — меня пугает собственная реакция, я теряю адекватность, как девственник перед проституткой, и такое состояние мне отвратительно.
Теперь нужно пройти процедуру опознания перед тем, как меня пустят наверх. Очень надеюсь, что моя версия произошедшего сгодится. Затем — поговорить с Помпилиями об Элиссе. Стараюсь не думать о том, что будет, если они откажутся ее приютить. Завтра надо как-то опять спуститься, протащить девушку наверх.
И параллельным курсом — рассказать Эду о полковнике Вайоддане, найти мальчика, приготовленного на заклание, установить ему маячок. Продумать, как его вызволять из питомника. Кое-какие соображения на этот счет у меня есть, заодно попытаюсь запустить цепную реакцию. Одно ясно: спокойной жизни нам с Эдом после этого не видать, и мне все равно придется рисковать на Полигоне. Прием заявок на участие в реалити-шоу заканчивается через три дня.
* * *
Этот безопасник — ну просто сферический представитель своей профессии в вакууме: серые волосы, незапоминающееся безбровое лицо, глазки-буравчики. Отношение ко мне — равнодушие. Я для него не подозреваемый, а очередной идиот — моя стратегия работает.
— Ты говоришь, что побежал в здание, когда дал уйти членам своей команды. Зачем? Почему не попытался прорваться к военным?
— Потому что работали снайперы, простреливали двор, и я подумал, что у них есть гранаты, меня убили бы. А из здания все ушли, я посчитал, что там безопаснее дожидаться наших, — пожимаю плечами я и повторяю то, что уже рассказывал: — Потом я надел поверх костюма тряпье, увидел боевиков, их было несколько, и выбежал на улицу. Там по мне открыли огонь, я нашел люк в земле и залез туда, а потом заблудился.
— Понятно. И не заметил, как потерял браслет.
— Не заметил. Наверное, зацепился за что-то, ведь шел бой.
— Но ты и раньше бывал на первом уровне. Что ты там делал?
Притворяюсь, что смущен, отвечаю с промедлением.
— Доступные женщины. На достойных у меня не хватает средств.
— Свободен. — Безопасник кривится, нажимает на кнопку и склоняется над коммуникатором: — Выдать Тальпаллису новый браслет и сопроводить на второй уровень.
Больше всего мне хочется отправиться к Помпилиям, но понимаю, что надо сперва обозначить себя в общежитии, успокоить Эда, что я в норме. Да и перед Оллебом следует отчитаться, пусть и не хочется. Только бы не начали таскать по дознаниям, выяснять, что привело к потере флаера!
Едва переступаю порог комнаты, как Кириан — помятый, с синей шишкой на лбу — восклицает:
— Лео! Вот это да! Я уж тебя похоронил!
Он бросается ко мне, трясет мою руку. Его отношение ко мне — симпатия.
— Спасибо тебе! Ты всем нам жизнь спас! Мы с Эдом написали в отчете, какой ты герой! Где ты шарахался так долго?
Сразу же меняю тему:
— Наши все живы?
— Да. Эд очень о тебе беспокоится, прямо как баба влюбленная! Ты осторожнее с ним, подозрительно это. Подыхал, подыхал и вдруг тебя увидел — и воспрянул.
— Оллеб как себя ведет?
— Потух. Он потерял флаер, за это его понизят в звании.
— Ставлю три тысячи, что не понизят, — говорю я.
— Мне все равно. Кстати, тебе тоже нужно написать отчет в течение суток…
— Делаешь ставку? А то мне деньги нужны.
— Вот еще…
— Как с Эдом связаться?
Кириан говорит номер, я торопливо шагаю к телефону в общем коридоре, а Кир все достает вопросами, как мне удалось потеряться и посеять браслет. Вот же тупой! Когда набираю Эда, Кир топчется рядом, только напоровшись на мой взгляд, отходит подальше.
Отвечает мать Эда, передает ему трубку и, косясь на Кира, я быстро говорю:
— Это Леон. Жив, здоров. У тебя буду в семь вечера. Есть новости по нашему делу. Большего не скажу.
— Рад, что все в порядке. Понял. Жду. У меня тоже есть новости по мальчику.
Вот это по-мужски! Лаконично, по делу, не то что Кир сопли размазывает.
— Так ты что, уходишь? — возмущенно вопрошает Кир.
— Отвали, а? А то я начинаю жалеть, что не позволил тебе убиться во флаере.
Кир отвешивает челюсть и ретируется. Его отношение ко мне не меняется: по-прежнему симпатия.
Вот теперь можно спокойно наведаться к Помпилиям. Начало пятого вечера. В коридоре людно и шумно: юные полицейские, кто в форме, кто по гражданке, возвращаются в свои комнаты. Иду возле стены, погруженный в мысли, и вдруг ощущаю едва заметное прикосновение ледяных пальцев к шее. Вздрагиваю, останавливаюсь, и программа подсвечивает красным силуэт вдалеке. Сначала думаю, что это невзлюбивший меня Оллеб, но вскоре понимаю, что нет, парень мне незнаком. Он слишком далеко, и информация не считывается. Ускоряю шаг, фокусируясь на силуэте, движущемся навстречу. Он то появляется за другими людьми, то исчезает.
Метрах в двадцати от меня незнакомец резко поворачивает, открывает дверь и заходит к себе. Так и не успел посмотреть, кто он и откуда эта ненависть.
До самого пути на улицу не могу отделаться от ощущения чужого внимания. Выйдя, чувствую себя и вовсе беспомощным. Кажется, что злобные глаза глядят из-за черных окон улья, из проезжающих автомобилей. Невольно начинаю искать недоброжелателя среди идущих навстречу прохожих. Кажется, даже небо враждебно нависает надо мной.
А потом происходит странное: вместо того, чтобы шагать вперед, мои ноги перестают слушаться, я делаю шаг назад, и стеклянная остановка, с которой я должен был поравняться, рассыпается осколками.
Понимание прокатывается по телу ледяной волной: меня только что пытался убить неизвестный киллер. Причем непонятно, откуда он стрелял! И почему именно в меня, ведь я не сделал ничего, достойного убийства.
Откатываюсь за кусты, ползу ко входу в подъезд улья. Люди начинают в панике метаться, но на мне никто внимания не акцентирует.
Перед глазами всплывает текст:
Благословение Танит помогло тебе избежать внезапной смерти!
Охреневаю так, что забываю о киллере. Что за благословение и где я успел его подхватить? На запрос приходит ответ:
Богиня Танит благословила тебя!
Ее покровительство способно избавить тебя от внезапной смерти.
Что еще дает благословение, кроме предотвращения внезапной смерти? Делаю мысленный запрос, но программа не отвечает. Валяюсь в кустах, не решаясь высунуться, ведь у меня нет даже пистолета, а в голове роятся мысли. Вряд ли благословение само собой на меня ниспослалось. Я сделал что-то, расположившее ко мне Танит, богиню-девственницу. То ли супругу, то ли вечную невесту Ваала.
Приходит догадка, заставляющая меня на миг оцепенеть.
Танит воплощается в девушке из древнего пунийского рода, выбирает мужчину из себе подобных, и тот становится Белым Судьей. Элисса из рода Магонов — самого древнего из существующих пунийских родов!
Все у зверобогих пошло наперекосяк! Танит выбрала меня, плебея, даже не черноротого. Но почему? Эта богиня больше не с Ваалом? Или человеческое в Элиссе победило божественное?
Теперь понятно, зачем она была нужна Боэтарху — он каким-то чудом узнал, что Танит воплотилась в ней, и пытается взять силой то, что считает своим по праву. И знание того, что Элисса его дочь, вряд ли остановит его. Теперь понятно, откуда в девчонке такой магнетизм — она не должна оставить равнодушным никого, в первую очередь избранника.
Потому-то меня так и размазало во время поцелуя. Это ведь божественный поцелуй! И, овладев Элиссой, я получу суперприз. Вот тебе и «слушай свое сердце».
Не проходит и минуты, как прибывает флаер внешнего патруля, я поднимаюсь и, пригибаясь, семеню прочь, прокручивая наши с Элиссой разговоры, вспоминая, как из напуганной девочки
