Гришин, командир бывшей второй стрелковой, ныне 1-й гвардейской, вернулся на 'свой' участок, где провел весь 41-й год, поэтому спустя три дня наступление немцев на этом участке выдохлось, но они ударили в районе Новогрода, там, где обмелевшая Писа позволила им без особых проблем ее форсировать. Забрувский УР так же запросил помощи и из Осовца, и из Белостока. Помогли и авиацией и артиллерией, и танками. Прорыв по правому флангу у немцев не получился, но, корпус понес довольно солидные потери, в основном, в бронетехнике. Новые немецкие орудия уверенно пробивали Т-34, и начали пробивать КВ. Танкисты жаловались на недостаточную мощность пушки Ф-34, но промышленность продолжала выпускать танки со старым орудием, хотя на заседании в Кремле много говорилось о том, что техника противника на месте не стоит, и требуется переход на новый калибр. В летних боях отлично проявили себя 57мм и 130мм противотанковые орудия ЗиС-2 и М-47. На левом фланге немцам удалось создать довольно большой плацдарм, и, пока, они удерживают его. Но, их план срезать выступ практически провалился. Пятый гвардейский корпус был переброшен под Цехановец, туда же привлекли две дивизии 1-го корпуса, придав их Пятому, и начали выдавливать немцев с плацдарма. Но, дивизий у Паулюса было много, они, сменяя друг друга, продолжали более двух месяцев оборонять захваченный плацдарм, срывая тем самым наше наступление в Восточной Пруссии. Богданов попытался атаковать в лоб Мариамполь, но, неудачно. Там, даже не смогли прорвать первую линию обороны. Все лето происходили какие-то непонятные операции то на одном участке, то на другом. Брать Мариамполь следовало с запада, но там не хватало сил и средств, так как большая часть 10-й армии с июля находилась в боях, и, несмотря на имевшийся план удара от Виштынецкого озера в направлении Вилкавышек, высвободить 1-й гвардейский для этого у Богданова не получилось. В итоге его сняли в Сентябре, и вместо него приехал Конев.
Дело командира 320-й дивизии принес бригвоенюрист Могелевский: ВМСЗ за потерю управления вверенными частями и не согласованный отвод штаба дивизии в тыл. Фроим Моисеевич специально положил папку с делом на самый верх. По званию бывший полковник Шаповалов был самым старшим, и давненько такие дела в трибунале не рассматривались. Поэтому Фроим Моисеевич немного нервничал. Влад начал листать дело. Прочел собственноручные показания, протоколы допросов свидетелей. Из них было видно, что запаниковал комдив, оказавшись под довольно мощным обстрелом. Но на фронте он всего 26 дней. Против него играл и еще один факт: Барбара нашла сводку о судьбе 320-й дивизии в той войне, и там черным по белому было написано: командир 320-й добровольно сдался в плен, и спустя три месяца начал сотрудничать с немцами в лагере. Дальнейшая судьба не прослеживается, из плена он не освобождался, но и в РОА замечен не был. Встречаться с осужденным Влад не стал. Просто подписал приговор. Фроим Моисеевич облегченно вздохнул, и подал следующее дело.
- А где дело на начальника политотдела дивизии?
- Не было!
- Почему? Где находился Политотдел дивизии?
- В штабе...
- Почему это обстоятельство не рассмотрено?
- Никаких указаний по этому поводу от товарища Крайнова или товарища Дубровского не поступало.
- Даже так? - сказал Владислав, снимая трубку телефона. - Петр Иванович, зайдите!
Поприветствовав вошедшего генерал-майора, комкор протянул ему дело полковника Шаповалова.
- Тут такое дело, Петр Иванович, командир дивизии будет расстрелян сегодня за оставление штабом Кольно и самовольную передислокацию штаба в тыл. А начальника Политотдела дивизии, почему-то, оставляем на месте, он не пострадал. Когда поощряем соединение, то ордена раздаем и командирам, и политработникам, а когда наказываем, то только командиров. Так, что-ли? Вначале курим твои, а потом каждый свои?
- Товарищ генерал-майор, эта дивизия не входит в наш корпус, поэтому я, лично, не принимал участия в разборе действий полковников Шаповалова и Троицкого. Они относятся к армии.
- Но судит не армия, а трибунал нашего корпуса. Разберитесь и доложите!
- Я должен согласовать этот вопрос с генерал-лейтенантом Дубровским, ЧВС нашей армии. Потребуется время.
- У Вас есть шесть часов. Комдив и НачПО должны быть осуждены в один день, товарищи. Вы меня понимаете?
- Так точно, Владислав Николаевич. Я, тоже, считаю, что это должно быть так.
Однако так не получилось! У полковника Троицкого оказалось легкое ранение, практически царапина от немецкого осколка, полученная в Кольно, и рассмотрение его дела затянулось на два месяца! За него заступались на самом высоком уровне, и, в конце концов, перевели его на другой фронт. Но, Могелевский нашел свидетельницу: военфельдшера, которая оказывала помощь полковнику Троицкому, и это происходило не в Кольно, как было записано в медсанбате дивизии, а под Ломжей, и ранен он был не осколком снаряда, а осколком бомбы, сброшенной на колонну штабных машин. Этот подлог, в конечном итоге, и поставил черту под деятельностью бывшего начальника политотдела 320-й дивизии. Военврач II ранга Антонова, сделавшая эту запись, так же была осуждена и приговорена к расстрелу.
В целом лето 42-го года немцы провели активно пытаясь пробить нашу оборону на многих участках, используя новую, точнее, модернизированную технику. На некоторых участках фронта это им частично удалось, и они немного потеснили наши войска, в том числе и на участке Западного фронта под Цехановцем, мы смогли восстановить там положение только после длительных и упорных боев силами почти двух армий. Лишь объединив две гвардейские штурмовые дивизии на одном участке, войска фронта сумели выбить немцев с плацдарма на правом берегу Буга. После этого фронт немного успокоился, начались восстановительные работы на всем участке обороны. Для немцев такая задержка в нашем наступлении была очень выгодна, так как зимой и весной их заметно потеснили на Кенигсбергском направлении. Кроме боев под Кольно, корпус активно 'работал' в Роминтенском лесу, продолжая выбивать немцев из него, зачищать Выштенецкую возвышенность, готовя условия для наступления в направлении Вержболово. Взять его было задачей еще довоенной! Поэтому, как только немного затихло на западе, корпус начали пополнять и перебрасывать в Нассавер-форст. Сейчас там почти пусто, несколько небольших поселков, а в 42-м - через каждые 500 метров стоял фольварк, дот или дзот. В каждой рощице - противотанковая батарея, сплошные минные поля. С высоты 232,0 Влад внимательно осматривал панораму будущей битвы. Все это предстояло снести артиллерийским огнем, выжечь доты и дзоты, снести все стены, все надолбы и контрэскарпы. В корпус пошла новая техника: танки ИС с 85-мм пушкой, САУ ИСУ-152, Т-34-85, СУ-85 и СУ-76. Прибавилось и реактивной артиллерии. Удачно разместив корпусную артиллерию, спрятав ее в лесу на обратных склонах многочисленных высоток, артиллерийская разведка зря времени не теряла, и проведя серьезную воздушную разведку, Преображенский надеялся на успех, тем более, что сзади его 'подпирала' свежая 62 армия, прибывшая на фронт совсем недавно. В Ставке, наконец, вспомнили о фронте, и перебросили сюда две свежие армии. Одну в район Осовца, вторую - правее, усилив 3-ю армию. Но, первыми в бой пойдут гвардейцы. Влад считал, что у соседей более выгодная позиция, впрочем, это всегда так кажется. Чуть справа возвышается небольшая башня, костел в Вензловишкен, небольшой деревушке на самой бывшей границе. Костелы в этой местности больше сторожевые башни напоминают. Скорее всего, так и строились, а уж потом под церкви стали использовать. Ну, и как наблюдательные пункты. Так что, первый снаряд - ей!
